Глава 3. Приехали, однако…

Закоулки памяти (станция Вылезай-ка)

Главный герой очнулся с глубочайшего похмелья в кромешной темноте от мучавших его жажды, тошноты, головной боли, вывиха плечевого сустава и желания отлить. Очухавшийся сразу осознал, что лежит не в своей кровати, а на чужом непонятном жёстком ложе без штанов в трусах и в футболке. Сопение и храп, раздающиеся со всех сторон, в том числе и почему-то сверху красноречиво указывали ему, что он здесь находится далеко не один и ситуация требует, как минимум прояснения, так как последние пару недель он вроде не покидал свой дом далеко и надолго, где и предавался беспробудному пьянству. Конечно же этот праздник, посвящённый увольнению с работы не обошёлся на начальном этапе без наркоты, но Чита, опасаясь, что сожитель переборщит с этим опаснейшим ядом забрала регу с собой.

Её саму эта гадость не интересовала, и она либо её выкинула, либо поменяла на свою любимую соль. А оставленный ею одинокий алкашёнок допился до совершенно беспомощного скотского состояния. Только бедолага начал было пытаться напрягать память относительно своих последних приключений и перемещений и соответственно своего вероятного местопребывания, как пошевелив левой ногой, ощутил опоясывающий прохладный металл на лодыжке и услышал звон стальной цепи. Мгновенно в голове полетели сюжеты обрывочных воспоминаний, и цепенеющий ужас от произошедших с ним невероятных событий заставил его окончательно проснуться.

Первое, что всплыло из памяти – тёплым летним вечером он сидел на лавочке около маленькой деревенской баньки, обшитой светло-бежевым сайдингом. По необъяснимой причине при этом он был босиком в разодранных штанах и с пристёгнутой на цепь к левой ноге шестнадцатикилограммовой гирей. Перед ним была залитая заходящим солнцем зелёная лужайка с надувным бассейном и недострой не очень больших размеров из крупного сруба с двускатной крышей из синего профнастила. Всё это занимало территорию соток в пятнадцать и было огорожено сплошным глухим высоким забором из тёмно-зелёного профнастила. С ним вёл нерасторопную беседу здоровый мужик с типичной славянской внешностью примерно его лет с окладистой бородой с проседью. Он, безусловно, был здесь старшим, так как периодически появляющиеся и исчезающие люди, спрашивали у него разрешение на какие-то действия и беспрекословно выполняли его распоряжения. Люди возникали из какой-то неказистой деревенской избушки, от которой в памяти отпечаталась только деревянная летняя веранда с побитым остеклением, окрашенная в синий и коричневый цвета.

По распоряжению бородатого лидера босоногому пленнику принесли с веранды видавшие виды драные сланцы, но это всё же было куда лучше, чем продолжать рассекать босиком, уподобившись великому Льву Толстому. Итак цепь, замок и гиря безусловно были предметами, указывающими на его пленение. В плен его брали в собственном доме какой-то лысый здоровый мужик с напарником, внешность которого совсем не отложилась в памяти. К захватчикам из комнаты его выманил собственный родной отец, который по его требованию привёз ему водки.

То требование сопровождалось угрозой сожжения Читиных вещей, которые он вытащил на улицу и свалил в кучу во дворе перед домом, продемонстрировав всю серьёзность своих недобрых намерений пожилым родителям по средствам видеосвязи. То, что отец благоразумно выполнил требования семейного террориста, даже предварительно договорившись с соседкой, чтобы сынок пока папа везёт из города водку «подлатался»²⁵ её самогонкой, его нисколько не удивило. А вот то, что уж больно настойчиво батя, предлагал ему выпить, чуть не самолично наливая тому каждую следующую порцию синьки даже не давая отдышаться от предыдущей было как-то противоестественно. Но заострять внимание на возникшем сомнении было нечем – мозг был целиком и полностью во власти алкоголя.

Таким образом, родной отец «подготовил» непутёвого ребёнка для встречи с «группой захвата» с целью облегчения выполняемой ими задачи. О самом захвате он не смог раскопать абсолютно никаких воспоминаний, кроме того, что произошло всё вроде как на кухне. Дальше была длинная казавшаяся бесконечной поездка в каких-то машинах на заднем сиденье со связанными скотчем за спиной руками и вроде, какое-то время и ногами, отсюда и вывихнутое плечо.

Начиная с некоторого-то момента, изменились сопровождавшие его лица, машина стала менее просторной и двигалась она по просёлочной дороге с бесчисленным количеством кочкарей и ухабов. За окном мелькали прелестные пейзажи сельской местности с лугами и берёзовыми перелесками, но оценить окружающую красоту в этом экипаже было некому. Рядом со связанным оказался какой-то моложавый очень коротко стриженый крупный детина всё время «наезжавший» на него и сильно стеснявший его и без того ограниченную подвижность. На переднем сиденье сидел Казах со здоровенными как у негра губами и щербинкой между передними зубами. «Рисовая рожа»²⁶ очень хорошо запечатлелась в памяти главного героя. Белобрысый «водила» запомнился только тем, что предлагал «честный» рукопашный бой со свободой в качестве приза победителю. Ещё этот дружный экипаж запомнился их невольному пассажиру, тем что они всю дорогу дразнили его угостить «колпаком²⁷ соли» которой у них естественно не было.

Вновь переключившись на воспоминания о бородатом собеседнике, главный герой вспомнил, что тот долго его дразнил обещанием налить водки, затем всё же дал команду принести полстакана водяры с помидоркой. Парни обращались к главному просто по имени и звали его Глебом. За последующей после сотки сигаретой Глеб поведал прибывшему, что в этом месте помогают страдающим от алкогольной и наркотической зависимости гражданам и содержится оно исключительно на добровольные пожертвования их родственников и друзей. О количестве пациентов и сроках изоляции от общества новый знакомый дал уклончивые ответы. Сообщил лишь, что это своего рода отдых от прежней жизни и что занимаются здесь посильной хозяйственной работой, указав при этом на строящуюся новую баню из крупного сруба и написанием неких работ, о которых пока он не видел смысла говорить подробнее. А по поводу гири прицепленной к ноге, именуемой здесь «сестрой»²⁸, он пояснил, что это временная мера, применяемая для его же блага, дабы уберечь его от необдуманных телодвижений вроде побега, поскольку кругом достаточно безлюдная местность с болотами, лесами, дикими зверями и прочими атрибутами отсутствия цивилизации.

Затем Глеб сказал, что в силу сложившейся здесь традиции каждому новичку назначается «старший брат» для облегчения знакомства с действующими правилами и порядками и для более комфортного обустройства в новом месте.

– Я даже знаю, кто это будет! И он тоже знает, ведь правда, Подробный? – при этих словах бородатый старшой с иезуитской улыбкой обратился к крупному малому, что ехал вместе с новобранцем на заднем сиденье в последней машине.

«Свежеиспечённый» старший брат по всему видно не особо обрадовался этому «подарку судьбы», но и оспаривать озвученное решение вожака не стал. Глеб, уже серьёзно обращаясь к нему, отдал команду, чтобы в ближайший банный день, а именно послезавтра новобранца привели в человеческий вид, то есть постриги, побрили, обрезали ногти и, конечно же, помыли. Приказ сопровождался пренебрежительно-брезгливым жестом по отношению к вновь прибывшему. Как бы не относился пленник к этому публичному демонстративно-высокомерному уничижению своей персоны справедливости ради необходимо заметить, что для подобного отношения у Глеба были все основания. Издаваемые страдальцем после двухнедельного запоя далеко не благоухающие ароматы алкоголя, перегара, пота, мочи и гниющей плоти в непостижимых пропорциях вызывали отвращение и рвотный рефлекс у кого угодно. Эти запахи вполне соответствовали внешнему виду и вкупе с драными штанами, отёкшим до безобразия небритым лицом, торчащими в разные стороны волосами, не стриженными грязными ногтями на руках и когтями на ногах, царапающими пол, составляли образ конченого бомжа, только что выдернутого с помойки.

Ещё одна местная традиция заключалась в том, что у всех без исключения здешних обителей помимо своего имени была ещё и «пэга»²⁹. Глеб распорядился на досуге подумать и об этом. Щербатый Казах, который всю дорогу от районного центра, где произошла смена машин и конвоя, до этой глухой деревни не только донимал пленного, но и заботливо сводил «до ветру» (снимая и одевая за связанного подопечного штаны), потому видно и отчётливо врезался в память, предложил назвать того «Доктором». Так впоследствии эта «погремуха» и приклеилась к главному герою, но для удобства повествования назовём его так сразу.

Глеб отказал Доктору в повторной порции синьки, сославшись на то, что надо оставить её на утро. Больше никаких подробностей об этой первой встрече с Глебом Док как не силился, так и не мог вспомнить.

«Скорее всего сразу после того, как покурил меня «вшторило»³⁰ да и отвели моё бренное тело спать в избу» – пришёл он к логическому выводу.

Услышав, как кто-то, судя по звуку в соседнем помещении, встал и потопал, он увидел, как непродолжительная вспышка неяркого света осветила жилище, позволив узреть вероятное направление к выходу, и померкла одновременно со звуком закрываемой двери. Последовавший за этим звук струи, наполняющий, не пустую ёмкость, позволил ему определить, где страждущий может справить свою малую нужду. Дождавшись, пока оправившийся человек займёт своё место и воцарится тишина, Доктор встал со своего ложа и отправился на поиски вожделенного «очка». Держа гирю в левой руке и гремя цепями на весь дом, он направился в направлении источника света за дверью, освещённый контур которой уже вполне просматривался. По дороге запнувшись за какую-то хрень, оказавшуюся раскладушкой, неуклюжий новичок разбудил всех тех, кто ещё не проснулся от цепного звона.

За дверью он обнаружил коридорчик с включённым светом (свет в эту ночь не выключали специально для него) в углу, которого стояло пластмассовое ведро с откинутой крышкой до половины, наполненное мочой. Облегчившись, Док осмотрелся вокруг. Одна стена коридорчика с дверным проёмом без двери была вся завешана заполненными информационными стендами, читать которые у него не было ни малейшего желания. Помимо той двери, через которую он попал в этот коридор, над которой размещался импровизированный иконостас, в нём было ещё две двери. Одна из них железная была закрыта на два навесных замка с цепями и вела, по всей вероятности, наружу. Напротив второй деревянной двери был вход на кухню с раковиной, плитой с включённой над ней неяркой лампой и шкафами. Док попил воды из кружки, стоящей на столешнице у раковины, и побрёл обратно на место своей дислокации, уже тщательней обходя преграды.

Остаток ночи он так и не уснул, бесконечно ворочаясь и перебирая в голове обрывки событий минувшего дня. Ему было очень плохо и физически, и морально. Тошнота, озноб и ломота в суставах изводили его тело как никогда раньше. А в его сознании никак не укладывался тот факт, что родители позволили себе так с ним поступить. Он никак не мог дождаться наступления долгожданного утра, в которое ему был обещан заветный опохмел. В таком смятённом состоянии души Доктор и встретил свой первый рассвет в этом месте.