Глава 6

Голубев проявляет чудеса вождения. Он разгоняет машину до предельно возможной для нее скорости. Она подпрыгивает на вздыбленном куске асфальтового покрытия и словно с трамплина перелетает по другую сторону промыва. Дорога позади перестает существовать, как единое целое. Впереди она идет в гору, так что опасности больше нет и врач сбрасывает скорость. Пассажиры получают возможность выдохнуть. Философ откупоривает бутылку, делает большой глоток и протягивает спиртное своей спутнице.

– Наконец-то нормальная выпивка, – бурчит он при этом. – Кто-нибудь может объяснить, почему в гостинице спиртное превратилось в воду? Это уже дьяволом попахивает… Христос превращал воду в вино, следовательно только его антипод может совершить обратное.

– А ты разве верующий? – спрашивает Голубев.

– Верующий, – отвечает Философ.

– Ну тогда знай, дьявол тут ни причем, – бормочет врач. – Обыкновенный химический процесс.

– Ладно. К черту детали! Мне обещали рассказать о том, что здесь происходит.

– Только не в этой трясучке, – говорит Тельма, – вот приедем ко мне, накормлю вас и тогда расскажу… Кстати, Эрнест Иванович, не пропустите поворот.

Врач не пропускает поворот и через некоторое время «ГАЗончик» останавливается у ворот старого дома полковника Ильвеса. Они входят под его полутемные своды. Голубев сразу уходит в гостиную и заваливается на диван. Через некоторое время слышится его храп. Тельма растапливает титан для нагрева воды и отправляет Философа в ванную мыться. Когда тот выходит, вымытый до скрипа, с мокрыми волосами и в банном халате, то обнаруживает, что хозяйка уже успела приготовить завтрак.

Они решают не будить врача, а позавтракать вдвоем. На улице вовсю сияет солнце и золотая и красная листва на деревьях сверкает, как драгоценные россыпи. Даже представить трудно, что где-то неподалеку затоплен город, покинутый даже покойниками. Уплетая омлет с ветчиной, Философ старается не думать об этом. А его подруга молчит. Они наслаждаются чистотой, пищей и покоем. Потом у них возникают иные потребности. И утолив иной голод, они, наконец, готовы говорить на темы, далекие от простых человеческих радостей.

– В условиях холодной войны каждая из противоборствующих сторон ищет оружие, которое даст ей решающее преимущество перед противником, – начинает свой рассказ Тельма. – Поиски ведутся в самых разных, порой неожиданных направлениях. Ядерные бомбы уже перестали быть таким оружием, потому что они не гарантируют безнаказанного уничтожения врага. Химическое и бактериологическое оружие – тоже. Следовательно нужно изыскать нечто такое, что не только окажется максимально эффективным, но и не сможет быть в кратчайшие сроки воспроизведено этим самым врагом у себя. И вот в поле зрения спецслужб попадают странные насекомые, которые подозрительно похожи на людей, способны к мышлению и готовыми к общению с видом гомо сапиенс сапиенс. По данным разведки на другой стороне океана таких смышленых жучков не водится. Нельзя ли их как-то использовать для обретения стратегического перевеса? В чисто военном плане – нет. Да, Рой, образованный из мутировавшего потомства этих самых жучков, представляет определенную опасность для гражданского населения, что доказано на практике, но эти прожорливые твари слишком хрупки, чтобы стать по-настоящему грозным оружием. Следовательно, этот вариант никуда не ведет. А если нельзя использовать силу инсектоморфов, то может стоит воспользоваться их интеллектом? И вот здесь начинается самое интересное.

Девушка встает, берет банку с молотым кофе, турку и принимается варить кофе. Становится понятно, что ей нужна передышка и допинг, в виде кофеина. Философ тоже не собирается отказываться от него, ибо его начинает клонить в сон. Так что рассказ Тельмы продолжается уже за чашечкой кофе. Уровень ее осведомленности поражает. У Философа начинается складываться впечатление, что его подруга знает не понаслышке то, о чем рассказывает. Скорее всего – она непосредственный участник всех этих событий.

– Инсектоморфов нельзя ни к чему принудить. Страху они не ведают. Смерти не боятся. Да, они могут испытывать боль, но лучше умрут, чем пойдут против принципов своего существования. Кроме того, у них нет политических убеждений, они готовы делиться своими знаниями, накопленными за миллионы лет существования их расы, со всем человечеством. Тем не менее, инсектоморфы не столь наивны и понимают, что никакого единого человечества не существуют, что страны и народы, на которые оно разделено находятся в состоянии непрерывной войны, чередуя только холодные ее фазы с горячими. Поэтому они выбирают тех представителей нашей расы, которые в меньшей степени вовлечены в это противостояние, то есть – детей. Мышление детей более гибкое, по сравнению с мышлением взрослых, закосневших в своих убеждениях и предрассудках, они готовы к новым необычным идеям и концепциям. Вопрос только в том, как им эти идеи внушить? Дети падки на все яркое, броское, захватывающее воображение. И тогда инсектоморфы, которых мы именуем Пастырями, находят человека, который способен эти идеи сформулировать, но не в виде скучных нравоучений, а в виде понятных, впечатляющих образов. Так появляется «Процесс»…

– Постой! – перебивает ее Философ. – Причем здесь инсектоморфы? «Процесс» я написал по заказу кайманов, которые угрожали мне жизнью дочери.

– А ты видел своего заказчика?

– Ну-у, пару раз и не близко…

– Вот то-то и оно!

– Ты хочешь сказать, что Ортодокс – это инсектоморф?

– Да, один из Пастырей.

– Неужто они связаны с кайманами?

– По крайней мере – были, равно как и с КГБ.

– Вот же сволочи насекомьи…

– Не спеши их осуждать. При всем интеллекте инсектоморфов им не так-то просто отличить одних от других. Сам посуди – и те и другие прекрасно организованы и те и другие прибегают в своей деятельности к насилию, а все остальное – юридические тонкости. Однако сейчас речь не об этом. Как бы то ни было, дело свое ты сделал. Сумел сочинить нечто, что донесло философию этих «насекомьих сволочей» до сознания подрастающего поколения. Ты сам знаком с мальчиком-молнией и мог убедиться, что для таких как он твои рассуждения – это не просто набор красивых фраз, а руководство к действию. Они готовы часами упражняться, например, в концентрации вокруг себя грозового разряда, пусть и чрезвычайно слабого. Как они это делают, не знает никто. А ведь это лишь одна из целого веера сверхспособностей, которым обладают детишки, воспринявшие «Процесс».

– Ну не я один приложил к этому руку, – бурчит Философ. – Вот всяком случае, игрушки сделаны не мною.

– Не тобою, верно, – соглашается Тельма, – но и без твоего участия не обошлось. Например, «злой волчок» – это реализация твоего тезиса о свертывании внутреннего пространства, а «трескучка» у тебя описана, как «убивающее нас чувство вины за совершенные и даже – несовершенные поступки», или взять, к примеру, «шар-свирель»…

– Стоп-стоп-стоп, что-то ты разогналась! – тормозит ее словоизлияния он. – Ну «злой волчок», ладно, видел и даже имел сомнительное удовольствие прикосаться. Про «трескучку» хотя бы слышал… А что за «шар-свирель» такой?

– Это то, что тебе подарил Мастер, а ты его легкомысленно потерял.

– Потерял – каюсь, но причем здесь мои бредни? Как можно фразы, изложенные на бумаге, превратить в эти дьявольские игрушки?

– В этом суть мышления инсектоморфов, они воплощают абстрактные понятия в предметы.

– Ладно, хрен с ними, хотя в толк не возьму, какая моя оговорка могла быть воплощена в «утиный манок»…

– Ой, кто это тебя приманивал им? – смеется девушка.

– Игорек.

– Ох уж этот мальчик-молния…

– Не съезжай с темы. Пока что это все теория. Ты обещала рассказать, что произошло с городом? С чего это вдруг его утопили?

– По сути – это давно уже не город, а испытательный полигон, хотя большинство его жителей об этом не знало и не узнает. Место было подходящим потому, что рядом с городом обнаружилось гнездовье инсектоморфов. Специальная научная группа при местном университете, пользуясь готовностью «тонких людей» идти на Контакт, занималась их исследованием, но работа шла ни шатко ни валко. Тогда тот Пастырь, которого ты называешь Ортодоксом, решил ускорить процесс и тогда кайманы заказали тебе, извини за каламбур, твой «Процесс». После того как его распространили в машинописных копиях среди учащихся средних и старших классов, начался лавинообразный процесс – опять это проклятое слово – получения от инсектоморфов не только ценнейших научных данных, но и игрушек, которые поставили наших ученых в тупик. Никто из них не подозревал, что тот эксперимент, который они начали много лет назад, уже вышел у них из-под контроля. Теперь он был полностью в руках, то бишь – в верхних конечностях «тонких людей». По их замыслу, все должно было пройти мирно, передача знаний новой разновидности нашей расы – то есть детям – была на завершающей стадии. Инсектоморфы собирались пригласить в свое гнездилище всех городских детей, которые прошли инициацию твоим учением, но вышло так, что там успели побывать лишь твоя дочь Илга и Игорь Болотников. Из-за того, что его отец убил нескольких Жнецов, Рой вырвался на свободу и устроил в городе бойню. Пришлось срочно уничтожать следы эксперимента. Была объявлена немедленная эвакуация, но «тонкие люди» привнесли в нее свое измерение, они решили очистить бывший полигон не только от живых, но и от мертвых. Отсюда появились белые шары. Я не знаю, как они работают, но знаю, что это часть биотехнологий инсектоморфов.

– Белые я видел, – говорит Философ, – а что собой представляют – черные?

– Откуда ты о них знаешь?

– Один мент рассказал. Вернее – не рассказал, а проорал. Дескать, конец света наступает!

– Не дай бог, если «тонкие» пустят в ход черные шары, тогда точно – конец.

Философ крестится, а потом говорит:

– Может ты пояснишь мне еще один момент?

– Какой?

– Накануне потопа ко мне в номер вошла ты.

– Я? – удивляется Тельма. – Этого не может быть! Я была здесь, с ребятишками.

– И тем не менее. Меня всего покрыло сыпью, после того, как я потаскал «тонкого» на закорках, так вот девица, которая выглядела как две капли воды похожей на тебя, даже глазом не моргнула.

– Ах ты распутник! Привел в номер девку и хвастаешься!

– Какой там – привел! Я удрал от нее в ресторан. А когда вернулся – твоей копии уже не было, хотя я ее запер на ключ.

– Все-таки запер! Решил потом попользоваться.

– Окно было открыто. Видать, через него она и упорхнула. А потом в дверь постучали. Я открыл, а за нею оказался белый шар. Вот почему он ко мне явился? Разве я мертвец?

– Стал бы, если бы не удрал, – мстительно бурчит девушка. – Видимо, та девица приходила за тобой.

– Ты это от злости говоришь или тебе что-нибудь известно?

– Так. Слухи только. Их называют «ночными бабочками».

– Очень точное название.

– Да. Только не в том смысле. Они – фурии, ночные убийцы. Могут принимать любой облик и не только – женский. Ты правильно сделал, что удрал. Иначе пришлось бы и тебе «родить» белый шар.

– Ни хрена себе заявочки! Я то им чем помешал?

– Кому – им?

– Насекомым этим?

– А разве я говорила, что это они подослали тебе «ночную бабочку»?

– Ну а – кто же?

– Трудно сказать. Ведь в городе настало Изменение.

– Изменение чего?

– Всего. Несколько дней он жил по иным законам природы. Трудно представить, что творилась в его домах и с его жителями. Вот и тебя зацепило краем. Ты смог на собственной шкуре почувствовать вторжение будущего.

– Причем здесь будущее?

– Возможно таким будет мир через миллионы лет.

– К счастью мне не дожить… Ну хорошо, а на что согласился Игорек и от чего отказалась Илга?

– Инсектоморфы навсегда покинули наш мир и позвали единственных детей, которые побывали в гнездилище, с собой. Твоя дочь не захотела покинуть мать и, возможно, тебя тоже. А вот Игорек захотел. После смерти отца он остался круглой сиротой, ведь родной его матери давно нет.

– И где же он теперь?

– Видимо – в Новом Мире.

– В – лучшем, как и его одноногий отец.

– Это не смешно.

– Прости, я чертовски устал от всех этих чудес и загадок. Не могу уже всерьез относится ни к чему.

– Зачем же ты тогда хотел знать, что произошло в городе?

– Старая привычка докапываться до истины.

– И что, докопался?

– Докопаешься с вами.

– Чем богаты.

– Ладно, спасибо и на этом. Пойду спать. А то у меня глаза слипаются.

– Иди. От тебя сейчас все равно никакого толку.

– А кто меня высосал досуха?

– Будешь говорить пошлости, получишь по физиономии.

– Все. Убираюсь. Пока не получил по морде.

Третьяковский умолк и я решил, что он закончил рассказ, но Граф вдруг поднял руку, призывая меня потерпеть еще немного.

– Остались кульминация и финал, – сказал он. – Итак, Философ засыпает. Ему снится всякая ерунда, о которой не стоит упоминать, но вскоре какой-то звук будит его. Он вскакивает. Слепо пялится в потемневшее окно. И слышит крик. Срывается с кровати. Запутывается в пододеяльнике и валится на пол, болезненно стукнувшись головой обо что-то твердое. Вскочив, Философ видит перед собой тот самый шар-свирель, который он вроде потерял. Философ хватает шар и выбегает с ним из спальни.

В доме темно. Философ пытается включить свет, но бесполезно щелкает клавишей выключателя. Потом опять слышит крик – кричит Тельма – и бросается на голос. Повторный крик помогает Философу понять – звук доносится снаружи. И он кидается на голос. Выскакивает на крыльцо и замирает в оторопи. Все пространство перед домой заполнено черной шевелящейся массой. Философ не сразу разбирает, что это черные шары. Они выкатываются из ниоткуда, перескакивают друг через друга, но их становится все больше и больше.

Даже в сумерках видно, что от соприкосновения с ними все умирает. Стволы вековых деревьев подламываются и падают прямо на обступившие их черные сфероиды, на лету рассыпаясь серым прахом. На крыльцо дома шары пока не забрались, но девушку они все-равно приводят в ужас. Философ хватает ее поперек талии и буквально затаскивает в прихожую. Понимает, что положение безвыходное. Если шары ворвутся в дом, им с Тельмой и Голубевым несдобровать. Кстати, а где этот эскулап?

Философ снова выскакивает на крыльцо и видит, что «козлика» врача нигде не видно. Похоже – выспался и уехал. Неизвестно – жив ли? Философ возвращается в дом. Девушки в прихожей нет. Где же она? Спряталась? Он запирает дверь. Потом начинает метаться по дому. Наконец, обнаруживает Тельму в чулане. Увидев его, девушка вдруг принимается рыдать. Утешать ее некогда. Философ оставляет хозяйку дома в чулане, бросается в мансарду, чтобы оттуда осмотреть окрестности.

Может быть, черные сфероиды не все заполонили и остался путь к бегству? В мансарде только одно окно и из него видно, что сад кишмя кишит черными шарами. Шарами – истребителями всего живого. Философ выбирается через окно на крышу, хотя это очень рисковано. Мешает шар-свирель, который он положил в карман пиджака. С огромным трудом добирается до конька и, наконец, получает круговой обзор. И понимает, что надежды нет. Дом окружен сфероидами и их становится только больше.

Попробовать огонь? В доме есть газовый баллон, который подсоединяется шлангом к плите. Если вставить в шланг металлическую трубку, в качестве наконечника, и поджечь газ на выходе, получится примитивный огнемет. Если только баллон не рванет. Не имея в запасе иного плана, Философ начинает спускаться с черепичной крыши к окошку мансарды. До него остается каких-то метров пять, как вдруг он теряет опору и начинает неудержимо скользить к краю кровли.