– Надеюсь, что нет. – В голову Элис приходит вдруг новая мысль: что, если Ханна с Майклом попали в аварию?

Совсем рядом раздается громкий хриплый смех, Элис и ее собеседница машинально оборачиваются. Старик в жилетке, похоже, отлично поладил с той самой Ники. Он берет со столика бутылку и подливает себе и Ники вина.

– Кокетничают на поминках, – говорит собеседница Элис, – жалкое зрелище.

Заметив, что из туалета выходит второй мужчина, Гарри-или-Генри, Элис решается на отчаянный шаг и перехватывает его.

– Вы знакомы? – спрашивает она. – Вы же оба дружили с тетушкой?

– Лидия, – представляется женщина, не подав руки.

– Хью, – подает голос мужчина. На вид ему, робкому и неуверенному в себе, лет семьдесят.

Мучаясь угрызениями совести, Элис оставляет их наедине. Она сомневается, что Хью подходит Лидии, однако времени на раздумья у нее не остается: в противоположном углу зала она видит Майкла, который беседует с матерью. Ханны с ними нет.

Элис подходит к ним и уже собирается спросить, где Ханна, но Майкл ее опережает:

– Элис, ты в курсе, что сэндвичи с мясом и вегетарианские лежат рядом на одном блюде?

– О господи, – вздыхает Элис, – но если гости видят, что именно они едят, то, полагаю, ничего страшного не случится.

– К тому же когда кладешь сэндвичи с яйцом рядом с другой едой, то все пропитывается запахом яйца.

– Но ты же любишь сэндвичи с яйцом, – говорит Элис, – вон как раз такой ты и ешь.

– Не в этом дело. Я и с ветчиной люблю, и лучше, когда ветчина на вкус как ветчина, а не как яйцо.

– Что ж, тогда переложу сэндвичи с яйцом на отдельное блюдо.

– Уже поздно.

– Где Ханна?

– Не знаю, – раздраженно отвечает Майкл, – разве я сторож своей сестре?

– Но ведь это ты ее сюда привез, разве нет? – волнуется Элис.

– А-а, ну да. Вот только когда мы приехали, она выскочила – сказала «голову проветрить», и больше я ее не видел.

«Проветрить голову» Майкл выговаривает особенно выразительно, словно считая, будто Ханна занята каким-то непотребством.

– Кстати, я неплохо себя чувствую, – встревает мать, – спасибо, что спросила.

– Прости, мама, – отвечает Элис, – я просто растерялась. Ты как?

– Так себе. День непростой выдался. Нам сейчас только Ханны не хватало и ее жажды внимания.

– Да не нужно ей это, – возражает Элис. Вообще-то Ханна поступает как раз наоборот: она настолько отдалилась от семьи, что почти совсем исчезла.

Старик в жилетке снова хохочет, и, оглянувшись, Элис видит, что он в сопровождении Ники направляется к ним.

– Чудесная церемония, – говорит он, подойдя, и поднимает бокал.

– Да, вы замечательно с ней попрощались, – поддакивает Ники. Зубы у нее измазаны помадой. И она, и ее собеседник явно перебрали.

Элис бросает взгляд на столик и, к своему ужасу, видит, что из восьми бутылок вина, которые она выставила изначально, шесть уже пустые. Неужели эта парочка выпила все в одиночку? Бегло обозрев помещение, Элис с облегчением замечает в руках у многих присутствующих бокалы с вином.

– Сэндвичи, боюсь, суховаты, – говорит мать Элис, не обращаясь ни к кому конкретно.

– О нет, – возражает Жилетка, – ничего подобного. Очень вкусные сэндвичи. Исключительно!

– Надеюсь, не заветрились, – говорит мать, – парня, который их делал, как будто откуда-то с улицы наняли.

– А по-моему, он очень профессионально работал, – не соглашается Элис.

– Ой, Элис, тебя послушать – так все вокруг профессионалы.

– Я пойду на кухню – надо еще спиртного принести, – говорит Элис. На самом же деле, думает она, если что и надо, так это найти Ханну.

Ханна и вправду обнаруживается на кухне – сидя на разделочном столе, она болтает ногой и отхлебывает из бокала вино.

– Вот ты где! – восклицает Элис чуть радостнее, чем собиралась.

– После поездки сюда мне срочно надо было выпить, – говорит Ханна. – Возраст не пошел Майклу на пользу.

– Он сегодня ужасно нудный, – заявляет Элис. Предательство с ее стороны, но ради мимолетной улыбки, которой награждает ее Ханна, и предать не жалко.

Она направляется в угол за новым ящиком с бутылками. Возможно, перед отъездом Ханна согласится выпить с ней в Лондоне кофе или пропустить по стаканчику, и тогда они наконец наведут порядок в отношениях. В худшие моменты Элис в ужасе думает, что Ханна никогда ее не простит и что ей теперь всю жизнь маяться без сестры.

– Ты надолго приехала? – с деланой непринужденностью спрашивает она.

– В смысле? – не понимает Ханна.

– Ты когда обратно улетаешь?

– Я не улетаю, – бросает Ханна, не глядя на Элис. И, не дождавшись ответа, добавляет: – Ты же не думаешь, что я только ради всего этого приехала?

Элис качает головой, но на самом деле она думает именно так.

Ханна смеется:

– Я что, за шесть тысяч миль прилетела ради похорон тетки, которую я толком и не помню? Да брось, Элис! Такое скорее по твоей части.

Может, так оно и есть, но Элис сомневается – в первую очередь она не представляет себе, с чего бы ей оказаться в шести тысячах миль от семьи. И, все еще не смея верить, она переспрашивает:

– То есть ты вернулась домой? Навсегда?

– Я вернулась в Англию, – мягко поправляет ее Ханна, – пока.

– А работа как же?

– Буду работать в МИДе в Лондоне.

– Это потрясающе, – говорит Элис, – отличная новость. Где ты будешь жить?

– Пока не знаю. Найду что-нибудь…

– Хочешь, поживи у меня, – предлагает Элис, – мои соседки по квартире возражать не станут. А спать можешь на диване в гостиной. Или я на диване лягу, а тебе кровать уступлю. Я в Клэпэме живу, помнишь? И с транспортом очень удобно. По Северной линии тебе как раз до «Эмбенкмента» добираться или до «Ватерлоо», а оттуда пешком.

– Спасибо, – обрывает Ханна, – но я как-нибудь сама.

Элис замолкает. Она зашла слишком далеко и слишком быстро, это ей понятно.

Ханна изящно, не пролив ни капли вина, спрыгивает со стола.

– Ладно, пойду с мамой поговорю. Нельзя же вечно тянуть.

– Она сегодня слегка…

– Она всегда слегка. Переживу.

– Или и тебя заодно похоронят, – шутит Элис.

Когда Ханна уходит, она, чтобы собраться с мыслями, ненадолго остается на кухне. Потом берет ящик, относит его в зал, выставляет бутылки на столик, а пустые убирает в ящик. Ханна стоит рядом с матерью, Ники и Жилеткой. И к ним же приближается пожилая миссис Линден. Молодец Ханна, что подошла к матери именно сейчас. В присутствии свидетелей.

– Ну ты размахнулась! – Сбоку вдруг вырастает Майкл. – Неужто нам еще шесть бутылок нужны? Вон тому типу явно уже хватит.

Элис смотрит в том же направлении, что и Майкл. Размахивая бокалом, Жилетка что-то втолковывает Ханне, а та кивает с таким видом, словно того и гляди рассмеется. Элис глядит на сестру, и ее охватывает ликование.

– Но у людей отдушина появилась, и это замечательно, – говорит она Майклу. «Ханна дома, – так и тянет ее сказать, – Ханна наконец-то вернулась». Впрочем, эта новость совсем свежая и слишком драгоценная, чтобы ее обсуждать.

– На мой взгляд, у этого отдушина что-то великовата, – парирует Майкл.

– Ну и ладно.

– Он мне заявил, что я на юриста похож.

– Так ты и есть юрист, – резонно замечает Элис.

– Элис, он это сказал не как комплимент.

Элис относит ящик с пустыми бутылками на кухню и берет там блюдо с шоколадными печеньями. Сэндвичей осталось много, но она думает, что сейчас гостям наверняка уже хочется чего-нибудь сладкого. После она обходит зал, убеждаясь, что всем всего достаточно, особенно пожилым соседям. Дерганая женщина по имени Лидия по-прежнему беседует с милягой Хью. Элис останавливается возле соседей – миссис Джексон и мистера Блайта. Те пьют чай и болтают.

– Как славно, что вы пришли, – говорит она.

– А как иначе, солнышко, – отвечает миссис Джексон, – не могли же мы не прийти. Какой она когда-то чудесной девчушкой была.

Элис вспоминает тетку – нет, чтобы представить ее «чудесной девчушкой», у нее воображения не хватит. От этого ей становится грустно.

– Трагедия, – кивает мистер Блайт, – для всей семьи настоящая трагедия.

Элис кивает в ответ. Перед глазами у нее встают тревожные, блеклые лица бабушки с дедушкой. Холодно-сдержанное лицо матери. Затем она думает о Ханне, чья жизнь складывалась труднее, чем надо бы.

– Ханна так на нее похожа, – говорит миссис Джексон, – такие же волосы, светлые, чудесные. Кэти в молодости красавица была. И Ханна эту красоту унаследовала.

– Но удивительно, – добавляет мистер Блайт, – вы с Ханной совсем разные. Ты брюнетка. Хотя вы близнецы.

– Ханна поразительная красавица, прямо как Кэти, – продолжает миссис Джексон.

– Вы такие разные, – повторяет мистер Блайт, – полная противоположность.

Для ее самооценки день выдался неудачный, это Элис чувствует.

– Принести вам что-нибудь? Еще сэндвичей? Или печенья?

Она приносит им печенья на блюдцах и решает, что пора подойти к матери и Ханне. Миссис Линден и Жилетка по-прежнему стоят с ними, а вот Ники их покинула.

– Я как раз говорил вашей матери, что это настоящий подарок – когда в такой день твои дети рядом с тобой, – говорит Жилетка Элис, когда та присоединяется к их маленькой группе. Он так растроган, что чуть не плачет.

Элис улыбается и кивает. Про подарок мать наверняка с ним поспорила бы. Ее взгляд ненадолго падает на Ханну. Та отводит глаза, но Элис успевает увидеть в них веселую искорку, в кои-то веки мысли у них совпали.

– У меня детей нет, – добавляет Жилетка.

– Нет? – переспрашивает миссис Линден. – Очень жаль.

– Дети – это не каждому дано, – говорит мать Элис.

– Вот и у меня не получилось, – подхватывает Жилетка.

– Ох, ужасно жаль, – говорит Элис и снова оглядывается – пробормотав извинения, Ханна отходит в сторону. Куда она, интересно, направляется?

– Да, не судьба, – сокрушается Жилетка.

– Наверное, иногда и так бывает. – Не желая показаться невежливой, Элис заставляет себя проявить чуткость.

Жилетка совсем опьянел, и язык у него заплетается.

– И дело не в том, что я не пытался, – грустно продолжает он.

– О господи, – отвечает Элис, – очень сочувствую.

– Случается и такое, – кивает миссис Линден, – это нелегко.

Жилетка вздыхает:

– Дух стремился. – Он умолкает, но никто не знает, что на это ответить, и Жилетка добавляет: – Это все плоть, понимаете. – Он заговорщицки склоняется к Элис, в которой явно углядел самое искреннее сострадание: – Плоть немощна.

Элис чувствует, как лицо заливает краска. Она не смеет поднять глаз ни на мать, ни на миссис Линден.

– Очень сочувствую, – выдавливает она.

Жилетка отхлебывает вина.

– Уж как есть. Остается только стараться.

– Да, это верно.

Наступившее молчание дарит Элис надежду, что тема закрыта, но потом старик добавляет:

– Однако иногда сколько ни старайся, все без толку. В том-то и беда. Когда доходит до дела, эта штука просто не поднимается.

Элис замирает, не в состоянии отвечать.

– Элис, – резко говорит мать, – что же ты не расскажешь миссис Линден про спонсорский поход у вас на работе?

– Мы ходили в спонсорский поход… – начинает было Элис.

– Они просто не понимают, как ты переживаешь, вот в чем беда-то, – не унимается Жилетка, – а они еще так смотрят на тебя. – Осушив бокал, он глядит в пустоту. – Им-то легко. Знай себе лежи.

– Не хотите чаю? – быстро спрашивает Элис.

Жилетка удивленно поворачивается к ней. Отвечает он не сразу, сперва словно переваривает услышанное, а потом говорит:

– Было бы славно. Благодарю.

С детской кротостью он следует за ней к столику, отдает ей бокал и дожидается, пока она нальет ему чаю, добавит молока и передаст ему чашку с блюдцем:

– Вот, держите.

Он отхлебывает чаю.

– Возьмите еще печенье. – Элис дружелюбно протягивает ему блюдо с печеньями.

Напротив них, с другой стороны столика, Майкл угрюмо жует сэндвич с ветчиной. Сперва он наблюдал за Жилеткой, а теперь уставился на Элис. «Я предупреждал», – отчетливо читается в его взгляде.

– Пойду свежим воздухом подышу. – И Жилетка с чашкой в руках, пошатываясь, направляется к выходу.

– Как ты допустила, чтоб он так напился? – спрашивает подошедший Майкл.

– Ничего я не допускала. И вообще, не особо он и напился.

– Ты посмотри только, как его заносит. – Наблюдая за тем, как Жилетка шагает по залу, Майкл откусывает сэндвич, жует и качает головой: – На вкус как яйцо.

Это он произносит не сердито, а скорее печально.

– Как чудесно, что Ханна приехала, – говорит Элис, – правда ведь? Я, пока ее не увидела, и не думала, что она приедет.

Майкл пожимает плечами:

– Ханна поступает, как ей удобно. Вечно такая была.

– И она вернулась, – сдерживаться дальше Элис не в силах, – вернулась насовсем. Она сама мне сказала.

– По крайней мере, теперь мы за ней присмотрим. Чтобы она вразнос не пошла.

– Да никуда она не пойдет, – отмахивается Элис. В этом Майкл, похоже, не уверен. – Главное, – говорит Элис, – это что мы снова вместе. Наконец-то.

– Только отца нет, – коротко бросает Майкл, – и это с концами.

Он произнес это без особых эмоций, поэтому Элис, которая обычно рвется утешить собеседника, не знает, как ей ответить. Их отвлекает громкое звяканье – кто-то постукивает вилкой о бокал. Гул голосов стихает, и Элис озирается, выискивая источник звяканья. К собственному ужасу, она видит, что это Жилетка: до двери он так и не добрался, зато выдвинул в центр зала стул и влез на него. В руке Жилетка держит очередной бокал вина.

– Пора сказать несколько слов, – со свойственной пьяным старательностью он пытается выговаривать эти самые слова особенно четко, – об усопшей.

– Что он такое творит? – шипит Майкл Элис.

– Собирается речь произнести, – шепчет она в ответ.

– Это я понял, Элис.

Теперь, оказавшись в центре внимания, Жилетка растерян и не знает, что сказать дальше. Лицо его на миг искажается в панике. Элис надеется, что он ограничится обычными клише, мол, ее тетушка прожила интересную жизнь, это острая утрата для всех и прочее, и прочее, а в конце сделает какой-нибудь вывод. Тогда, по крайней мере, всеобщая неловкость будет недолгой.

К сожалению, страх публичных выступлений заставляет Жилетку действовать иначе. После заминки он начинает:

– Друзья, сограждане, внемлите мне! – Такое вступление, похоже, возродило в нем веру в себя. – Не восхвалять я Цезаря пришел, а хоронить!^[1] – продолжает он, чуть покачнувшись.

– Элис, прекрати это, – шепчет Майкл.

– Но я не знаю как, – теряется Элис. Она с опаской оглядывает зал. Большинство гостей просто смущены, а вот лицо матери превратилось в бесстрастную маску.

Майкл берет инициативу в свои руки и откашливается.

– Благодарю, но речей здесь не предусмотрено, – говорит он.

Жилетка вскидывает руки, призывая к тишине.

– Ведь зло переживает людей… – не унимается он.

– Сейчас не время и не место, – настаивает Майкл и косится на мать.

– …добро же погребают с ними…

– Достаточно.

– Пусть с Цезарем так будет! – Тут Жилетка взмахивает рукой, и вино выплескивается на Хью, который имел неосторожность встать неподалеку.

– Так, – тоном, не терпящим возражений, начинает Майкл и выступает вперед, – хватит. Будьте любезны слезть со стула.

На миг Элис кажется, будто он собирается произвести арест. Жилетка поворачивается к Майклу:

– Вы, сэр, отвратительный грубиян. Нарушителям спокойствия здесь не место! Сделайте милость, уймитесь, а то я прикажу за ухо вывести вас отсюда.

– Боже ж ты мой, – бормочет Майкл, но остается на месте, не зная, как поступить.

Элис понимает, что стаскивать оратора со стула он не собирается и что ей следует помочь Майклу, – от гнева щеки у того побагровели, – но она словно окаменела. Другие гости тоже, по всей видимости, решили не вмешиваться. Все они, кроме Лидии, которую это зрелище явно веселит и которая с интересом наблюдает за Жилеткой, старательно отводят глаза. Мать Элис смотрит в окно, точно эта глупая сцена не имеет к ней никакого отношения. С виду сдержанная и терпеливая, но Элис слишком хорошо изучила ее, чтобы принять это на веру.

Жилетка переводит ошалелый взгляд с Майкла на остальных.

– На чем я остановился? – спрашивает он.

– Пусть с Цезарем так будет, – подсказывает Лидия.

– Точно. Пусть с Цезарем так будет. – Он запинается, и в Элис теплится надежда, что он закончил, однако Жилетка просто переводит дыхание. – Честный Брут сказал, что Цезарь был властолюбив! – Он опять взмахивает рукой, и на этот раз бокал выскальзывает у него из пальцев и, пролетев в опасной близости от головы Хью, падает на пол и разлетается вдребезги. Жилетка замирает, явно удивленный этой помехой.

На пороге кухни Элис замечает Ханну. Лицо у нее, как всегда, невозмутимое, но, перехватив взгляд Элис, Ханна подмигивает. Правда, как это толковать, Элис не знает.

Жилетка медленно и строго качает головой – смотрит он при этом на Хью и явно полагает, будто это Хью расколотил стакан, – и продолжает:

– Коль это правда – это тяжкий грех, за это Цезарь тяжко поплатился. Здесь с разрешенья Брута и других… – Следует многозначительная пауза, а потом Жилетка язвительно добавляет: – А Брут ведь – благородный человек. – Говоря это, он не сводит глаз с Майкла.

– Это все из-за тебя, Элис, – мямлит Майкл.

– И те, другие, тоже благородны. – Теперь Жилетка презрительно смотрит на всех присутствующих. Чем больше он говорит, тем сильнее портится у него настроение – возможно, из-за вмешательства Майкла. После следующей театральной паузы он громко шепчет: – Над прахом Цезаря я речь держу.

«О господи, – думает Элис, – это что, только начало?»

– Вы себя позорите и других смущаете. – Майкл, похоже, постепенно приходит в себя. – Пожалуйста, слезайте.

– Мне не заткнуть рот! – Жилетка, воодушевившись, поворачивается к Майклу: – Вы, сэр, гнусный мерзавец! Перво-наперво нам следовало бы поубивать юристов. Ха! Берегитесь его, дамы и господа, – Жилетка накручивает себя все сильнее, – судья у него в кармане, поэтому он на всю жизнь упечет вас за решетку. Так и есть. Он сам – судья, присяжные и палач!

– Вообще-то я не занимаюсь уголовным правом, – надменно заявляет Майкл, – моя специализация – корпоративное налогообложение.

К несчастью, эта поправка становится последней каплей.

– Верх неуважения! – выкрикивает Жилетка. – Да это просто логово произвола! Ты, ничего не подозревая, заходишь в комнату, а она кишит налоговыми юристами! Спорим, у них вся семейка – налоговые юристы? И друзья их такие же. Даже вот эта дама, – он показывает на пожилую миссис Линден, – и та наверняка налоговый юрист. Только на пенсии, – добавляет он, – но это так себе утешение. И этот господин тоже. – Он тычет в мистера Брайта, и тот растерянно мотает головой.

Жилетка придирчиво оглядывает присутствующих, выискивая новый источник вдохновения.

– Вот он, – его взгляд останавливается на Хью, – вряд ли налоговик. Впрочем, может, и он из них. Так с ходу и не определишь. Не исключено, что он вообще бухгалтер.

Хью молчит, уставясь в бокал, словно мечтает забраться внутрь и спрятаться.

– А она… – Жилетка указывает вдруг на Элис, и та замирает от ужаса. Правда, Жилетка нарушает ожидания: – Вообще-то она хорошая. Печеньем меня угостила. Она – роза среди шипов.

Элис, хоть и против своей воли, чувствует себя польщенной.

– Нет уж, в таком месте надо быть начеку, – заявляет Жилетка, – змеиное гнездо, вот тут что! И еще, – он пошатывается, – с сэндвичами поосторожнее. Честно говоря, хоть я это и отрицал, но они жестковатые. – Очередная пауза для пущей убедительности. – По правде сказать, хлеб, скорее всего, вообще не сегодня испекли.

Останавливаться на этом он не собирается, но стоящая на пороге Ханна оглушительно аплодирует.

– Браво! – выкрикивает она. – Потрясающе!

Элис смотрит на сестру. Та подходит к стулу и протягивает Жилетке руку.

– Отличное выступление, – хвалит Ханна, – как нам повезло его услышать!

На миг замешкавшись, Жилетка все же берет Ханну за руку. Ханна вскидывает вверх их сцепленные руки, и оба раскланиваются перед публикой. Затем Ханна помогает ему слезть.

– Вам бы надо воды выпить, – говорит она, – а то у вас голосовые связки перенапряглись. – И они вдвоем скрываются на кухне.