Давайте познакомимся кое с кем из маленьких неандертальцев, ныне покоящихся в музеях по всему миру. Младенцу из Ле Мустье была бы впору одежда любого новорожденного, однако есть дети и других возрастов. Представьте себе групповое фото: в первом ряду едва научившиеся сидеть семимесячные малыши, рядом – те, кто чуть постарше и уже ползает, плюс непоседливые крохи, уже начавшие ходить, и неуправляемая ватага трехлеток. За ними стоят дети от четырех лет и старше, на лицах которых уже почти не заметны младенческие черты. Они приехали из Испании, Франции, Израиля, Сирии; есть даже восьмилетний уроженец Узбекистана.
Кто из них мальчик, а кто девочка, можно узнать только с помощью анализа ДНК, но возраст вполне определяется по зубам и костям. Именно это позволяет предположить, что неандертальцы росли несколько иными темпами, чем Homo sapiens.
Зубы состоят в основном из неорганических веществ, что делает их похожими на древние окаменелости, не подверженные, в отличие от костей, разложению. Подсчитав число перикимат – линий роста, заметных на срезе зуба, – ученые обнаружили, что суточная скорость формирования зуба у неандертальских детей выше. Кроме того, некоторые из них теряли молочные зубы примерно на один – три года раньше. Однако у остальных появление перикимат и развитие зубов шло в темпе, в среднем соответствующем сегодняшнему. Об этом свидетельствует один из наиболее полных экземпляров юных неандертальцев, обнаруженный в 1961 г. в пещере Рок-де-Марсаль, расположенной в нескольких часах ходьбы вдоль реки от Ле Мустье. Скелету было два с половиной – четыре года, но синхротронная микротомография (исследование с помощью суперинтенсивного рентгеновского излучения) показала, что его моляры более развиты, а передние зубы, наоборот, отстают в развитии по сравнению с зубами современных детей соответствующего возраста.
Аналогичное противоречивое впечатление производит и скелет мальчика из пещеры Эль Сидрон на северо-западе Испании. Его коренные зубы были менее развиты, чем можно предположить по перикиматам, а некоторые из костей выглядели так, будто принадлежали ребенку на два или три года младше. Возможно, мальчик сам по себе был низкорослым, но все это говорит о том, что у неандертальцев был свой диапазон вариативности и свои сложности в развитии.
Любопытно, что размер мозга мальчика из пещеры Эль Сидрон также был маловат для его предполагаемого возраста, и понимание этого аспекта взросления представляется особенно важным. Все помнят – наверное, из-за неожиданности этой новости, – что головной мозг у неандертальцев был, скорее всего, больше нашего. Без мумифицированных или замороженных тел мы не можем проверить; однако мозг оставляет отпечаток на внутренней поверхности черепной коробки. Современные высокотехнологичные сканеры позволяют реконструировать мозг с помощью инвертированных трехмерных моделей, полученных при обработке гипсовых слепков: исчезнувшее серое вещество возрождается в призрачной цифровой форме, и даже артерия, в которой некогда пульсировала кровь, змеится вновь. Как оказалось, заметно больший в среднем размер их головного мозга обусловлен полом, которому принадлежат образцы: если мы сравним между собой только мужские образцы, разница будет менее отчетливой, так что, скорее всего, дело в том, что наиболее полные скелеты неандертальцев принадлежали мужчинам[38].
Черепа новорожденных неандертальцев были примерно того же размера, что и наши, но, если бы вы обхватили ладонями покрытую пушком головку младенца из пещеры Ле Мустье, ее форма показалась бы вам слегка необычной. Изучая снимки этого и других неандертальских черепов, можно увидеть, что средняя часть лица у них уже немного выдается вперед, но милых подбородочков наших малышей еще нет. Сейчас идет много споров по поводу того, как развивался их мозг в решающие первые годы жизни, и, по некоторым оценкам, его размеры в точности совпадают с размерами нашего мозга, хотя в их случае темпы роста были немного выше. Cама структура развивалась не быстрее. Это говорит о том, что дети неандертальцев начинали улыбаться, захватывать предметы и гулить примерно в том же возрасте, что и наши. Были и определенные различия, из-за которых психологическое детство у них, скорее всего, заканчивалось раньше и оставалось меньше времени на обучение сложным социальным и техническим навыкам. Но происходящее с головным мозгом компенсировалось развитием всех остальных частей тела.
Поразителен тот факт, что, хотя испытания временем и тафономией выдержали останки менее 0,01 % всех неандертальцев, когда-либо живших на Земле, мы кое-что знаем о двух-трех сотнях индивидов. От большей части из них осталась какая-нибудь одинокая кость или фрагмент челюсти с мужественно удерживающимися в ней зубами, однако 30–40 – это гораздо более полные скелеты, которые изначально оказались в грунте в нерасчлененном состоянии. В главе 13 мы затронем споры, касающиеся погребений, но, какой бы ни была предыстория, каждый скелет – это шанс ближе «познакомиться» с его обладателем. Для исследования популяций важна любая мелочь: характер травм, возраст на момент смерти, а также то, как обращались со своими телами эти мужчины и женщины.
Один из необычайно богатых окаменелостями археологических памятников – скальный навес Крапина в Хорватии. В нем найдено свыше 900 костей от 20 до 80 отдельных индивидов[39]. Но даже если взять в расчет меньшую из цифр указанного диапазона, то отсутствует примерно три четверти частей скелетов. Безусловно, в какой-то мере это объясняется тем, что в конце XIX в. раскопки велись чересчур быстро, однако незадолго до того была раскопана стоянка возле Спи, и там останки были гораздо более полными. Похоже, что многие кости из Крапины были раздроблены самими неандертальцами и, вероятно, никогда не лежали в земле в виде целых скелетов. Для контраста – почти через сто лет после Крапины, в 1994 г., была открыта пещера Эль Сидрон, на сегодняшний день наиболее изобилующее окаменелостями неандертальцев место в мире[40]. В результате тщательных раскопок было обнаружено более 2500 фрагментов костей, но они принадлежат всего 13 неандертальцам: четырем женщинам, троим мужчинам, троим подросткам, двум детям и одному младенцу. Их тела тоже подверглись разрушению, но, по всей видимости, изначально были более полными.
Эти случаи показывают, что двух одинаковых археологических памятников не бывает. С особой осторожностью следует оценивать характер смертности. Возрастной состав населения, как правило, отражает изменение рисков для здоровья в течение жизни: детей много, взрослых меньше, стариков мало. Но сохранившиеся останки не всегда являются зеркальным отображением древнего населения. Известно, что представителей определенных слоев общества запрещалось хоронить на церковных кладбищах; археологические данные говорят о том, что точно так же не все тела неандертальцев с одинаковой вероятностью могли оставаться в целости.
Итак, мы располагаем чрезвычайно разнообразными данными, достаточными, чтобы вполне исчерпывающим образом понимать, из чего сделаны – в буквальном и переносном смысле – неандертальцы. Более того, мы можем реконструировать, чем же они от нас отличались и даже как воспринимали этот мир.
Присмотритесь внимательно к неандертальцам, и вы поймете, что они были людьми, хотя и не соответствующими современным стандартам. Их рост был ниже среднего, грудь и талия – шире, они имели немного другие пропорции конечностей. Под массивными бедренными мышцами скрывались более толстые и округлые, чем наши, и слегка изогнутые бедренные кости; тем не менее, несмотря на бессчетное количество ложных реконструкций, неандертальцы совершенно точно были прямоходящими, как и мы.
При большем увеличении вы можете заметить массу специфических анатомических особенностей; некоторые из них вполне очевидны, другие – еле уловимы. Побудьте сами для себя удобной анатомической моделью представителя вида Homo sapiens. Потрогайте подбородок: под мягкой толщей кожи и мышцами находится твердая кость. Почти ни у кого из неандертальцев подбородочного выступа не было даже в младенчестве. Ощупайте голову: она вытянута вверх, но все же шаровидная. Лицо небольшое и не выдается вперед относительно лба. Неандертальский мозг, как и наш, был огромен по сравнению с мозгом других гоминин, однако по форме череп во многом отличался от нашего. Скошенная вниз макушка придавала ему более обтекаемый, рельефный вид, а чуть выше шеи был хорошо заметен затылочный бугор[41]. Глаза были крупнее и глубже посажены, нос и рот выдвинуты вперед, скулы же, напротив, скошены назад. Сверху лицо обрамляли массивные, изогнутые надбровные дуги, не разделенные по центру, как ваши, и гораздо более выпуклые. Но мозг, управляющий этими пристально глядящими вам в спину глазами, был не менее крупным и разумным, чем ваш собственный.
Отличия не только внешние. Нащупайте место, в котором нижняя челюсть крепится к черепу, и сделайте жевательное движение; это сочленение у неандертальцев имело совершенно иное строение, с неглубоким асимметричным зазором и более выпуклой костью. Проведите языком по тому месту, где находятся (или находились) зубы мудрости; у большинства Homo sapiens зубы направлены к челюстной дуге, а у неандертальцев они вытянуты вперед, создавая щель между рядами. Вероятно, в этот зазор они могли просунуть язык и пощупать им слегка скругленные кромки крупных резцов, по форме напоминающих лопату. Строение задних зубов внутри челюсти также было иным. Часто они имели массивные, сросшиеся корни. Даже зачатки зубов у новорожденных обладают достаточно характерной формой, чтобы опознать их при отсутствии других костей.
Протяните руку для приветствия, и вы увидите, что первая фаланга вашего большого пальца короче второй, а у неандертальцев – даже у младенцев – эти фаланги практически одинаковые по длине. Ладонь, решительно и крепко пожимающая вам руку, шире вашей, а пальцы расширяются к кончикам.
Тем не менее количество различий между их телами и нашими не говорит о том, что они были более примитивны в широком смысле этого слова[42]. И мы, и они унаследовали некоторые признаки предков, при этом в их роду сохранились черты, которые мы утратили, но верно и обратное утверждение. Дело в том, что неандертальцы и Homo sapiens представляют два расходящихся пути человеческого бытия, каждый из которых своеобразен. Характерные для нас узкие грудные клетки, особенности строения внутреннего уха или зубов в более широком контексте эволюции гоминин не менее несуразны, чем особенности телосложения неандертальцев. Тем не менее объяснение того, почему такие различия существуют и как они влияли на их жизнь, все еще остается ключевой целью исследований.
Рис. 2. Скелет типичного неандертальца (слева) и типичного современного Homo sapiens (справа).
(Основано на рис. 3 из Caspari, R. et al. 2017. Brother or Other: The Place of Neanderthals in Human Evolution. In Marom, A. & Hovers, E. (Eds.)
Human Paleontology and Prehistory: Contributions in Honor of Yoel Rak. Springer.)
Наши пытливые умы стремятся выяснить причины всех явлений, но, по сути, эволюция путем естественного отбора предполагает всего лишь успехи в репродукции, а не какую-то особенную способность к адаптации. Часто говорят о возможных преимуществах биологии неандертальцев, но в реальности из-за воздействия разнообразных факторов все обстоит намного сложнее. Формирование тела – комплексный процесс, при котором изменение в одном месте может вызвать реакцию в любом другом. Генетические мутации – это всего лишь случайные ошибки копирования. Порой они становятся причиной появления анатомических особенностей, которые сохраняются в небольших, изолированных популяциях, если не оказывают отрицательного влияния на выживаемость.
Хотя генетическая схема чрезвычайно важна, образ жизни гоминин также в значительной мере влияет на организм, начиная с костей и заканчивая клеточным уровнем. Воздействие окружающей среды и регулярной деятельности оставляет стойкие следы; можно провести параллель с тем, как мышцы выдающихся спортсменов со временем меняют их скелеты.
Разобраться, на что влияет генетика, а на что – поведение, важно для понимания и анатомии неандертальцев, и образа их жизни. Была ли, например, разница в длине конечностей заложена природой изначально или она обусловлена деятельностью? А может, действуют оба этих фактора? Именно по этой причине так ценны неандертальские дети, включая младенцев, а также те, кто дожил до трудностей подросткового периода. Биография одного из экземпляров, которому мы обязаны пониманием этого второго периода жизненного развития, заслуживает самого пристального внимания. Речь идет о самом первом скелете, обнаруженном в Ле Мустье.
О проекте
О подписке