Не обладая тогда теми знаниями, которые у меня есть сейчас, я не исключал, что лечение запора Петры стало «трансферентным излечением», то есть внезапным исцелением, которое происходит благодаря тому, что клиент идеализирует терапевта или метод. Как правило, такой эффект длится недолго. Отбросив в сторону эти мысли, на втором сеансе с Петрой я сосредоточился на работе, которую мы могли успеть проделать до моего отъезда из страны на следующий день. Петра казалась воодушевленной и готовой с головой погрузиться в терапию: ее вдохновили те результаты, которых удалось достичь всего за неделю. Как только мы начали обрабатывать стрессовую ситуацию в ее жизни, она сообщила о возникающем в области груди последовательном чувстве страха. Эмоции в теле часто проявляются сначала в области груди. То, что она это сразу почувствовала, было хорошим признаком: у нее развилась способность не отключать тело перед лицом сложной эмоции страха. Нет ничего необычного в том, что люди продолжают исцеляться самостоятельно и развивают способность к эмоциям, научившись использовать для их обработки большую область тела.
ЧЕМ БОЛЬШЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ РАСПРЕДЕЛЯЕТСЯ ПО ВСЕМУ ТЕЛУ, ТЕМ ЛЕГЧЕ ЕГО ПЕРЕНОСИТЬ
Эмоцию можно рассматривать как оценку того, как ситуация влияет или воздействует на состояние всего организма2. То есть чем больше воздействие распределяется по всему телу, тем легче его переносить. В стремлении справиться с переживаниями мы часто используем физическую и энергетическую защиту, такую как сдерживание, чтобы ограничить эмоции несколькими местами в теле. Все мы часто прибегаем к этой стратегии облегчения в ошибочной попытке уменьшить неизбежные страдания. Это понятно, учитывая наше отвращение к неприятным волнениям. Физическая и энергетическая защита от эмоций, например, стеснение, пониженное возбуждение или оцепенение, нарушают потоки (кровь, нервная система, лимфатическая, интерстициальная или межклеточная жидкость, а также электромагнитная и квантовая энергия), которые жизненно важны для регуляции мозга и тела, а также физического и психологического самочувствия. В данном контексте я использую фразу «расширение тела» и обозначаю ею устранение подобных физических и энергетических защит, перевод жизненно важных потоков из одной части тела в другую с целью распределить эмоциональные переживания по большему числу локаций в теле, сделать их более переносимыми и, улучшив уровень регуляции в мозге и теле, устранить психофизиологические симптомы.
Когда я учил Петру «расширять» тело и усиливать эмоцию страха, оставаться с ней и терпеть эти ощущения в большем количестве мест своего тела, уровень страха и психофизиологическое возбуждение чрезвычайно возросли – настолько, что я задался вопросом, а не помог ли я Петре открыться слишком сильно и быстро. Я стал опасаться, что у нее возникнет декомпенсация или она «расклеится» во время или после сеанса.
Мы долго сидели и ждали (Петра, я и ее наблюдавший за сеансом дядя), пока страх не превратился в ужас, то есть пока не возникла реакция, явно несоразмерная ситуации, с которой мы начали. Чтобы уменьшить субъективную интенсивность ее страданий, я попросил Петру разделить внимание между тем, что она испытывала внутри тела, и тем, что замечала вокруг. Чтобы привить ей осознанность, попросил повторять следующую фразу: «Мое тело боится, а я нет». Чтобы обеспечить содержательную основу для сдерживания страха, я за нее интерпретировал эмоцию как страх умереть после появления на свет от врожденного дефекта и операций. Это закрепило контекст, согласно которому она испытывала не страх перед чем-то неизвестным в настоящем, который было бы труднее сдержать, а страх перед каким-то явлением в прошлом.
Я продолжал сосредоточенно работать с ее физиологической и психологической защитой от ужаса, чтобы позволить ей максимально плавно развернуть свое тело и распределить эмоции на как можно большую область (другую часть груди, мышцы живота, руки, ноги, голову, шею, позвоночник, мозг, торс и спину). Это делалось для того, чтобы управлять состояниями физиологического стресса и нарушениями регуляции, присущими возникновению и проживанию неприятных эмоций, таких как страх, но не устранять их. Я стремился заставить Петру испытать как можно более контролируемую и терпимую эмоцию.
Представление о том, что в эмоциях задействовано тело, может показаться странным для тех, кого учили, что в эмоциональном переживании участвует только мозг. Идея о том, что в эмоциональный опыт вовлечено все тело, кажется странной даже тем, кто не оспаривает его роль в генерации эмоций. Как мы увидим далее, в ходе самых современных исследований было установлено, что появление эмоций зависит не только от мозга, но и от всего тела и окружающей среды3, 4, 5. Если принять идею, что в переживание эмоции вовлечено тело целиком, становится легко представить, что использование большей площади тела для обработки эмоций приносит человеку пользу, даже несмотря на то, что научное объяснение этого процесса выглядит сложным (как мы увидим в части II).
Это была трудная и длительная сессия для всех участников, с большой долей неопределенности относительно того, окажется ли она полезной для Петры или же принесет ей вред. Такой уверенности в эффективности метода, как сейчас, у меня тогда не было. В каком-то смысле у меня не было выбора. Сильные страдания нахлынули на нее внезапно, и во избежание очередной панической атаки я должен был как-то помочь ей с ними справиться. В то время меня поддерживала лишь теория. Из неврологии я знал, что эмоции способны затрагивать все тело; из интерсубъективного психоанализа – что исцеление требует большей аффективной толерантности; из когнитивно-поведенческой терапии – что исцеление порой включает в себя длительное воздействие страданий; из юнгианской психологии – что исцеление связано с развитием большей способности переносить противоположные эмоции; из восточной психологии – что способность переносить противоположные эмоции в теле является предпосылкой для просветления, наивысшего из всех возможных духовного достижения человеческой психики. Оглядываясь назад, можно сказать: такие методы лечения, как у Петры, показали мне, что усиление способности переносить страдания регулируемым образом с использованием как можно большего количества частей тела на редкость эффективно устраняет психофизиологические симптомы.
Продолжительность цикла, наполненного страхом и даже ужасом, составила почти сорок минут, но в конце концов Петра успокоилась. Измученный, но с чувством удовлетворения, я рассказал ей о дополнительных приемах, которые мы использовали во время второго сеанса, чтобы справиться с ее страхом, стрессом и нарушением регуляции, и призвал девушку как можно чаще практиковать эти техники для управления стрессом или другими чувствами по мере их возникновения. Я направил Петру к местному коллеге на случай, если ей понадобится помощь, и попросил ее информировать меня о своих успехах через дядю. Потрясенная проведенным сеансом, Петра взяла контакт моего коллеги, хотя позже я узнал, что она им так и не воспользовалась. На следующее утро я покинул страну, прочитав перед отъездом пару молитв. На случай, если вы этого не знаете: имеются данные, доказывающие эффективность молитвы даже при лечении рака6. У больных раком, за которых молились другие, исследователи наблюдали более высокие показатели ремиссии, чем у членов контрольной группы, за которых не молились.
Три месяца спустя дядя Петры прислал мне электронное письмо с прекрасными новостями, которыми он хотел поделиться со мной по телефону. Чрезвычайно заинтересованный, я позвонил при первой же возможности. Он сообщил мне замечательную новость: у Петры прошли приступы паники – симптом, который сопровождал ее целых четырнадцать лет. С помощью навыков, которыми она овладела на наших сеансах, Петра предотвращала приступ, как только ощущала, что он вот-вот возникнет. Она чувствовала себя намного лучше и смотрела на свою жизнь более позитивно. Она больше не спала так много и даже начала бегать трусцой вместе с отцом. Я ответил ее дяде, что очень рад тому, что нам удалось помочь молодой женщине и она готова двигаться дальше.
В следующий раз я встретился с Петрой на сеансе шесть месяцев спустя, когда вернулся в Нидерланды проводить вторую и заключительную часть тренинга. Стоял конец ноября, и в воздухе пахло Рождеством. В ту поездку я видел ее только один раз. На нашей сессии мы в основном пытались наверстать упущенное и закрепить навыки, которые она приобрела во время предыдущих встреч. Она внесла в свою жизнь значительные изменения: уволилась со старой работы и нашла новую, которая ей больше нравилась. Приступы паники по-прежнему отсутствовали, и Петра работала со своим психиатром, намереваясь к концу февраля отказаться от всех лекарств. Ее доктор, заинтригованный прогрессом пациентки, захотел узнать, каким эффективным «упражнениям» я ее научил. В конце сеанса Петра попросила рассказать ее историю другим – и даже разрешила использовать в рассказе ее имя, чтобы другие тоже извлекли пользу из моего «метода». Меня глубоко тронула искренность, благодарность и великодушие этой замечательной молодой женщины.
В последний раз я разговаривал с Петрой весной следующего года. Она переживала трудные времена и обратилась ко мне через своего дядю. Ее дедушка только что умер. Я находился в Соединенных Штатах, так что мы разговаривали по телефону. К тому времени Петра перестала принимать все препараты и по-прежнему не страдала от приступов паники. В целом она чувствовала себя гораздо лучше, однако тяжело переживала потерю дедушки, который всегда занимал в ее жизни особое место. Я сказал ей, что такая потеря – болезненный опыт, и на то, чтобы принять его и исцелиться, требуются время и поддержка других людей. Однако она могла бы попробовать справиться с печалью с помощью навыков, которые помогали ей преодолевать страх. Мы поработали над устранением физиологических защитных механизмов, таких как стеснение, которые чаще всего формируются против неприятных эмоций, например печали. Мы практиковали способы регулируемого перераспределения грусти из области груди в остальное тело, снова используя простые инструменты осознания, намерения, движения, самоприкосновения и выражения. На этот раз она узнала, как работа над более полным регулируемым воплощением неприятной эмоции, такой как печаль, делает длительное пребывание с ней более терпимым. Некоторое время мы посвятили работе над разделенной грустью.
Я уже собирался завершать сеанс и готовиться к следующему приему, когда Петра спросила, есть ли у меня время помочь ей с другим беспокоившим ее делом. Она сказала, что раньше у нее была депрессия, но теперь часто накапливалось так много энергии, что она не знала, что с ней делать: до этого подобный прилив сил она испытывала только во время приступов паники. Я объяснил ей, что, когда тело больше не проявляет симптомов и отключается в целях защиты от невыносимых переживаний, эмоций, его энергия высвобождается и используется для созидательных и улучшающих жизнь целей. Я попросил ее придумать, на какие достижения в жизни она могла бы направить дополнительную энергию. Петра ответила, что интересно, почему я ее об этом спрашиваю, ведь она как раз подумывает вернуться в университет и получить степень. Я ее поддержал и даже слегка подтолкнул к этому, сказав, что, если она не будет конструктивно использовать вновь обретенную энергию, старые симптомы вернутся.
Тот телефонный разговор был последним, когда мы с Петрой вместе работали. Я пишу «мы с Петрой вместе работали», а не «я работал с Петрой», поскольку считаю, что большая часть ее прогресса была связана с готовностью учиться и использовать больше своего тела в качестве вместилища, чтобы справиться с непреодолимыми эмоциональными переживаниями, а также с сопровождающими их стрессом и нарушением регуляции. Как гордый родитель, я следил за ее успехами в жизни благодаря контакту с ее дядей. У нее появился парень. Она окончила колледж. Вышла на новую работу. У нее теперь своя квартира. Сейчас она и ее молодой человек живут вместе. Последнее, что я о ней слышал: Петра и ее возлюбленный отправились в длительное путешествие на мотоцикле по азиатской стране. Интересно, может, это Индия, откуда я родом? В ближайшее время я постараюсь это выяснить.
О проекте
О подписке