Вторым моментом числилось неразглашение имен их настоящих оппонентов, то есть Фионы и Монте, исходя не только из этических, но и из политических соображений, как внешних, так и внутренних. Тот рассказ о фрейлине из британской свиты, которая устроила столько покушений на жизнь Изабеллы, дальновидно продуманный в свое время доном Алехандро, сэром Ричардом и сэром Генри, сейчас очень лаконично вплетался в общую канву повествования и избавлял от необходимости разрабатывать новое объяснение. Кроме того, он был принят публикой без каких-либо сомнений и уже прочно закрепился в массовом сознании.

Третьим пунктом до сих пор значилось умалчивание факта похищения Изабеллы "Клубом адского огня", само упоминание которого посеяло бы ненужную панику и могло спровоцировать лишние действия, идущие вразрез с планами Зорро, ведь судьба людей из Пещер, а также их местонахождение было до сих пор известно ему одному.

Последним же моментом являлось исключение из повествования сведений о загадочном мужчине из прошлого сеньоры Камелии, который помог ей и ее дочери вернуться на родину. Дом губернатора принял такое решение не только потому, что эта информация открыто выводила на имя Зорро и его связи, которые не подлежали разглашению, но и потому, что сеньоре Камелии после такого рассказа потом не дали бы жизни, заваливая предположениями и всеми мыслимыми догадками. Вместо этого была принята версия о том, что сеньора Линарес увидела у одного из знакомых в Париже черновой портрет своей дочери, выкупленный за немалые деньги у придворного художника, и сразу же поехала в Британию, где, используя парижские знакомства, смогла добиться аудиенции Георга III. Далее она без ведения Изабеллы отправилась в Калифорнию на соседнем корабле в сопровождении сэра Ричарда, который сообщил дому губернатора настоящее имя и причину приезда британской принцессы, познакомился с Зорро и нашел в нем верного союзника и помощника, которому смог открыть все планы и намерения. А дальше все оставалось без изменений вплоть до того, что дон Ластиньо все то время действительно не знал о возвращении супруги, а объявление о помолвке дона Диего и Изабеллы было сделано ради безопасности последней.

Таким образом, все наиболее щекотливые события были заменены самыми тривиальными и даже скучными объяснениями, и сделано это было для того, чтобы, однажды проскочив их в разговорах, к ним не было желания возвращаться повторно. Основная же ставка была сделана на то, что бесконечные вечерние гости больше всего заинтересуются проведенной в поисках дочери жизнью сеньоры Камелии в Европе, подробностей о которой ей хватило бы на несколько месяцев нескончаемых бесед, а также на то, что у Изабеллы теперь можно было в личных и очень тесных беседах расспросить о придворном укладе и жизни в ранге британской принцессы.

Дон Ластиньо по возвращении из Ла Пас принял предложенную ему другом версию практически без корректировок со своей стороны, и таким образом семья Линарес была вооружена для нового боя с общественным любопытством, который начался незамедлительно с одновременного оповещения слуг гасиенд де ла Вега и Линарес о возвращении домой их хозяйки и ее дочери и рассказа дона Антонио своей семье этой невероятной истории.

Стоит ли говорить о том, что уже через несколько часов Эль Пуэбло, ненадолго было успокоившийся после отправления британских кораблей, вновь забурлил, как жерло вулкана. От желающих получить аудиенцию в доме Линарес не было отбоя, и первые же гости в лице полного состава рода Веласкес, женская половина которого в свое время была очень дружна с сеньорой Камелией и хорошо помнила Изабеллу еще ребенком, покинула зал встреч около двух часов ночи.

Подтвержденные семейством Веласкес сведения немедленно полетели из поселения в поселение, и на следующие два месяца гасиенда Линарес превратилась в дом приема, куда стекались старые знакомые, разбросанные жизнью по всей Калифорнии, очень дальние родственники, ближайшие соседи и даже бывшие слуги, которые в свое время сменили место работы или жительства.

Безусловно, сеньору Камелию узнали все, кто имел хоть какое-то отношение к роду Линарес, и если бы не Керолайн, перенявшая основную долю забот по дому, ее предполагаемой свекрови пришлось бы заниматься хозяйством по ночам, потому что практически все дни, начиная с послеобеденного времени, были заняты приемами и беседами.

Выработанная домом губернатора стратегия оправдала все ожидания, и нескончаемые слушатели в самом деле больше всего интересовались историей побега сеньоры Камелии с Изабеллой от похитителей и их дальнейшими разъединившимися жизнями, нежели уже минувшими событиями, происшедшими на глазах населения Эль Пуэбло, разговоры о которых носили более напряженный характер и требовали от рассказчиков собранности и внимания вследствие ряда наложенных ограничений.

Единственным человеком, которому рассказали настоящий ход событий, касавшийся возвращения Изабеллы на родину, а также показали письмо Георга III, была жена дона Антонио, сеньора Виолетта, как самый близкий и надежный друг семьи Линарес, и таким образом она стала завершающим звеном цепи посвященных людей.

В течение следующих двух месяцев поток визитеров сократился, в результате чего у обеих гасиенд появилась возможность вернуться к обычному ритму жизни. И это принесло значительное облегчение всей небольшой коалиции, кроме Изабеллы.

Для нее это время оказалось еще сложнее, чем наполненные приемами недели. Весть о том, что помолвка с доном Диего была частью плана по обеспечению ее безопасности, конечно, прочно заняла второе место после новости о возвращении домой ее самой и сеньоры Камелии, поэтому, как только первый виток волнений несколько ослаб, внимание публики моментально приросло к этим интересным отношениям.

Общественное мнение развилось в трех главных направлениях. Первую группу людей составили те, кто сразу же вознес Изабеллу в ранг самой желанной невесты Калифорнии, которая не только провела всю сознательную жизнь в статусе принцессы Великобритании, но и в настоящий момент являла собой богатейшую наследницу рода Линарес. В основном в этой категории числились молодые люди знатного происхождения, начавшие осаждать порог гасиенды дона Ластиньо примерно через два месяца после оглашения настоящего имени Изабеллы, то есть через тот промежуток времени, который, согласно их воспитанию и воззрениям, показался им достаточным для того, чтобы Изабелла успела задуматься о своей дальнейшей жизни после возвращения на родину.

В противовес им сформировалась оппозиция из зрелой части публики, а также женской половины аудитории, которая, несмотря на настоящее положение дел, продолжала считать Изабеллу невестой Диего де ла Вега. Эти представители общественного взгляда апеллировали тем, что помолвка была проведена официально в присутствии примерно сотни свидетелей, и ни дон Диего, ни Изабелла не выказали никаких сопротивлений, в результате чего в Эль Пуэбло на протяжении долгого времени считали их союз состоявшимся и расторгнуть его было бы верхом неприличия.

Третью группу являла самая консервативная часть населения, в основном представленная старыми знакомыми родов де ла Вега и Линарес, которые хорошо помнили тесную дружбу дона Диего и Изабеллы в детстве и сейчас считали возвращение последней не иначе как провидением, сообразно которому молодые люди спустя тринадцать лет должны были скрепить свои отношения узами брака.

В конечном счете вторая и третья группы объединились и без какого-либо участия со стороны Изабеллы или дона Диего определили их будущими супругами.

Возможно, Изабелла и не придавала бы всем этим разговорам большого значения, потому что с детства привыкла к обсуждению своей персоны десятками посторонних людей, если бы они имели место только у нее за спиной. Однако каждая встреча в гасиенде или на улице, на ярмарке или в гостях, в любом сопровождении и с любыми собеседниками неизменно сводилась к этой теме и выматывала до состояния выжатого лимона, потому что нередко в одной компании оказывались представители разных мнений и каждый из них требовал от Изабеллы ответа сообразно своим мыслям. Кроме того, потенциальные женихи, в достаточной степени обозленные массовым решением, усилили попытки завоевать сердце "бриллианта Британской Короны" и, уже не стесняясь, наносили "визиты уважения" все чаще и покидали гасиенду Линарес все позже.

Вся эта ситуация оказывала на Изабеллу такое моральное давление, что со временем любой звук около ворот или стук в главную дверь стал приводить ее в состояние паники и заставлял убегать или в свою комнату, или в сад, или в гасиенду де ла Вега с объявлением о том, что она плохо себя чувствует и не может принять гостей. А усугублял и без того раскаленную атмосферу любящий брат, желание которого нацепить Изабелле фату и препроводить в церковь читалось в глубоких карих глазах день ото дня все отчетливее.

Единственным лучом света в этом водовороте страстей являлось отсутствие самого главного претендента на руку наследницы рода Линарес – Диего де ла Вега, который вместе с небольшой группой молодых людей из других поселений каждый год на несколько месяцев призывался в Гвадалахару одним из старейших университетов в Мексике. И это обстоятельство являлось для Изабеллы поистине спасительным, потому что давало ей возможность отказывать своим потенциальным женихам в их настойчивых ухаживаниях, прикрываясь фактом отложенной свадьбы. По крайней мере, до возвращения дона Диего. О том же, что могло последовать за тем, когда он все-таки вернется, она боялась даже подумать

– Ты меня слушаешь?!

Он уже тогда предвидел, что случится через несколько месяцев, и сказал ей об этом… А она не поверила.

– Подними руки! Как, по-твоему, я должна надеть на тебя платье?!

Сказал, что она сама станет подтверждать помолвку с доном Диего…

– Не заставляй меня принимать меры!

Но почему он так настоятельно говорил о ее союзе с де ла Вега? Его интонация однозначно не оставляла ей выбора.

– Я предупредила! Считаю до трех!

Логично было предположить, что Зорро оказался обязанным дону Диего за спасение жизни. Но при чем тут она?

– Раз!

Если бы дон Диего в самом деле питал к ней какие-то чувства или хотел соединить с ней свою судьбу, действия Зорро и его слова были бы понятны. Но дон Диего был со всеми одинаково учтив и в достаточной мере отстранен. Да и сама роль Зорро в качестве сводника выглядела абсурдной.

– Два!

Не говоря о том, что смысл его слов о ее слиянии с родом де ла Вега без участия единственного его представителя в лице дона Диего до сих пор оставался за гранью адекватного восприятия мира.

– Два с половиной!

Изабелла сфокусировалась на внезапно возникшем перед ее лицом предмете и инстинктивно отшатнулась в сторону.

– Три! – одновременно с этим прозвучало последнее слово Кери, и на опустевшее место по инерции вылился графин холодной воды.

Изабелла отпрыгнула еще дальше и воззрилась на поблескивающую в лучах утреннего солнца прозрачную лужу возле кровати.

– Значит, слушаешь и специально не отвечаешь! – ощетинилась Керолайн.

– Кери, ты не даешь мне проснуться, – поднесла руку к вискам Изабелла, понимая, что ее только что чудом миновала участь принять холодную и незапланированную ванную процедуру.

– Ну так я тебе сейчас помогу! – едко выплюнула подруга и быстро встала со своего места.

Изабелла проследила за ее движением и с ужасом увидела на трюмо еще один кувшин. Керолайн, как всегда, серьезно подготовилась к раннему подъему своей принцессы.

– Ну встала я, встала, – поспешно поднялась на ноги Изабелла и на всякий случай направилась в сторону шкафа, чтобы оказаться в противоположном от подруги углу спальни.

Кери со вздохом остановилась и, вернувшись к кровати, взяла одиноко висящий на спинке наряд.

– Вот. Платье, – отчеканила она. – Спустишься в нем на завтрак.

Примерка заняла около пятнадцати минут, по истечении которых Керолайн, довольная своей работой, как стадо сытых бизонов, угомонилась и, переодев Изабеллу в верховой костюм, утащила ее из комнаты.

Время завтрака девушки провели в компании друг друга, потому что дон Ластиньо и Рикардо еще позавчера отправились в Сан Лукас на переговоры относительно строительства нового порта в Ла Пас, а сеньора Камелия до сих пор не выходила из спальни после вчерашнего визита очередного претендента на сердце и руку ее дочери, завершившегося далеко за полночь и с честью выдержанного ею в полнейшем одиночестве.

– Ну вот, уже восемь часов, – удовлетворенно хмыкнула Кери, убирая со стола остатки трапезы. – И мы успеваем.

– Конечно, успеваем. Филипп приедет только в девять, – почти неслышно бросила в сторону Изабелла.

– А если бы что-то случилось?! – взвилась подруга, известным лишь ей одним способом услышав шевеление губ своей принцессы. – Мы могли опоздать!

Изабелла промолчала. Ленивая атмосфера спокойного утра была сегодня настолько сильна, что даже неприятности предпочли бы перенести свой выпад на какой-нибудь другой день. Кери тем временем зашуршала платьем в стороне кухни и вернулась через пару минут с блюдом свежесобранных абрикосов.

– Когда ты сходила в сад? – удивилась Изабелла.

– Пока некоторые изволили почивать.

Похоже, драгоценная подруга встала сегодня не с той ноги. Изабелла внимательно осмотрела помещение и зацепилась взглядом за трюмо.

– Пойду, проверю Арабику, – внезапно выпалила она и, не дав своей единственной собеседнице времени на ответ, подскочила с кресла и скрылась в коридоре.

Фрейлина обиженно засопела и, брякнувшись на кушетку, уткнулась в оставленную ею на трюмо со вчерашнего вечера книгу.

"Робинзон" с разрешения Зорро был благополучно перевезен в дом Линарес и занял почетное место на полке в спальне фрейлины. Последней же находкой числился Джонатан Свифт и его "Гулливер". Однако и он уже через пару дней должен был встать в один ряд с "Робинзоном", "Синей бородой", "Котом в сапогах", "Мальчиком-с-пальчиком", "королем Артуром" и всеми его рыцарями и другими персонажами, выуженными наметанным девичьим глазом из грандиозной библиотеки де ла Вега. А это означало, что так же легко, как сейчас, Изабелла, вовремя приметившая спасительный повод, в следующий раз уже не отделалась бы. Сегодня же вечером ей нужно было заняться поисками пищи для ума ее подруги. А лучше – сразу после возвращения с плантации…

Арабика, едва заслышав звук открывающейся двери, радостно загарцевала по загону. Появление хозяйки обычно сопровождалось прогулкой, расчесыванием и заплетанием хвоста и гривы или каким-нибудь вкусным угощением. Кобылица вытянулась вперед и толкнула мордой начищенную сбрую, заманчиво висящую на крючке рядом со входом. Упряжь закачалась с характерным позвякиванием, вызвав у животного восторженное похрапывание. Девушка намотала на тонкие пальцы шелковистую челку верной помощницы и с невольным вздохом обернулась назад. Направленный ей в спину испытующий взгляд больших карих глаз был невыносим.

– Подожди до вечера, – тихо произнесла Изабелла, подойдя к стойлу напротив. – Ты же знаешь, сейчас нельзя.

Торнадо, переведенный сюда по согласованию с Бернардо на постоянное место жительства, нетерпеливо встряхнул бесконечной смолянисто-черной гривой и снова устремил выжидающий взор на собеседницу. Изабелла вместо ответа погладила ему кончик носа, что немедленно сопроводилось оживленным помахиванием хвоста.

Какое средоточие силы и скорости сейчас томилось в конюшне де ла Вега! Легендарный жеребец, неуловимый и не знающий усталости. Первый во всей Калифорнии. А может, и на всем континенте. Вынужденный проводить взаперти дни напролет…

Тех сорока или пятидесяти минут, которые могла уделить ему Изабелла перед сном, выводя на прогулку под прикрытием ночи, ему явно было недостаточно. Торнадо нуждался в ежедневных длительных забегах на огромные расстояния и на головокружительной скорости, чтобы растрачивать дарованную ему природой неиссякаемую энергию, а вместо этого получал лишь час осторожных передвижений в тени деревьев, где не мог не только удариться в безудержный галоп, но даже подняться на дыбы без того, чтобы не задеть точеными ушами острые ветки.

– Потерпи еще немного, скоро мы выедем куда-нибудь подальше, – дрогнувшим голосом пообещала Изабелла, всем телом чувствуя немой укор.

Она уже несколько раз вытаскивала Рикардо и Керолайн в Гранит, чтобы дать жеребцу возможность развеяться и заодно проверить дальний дом Зорро, и для Торнадо это были самые счастливые мгновения за последние несколько месяцев. Он с Изабеллой в седле успевал домчаться до места назначения, затем вернуться к тащившимся по сравнению с его скоростью спутникам и еще раз долететь до тайного укрытия без передышки, и только тогда в его глазах начинало читаться подобие удовлетворения. Он рвался проводить в пути целые сутки, обгоняя ветер и солнечные лучи, а оказался запертым в четырех стенах и скрытым от глаз всего мира.

Но большего, чем эти вечерние минуты, Изабелла не могла ему дать. Уезжать в дальнее укрытие на долгие сроки, тем самым перекладывая груз ответственности от бесконечных встреч и разговоров на плечи своей семьи, было немыслимо. Покидать дом по ночам на несколько часов было тоже непозволительно – обе гасиенды стояли бы на ушах до ее возвращения. Увезти всех родных в Гранит больше, чем на пару дней… Об этом можно было даже не думать. Да и сопоставимы ли были проблемы ее семьи, до сих пор судорожно выправляющей свою жизнь в необходимое русло, с потребностями животного?..

Девушка снова вздохнула. Иногда ей казалось, что да. Потому что временами этот взгляд, несший в себе неизмеримый груз чувств и воспоминаний, был сильнее всего, что выпало на долю их рода…

– Ну не смотри на меня так, – прошептала Изабелла. – Скоро все поедем в Гранит. И Тито тоже.