Я открыл глаза и уставился в потолок. Совсем другой потолок, не тот, к которому я привык. Дома, на Сицилии, он был белым с точечными светильниками, а здесь неровный, с пожелтевшими пенопластовыми плитками.
Вчера был день рождения моей тети, на котором не было ни одного знакомого лица. Я не был в России всего три года, а почему-то кажется, что все десять. Однако я не могу сказать, что скучал по родине. Скорее даже наоборот. За эти три года я перестал считать эту страну своим домом.
В первые дни после приезда я гулял по району, в котором жил четырнадцать лет. За три года не поменялось практически ничего. Разве что теперь я ходил по этим улицам один, без своих друзей детства. С каждым шагом я все больше окунался в прошлое. Почти все места напоминали мне о том, как мы гуляли поздними вечерами с Максом.
А сколько же в России Наташ! Почему я раньше этого не замечал? Почти на каждом шагу я слышал это имя, на которое странным образом реагировало мое сердце.
В Италии я постепенно начал забывать своих русских друзей, но здесь воспоминания вскружили мою голову. Я даже представить себе не мог, как скучал по тем, кто забыл про меня.
Они думали, что своим отъездом я их предал. Что за глупость? Можно подумать, у меня был выбор! После развода с отцом, мама сильно сдала. Она нуждалась во мне, в моей поддержке. Разве мог я закрыть глаза на ее состояние и остаться с отцом? Но мои лучшие друзья меня не поняли или просто не захотели понимать.
Мы обменялись адресами электронной почты, я ждал, что друзья напишут мне, но они молчали. Скорее всего, они просто решили вычеркнуть меня из своей жизни.
Сначала мне было обидно, а потом я смирился, что наши пути навсегда разошлись. Но вот я вернулся, воспоминания накрыли меня с головой, и я понял, что не выдержу здесь больше ни дня. Мне срочно требовалась смена обстановки, и в одну бессонную ночь я вспомнил о месте, в котором я был как никогда счастлив.
Сегодня я уезжаю в лагерь «Юность». Подальше от знакомых до боли улиц, на которых я мог в любой момент столкнуться с Максом или Наташей. А в лагере их уж точно не будет – они его переросли.
После завтрака мама вызвала мне такси, так как оказалось, что я опоздал на автобус от лагеря.
Таксист, радушного вида пузатый мужичок с проседью, оказался очень болтливым. Я не был настроен на разговор, поэтому прикинулся, что не знаю русского языка. Однако даже это не смутило болтливого мужика. Он несколько секунд посокрушался над тем, что я его «не понимаю» и принялся рассказывать о тех нескольких иностранцах, которых ему доводилось подвозить.
– В Дубки едешь? – спросил таксист, кажется, решив, что за это время я уже выучил русский язык. – Там в соседнем лесу призрак появился.
– Призрак? – заинтригованно спросил я по-русски.
Таксист ошалело взглянул на меня через зеркало заднего вида, а затем громко рассмеялся.
– Быстро учишься!
– Так что насчет призрака? – с нетерпением в голосе произнес я.
– Люди стали замечать высокую фигуру в белом. Говорят, кто-то покойника с того света призвал, вот он теперь и бродит по лесу, грибников пугает.
– Уверен, что это обычный человек – любитель выживания в дикой местности.
– Может, и так, да только всякие странные вещи начали происходить с его появлением, – продолжил рассказывать таксист. – В огородах стали пропадать овощи и ягоды. А у одной бабки даже курица исчезла.
– Так может дикие звери, – лениво заметил я, теряя интерес к байке таксиста.
– Ага, какие дикие звери будут от огурцов горькие жопки отплевывать?
– Ну а кто тогда? – усмехнулся я. – Призрак? Так он же бестелесный.
– Не призрак, а колдун! – Таксист поднял вверх указательный палец, на мгновение отвлекшись от дороги. – Грибники в лесу нашли алтарь, на котором лежала окровавленная голова курицы. Той самой, что у бабки пропала!
Я поймал в зеркале взгляд таксиста. Мужик ждал, что я удивлюсь или испугаюсь, но меня все еще его байка не впечатляла.
– Ну и что?
Недовольный моей реакцией, таксист жутковато добавил:
– Алтарь весь был в крови. Местные бабки уверены: привидение колдун вызывал с того света. Теперь он по лесу шастает и то стонет, то воет. А в последнее время добавились еще и глухие стуки по ночам. В деревне уже свет до самого утра не выключают. И детей с сумерками домой загоняют.
Я не выдержал и рассмеялся.
– Что, не веришь? – сощурил взгляд таксист.
– Пока своим глазами не увижу, не поверю. – Я воткнул наушники, показав тем самым, что разговор окончен.
До лагеря оставалось всего каких-то двенадцать минут, за которые я успел послушать ровно три трека на моем плеере и вспомнить о том, как я и Макс познакомились с Наташей.
Это был наш первый год в лагере «Юность». До этого мы проводили начало лета только в школьном лагере, где нас заставляли, как детсадовцев, спать после обеда. Здесь же ничего подобного не было. Правда, отбой был после девяти вечера, но нас это не останавливало.
В первые дни нашего с Максом пребывания в лагере мы нашли дыру в заборе, разросшимся боярышником. Через эту лазейку наши вожатые бегали на свидания в местную деревню, а мы – за малиной.
В одном близлежащем огороде была такая крупная и сладкая малина, что мы с Максом женились бы на ней, если бы были старше и ягода была бы девушкой.
При каждой вылазке мы наедались этой малины до отвала. Максим предлагал сменить огород, чтобы нас не поймали, но променять эту малину на какую-то другую было выше моих сил. И все шло хорошо до того самого дня, когда нас все-таки спалили, причем не кто иной, как Наташа.
Оказалось, огород с прекрасной малиной принадлежал ее бабушке и дедушке, с которыми она проводила каждое лето.
– Так вот кто ворует мою малину! – раздалось позади нас в момент, когда наши с Максом рты были полны ягод.
Первой же мыслью было бежать. Однако голос показался мне странным: будто кто-то маленький пытался говорить нарочито грубо и громко.
Слегка повернув голову, я краем глаза увидел в тусклом свети лампы на заборе щуплую девчонку с двумя хвостиками. Спрятав руки за спиной и расставив ноги как американский полковник, она пыталась казаться взрослой и смелой. Из-за спины девчонки выглядывал кусок палки.
Макс тоже рассмотрел девчонку и, беспечно ухмыльнувшись, развернулся и нагло поинтересовался:
– Ну и что ты нам сделаешь?
«Например, позовет взрослых, идиот!», – подумал я, сетуя, что не успел сказать другу, чтобы он вел себя осмотрительно. Даже с мелкой девчонкой.
– Прострелю вам бошки! – Девчонка перестала нарочно понижать голос, да и ей это уже не требовалось, ведь за спиной у нее была вовсе не палка, как нам показалось, а ружье, дуло которого теперь смотрело на нас с Максом. – Руки вверх подняли! Hände hoch, bastarde!
– Это она на немецком шпарит? – испуганно шепнул мне Макс, послушно поднимая руки.
– Угу, – кивнул я, проделывая то же самое и не сводя взгляда с жуткой девчонки.
– Фашистка какая-то…
– А теперь срыгнули всю малину, быстро! Schnell! – Снова перешла на бас девчонка.
– Да как мы это сделаем? – крикнул Макс.
– Так же легко, как жрали! – было ему ответом.
– Погоди, погоди… – осторожно произнес я. – Может, договоримся? Мы заплатим за твою малину. Ну или принесем тебе что-то, что ты хочешь.
Девчонка, склонив голову на бок, задумалась. Затем опустила ружье и жутковато улыбнулась. От этой ее улыбки у меня по спине пробежал холодок.
Ох, кажется, напрасно я добавил последнее…
– Принесите мне свисток, с которым не расстается кладбищенский сторож Герасим!
У нас с Максом так челюсти и отвисли, но говорящая на немецком девчонка с ружьем напугала нас настолько, что поход на кладбище уже не был пугающим. С горем пополам мы добыли ей этот свисток, и она великодушно нас пощадила. Даже сказала, что ее зовут Наташей и посетовала, что в деревне ей скучно – местные дети не очень-то горят желанием общаться с приезжей.
И тут я второй раз ляпнул то, о чем не подумал:
– Может, тогда будешь общаться с нами?
И вот я уже стоял у ворот того самого места, по которому, как оказалось, я соскучился всей душой.
После регистрации меня зачислили в отряд старшеков, вожатым которого оказался брат Наташи – Илья Романов. А я-то думал, что не увижу здесь ни одного знакомого лица. В прочем, Илья, кажется, меня не узнал, что было только мне на руку.
Пока ждали остальных ребят, ко мне подошли двое с кривыми рожами и попросили сигарет.
– Не курю и вам не советую, – ответил я так, будто мне было не семнадцать, а все сорок.
Парни косо на меня посмотрели, но ничего не сказали, потому что вожатый был рядом. Чувствую, что вскоре мое нравоучение выйдет мне боком.
– Ребята, попрошу вас не расходиться! Скоро начнется приветственная церемония! – хорошо поставленным командным голосом произнес Илья.
Ни ждать церемонию, ни смотреть ее мне, разумеется, не хотелось, однако правила есть правила.
Попинав кусочек мела, который неожиданно оказался под моей ногой, и уже изрядно устав от ожидания на палящем солнце, я запрокинул голову и начал переваливаться с пятки на носок. В очередной раз покачнувшись, я увидел в воротах знакомые силуэты. Мое сердце пропустило удар. Резко перестав качаться, я вылупился в сторону центральных ворот. Оттуда ко мне приближались два когда-то самых близких мне человека: Наташа и Максим.
Никаких Максимов, Глебов и Лер? Так я, кажется, думала, когда собиралась в лагерь? Еще никогда я так не ошибалась…
Вот они, Максим и Глеб. Один стоит через шесть человек справа от меня, а второй подобрался ближе – слева через две девушки. И как только они здесь оказались? Ладно, Макс, – решил, может, вспомнить детство. Но Глеб вообще в Италии живет и приехал в Россию ненадолго погостить у тети. Какого лешего его в лагерь-то понесло?!
От столь ужасного стечения обстоятельств хотелось выть. Последнее беззаботное лето по всей видимости пойдет коту под хвост! Хорошо еще, что Леры нигде не видно. Тогда было бы настоящее комбо!
– Здравствуйте, дорогие детишечки! – довольно жутковато поприветствовал прибывших на летнюю смену ребят маленький и лысенький мужичок в больших квадратных очках. – Меня зовут Савоськин Макар Аронович. Я – директор лагеря.
Сзади послышались тихие смешки.
– Макароныч, – произнес кто-то сквозь сдерживаемый смех.
Тут я тоже чуть не рассмеялась – сдержалась лишь потому, что стояла в первом ряду на глазах у всего персонала лагеря.
Дальше последовала скучная и затянутая речь Макароныча. Затем слово передали Петру Ивановичу Метелкину – завхозу, похожему на директора как две капли воды, только без очков. Немного картавя, он рассказал нам о правилах лагеря, – что можно делать, а что нельзя, – и обозначил часы отбоя для разных возрастных категорий. Нам, как самым старшим, разрешено было колобродить до десяти вечера. После же все должны были лежать в своих кроватях. Слово «свои» Метелкин даже выделил голосом и обвел многозначительным взглядом старших ребят.
После Метелкина к микрофону подошла миниатюрная девушка с очень милой внешностью. Она тепло улыбнулась и представилась Марьей Петровной Метелкиной, медсестрой. Услышав ее фамилию и отчество, ребята зашушукались.
– Дочка Метелкина походу.
– Красивая, – восхитился кто-то из парней. – Совсем на него не похожа.
– Да ничего в ней красивого нет, – послышался девчачий голос. – На крысу похожа.
Я закатила глаза и тихо вздохнула, предвидя наперед, как половина парней будут пускать слюни на медсестру, а половина девчонок злиться на нее.
В ожидании конца церемонии я принялась рассматривать своего брата, который, в свою очередь, с интересом поглядывал на хорошенькую медсестру. Поймав его взгляд, я улыбнулась уголком губ и скосила взгляд на Метелкину. Илья закатил глаза и отвернулся.
В поисках новой цели для рассматривания мой блуждающий взгляд вдруг встретился с до боли знакомыми светло-карими глазами Райского. Как ни банально, но мое сердце пропустило удар. Мы с Глебом смотрели друг на друга недолго, но я смогла разглядеть в его взгляде тоску.
Неужели он скучал по мне?..
Нет, быть такого не может! Если бы скучал, то обязательно бы связался. В глазах Глеба Райского вовсе не тоска, а скука. Ему так же скучно на церемонии, как и всем ребятам.
– А теперь торжественное поднятие флагов! – объявил директор, своим громким голосом, прервав наш с Глебом зрительный контакт.
Райский отвернулся первым, сосредоточив свое внимание на двух ребят, которые подошли к государственному флагу и флагу лагеря. Заиграл гимн России, и я невольно выпрямилась. Хотелось посмотреть на Глеба еще раз, но я была для этого слишком гордой.
По команде директора ребята – парень и девушка моего возраста – принялись поднимать флаги.
– На этом приветственная церемония завершена! – радостно произнес Макароныч, когда флаги уже развивались на вершине флагштоков. – Подойдите, пожалуйста, к своим вожатым. Они расскажут о вашем распорядке дня на сегодня.
Вокруг все загалдели и засуетились. Я принялась искать глазами Илью, но около меня мельтешило столько людей, что у меня вдруг закружилась голова.
Схватившись за висок, я прикрыла глаза, чтобы справиться с возникшим головокружением. Меня сильно толкнули, и я, пошатнувшись, чуть было не упала. Благо, кто-то придержал меня за плечи.
– Спасибо, – пролепетала я и обернулась.
– Не за что, – пожал широкими плечами Максим.
Залипнув на его фигуру, я подивилась тому, как быстро он превратился из обычного парня в игрока в регби. Наверное, для своей девушки старается, держит форму. Лерке Беловой ведь всегда нравились качки.
– Как дела? – робко спросил он, стараясь не встречаться со мной взглядом.
– Илью не видел? – проигнорировала я его глупый вопрос.
Макс моргнул и начал озираться по сторонам.
– Вон он, у футбольных ворот стоит.
Я посмотрела в сторону, куда показывал палец Макса. Вокруг Ильи уже собралось несколько ребят из моего отряда, и брат что-то оживленно им рассказывал. Я молча направилась к ним.
– Наташ, подожди! – крикнул Макс мне в спину.
Я проигнорировала его и ускорила шаг.
– Наташ! – не унимался Максим.
– Да что тебе надо? – я резко обернулась и уперла руки в бока.
Парень притормозил и оторопело взглянул на меня.
– Мы в одном отряде просто… – тихо произнес он, указав на Илью и ребят, которые вовсю пялились на нас.
– А-а-а, – протянула я, чувствуя, что краснею. – Понятно…
Ну вот, в первый же день отличилась. Теперь ребята будут считать меня неуравновешенной.
В молчании мы с Максом дошли до Ильи. Я скромно поздоровалась со всеми и встала ближе к брату. Снегов, зараза такая, занял место рядом со мной.
– Так, нас уже тринадцать. Ждем еще двоих, – объявил брат. – А, нет, уже одного!
Я проследила за взглядом брата, и увидела идущего к нам Глеба. Ну, зашибись! И этот тоже в моем отряде! За что мне такое наказание?!
Макс тоже увидел Райского и нервно закряхтел. Я же сделала вид, что сильно заинтересована носками своих белых кроссовок, к которым прилипла мокрая трава.
– Сейчас еще одного дождемся, и я расскажу про ваше расписание и провожу в корпус, – пообещал Илья.
– А уже нельзя начать рассказывать? – спросил коренастый паренек с веснушками – один из друзей Макса. Кажется, его зовут Кирилл.
– Точно! – поддакнула темноволосая девушка с фиолетовыми прядями и темным макияжем. – Семеро одного не ждут.
– Есть правила, которым надо следовать. – Высокий и тощий парень с жиденькими светлыми волосами и огромными круглыми очками шмыгнул носом и, достав платок в клеточку, громко высморкался.
Девушка с фиолетовыми прядями брезгливо поморщилась.
– Валентин прав, – кивнул Илья, посмотрев на наручные часы. – Надо следовать правилам.
Друг Макса фыркнул.
Почти все вожатые уже дождались ребят и разошлись по лагерю. Остались только мы и еще одна девушка с длинными светлыми косами аж до колен.
Пока мы терпеливо ждали последнего члена нашего отряда, я раздумывала, стоит ли мне остаться в лагере или все же лучше свалить отсюда из-за Райского и Снегова.
Я хотела провести последнее лето детства в атмосфере, где меня не будут донимать призраки прошлого. Выбрала именно лагерь, потому что никогда не была здесь – в отличие от ребят, я всегда обитала за его пределами, в Дубках, – и вот на тебе! по закону подлости эти двое здесь, чтобы мешать мне спокойно отдыхать.
– Ну и чего вы тут стоите и молчите? Неужели меня ждете? – раздалось поблизости от нас.
Внутри у меня все похолодело от страха.
Этот голос я узнаю из тысячи похожих. Нет, из миллиона.
Голос моей бывшей лучшей подруги. Голос той, на которую меня променял Максим. Голос Леры Беловой.
***
– Значит так: я с тобой в одной комнате жить не хочу и не буду! – Лера сидела на краю письменного стола у окна и вульгарно жевала жвачку.
Меньше всего я хотела видеть эту особу, да к тому же еще и быть ее соседкой по комнате. Да что за невезение такое!
– Можно подумать, я этого хочу, – пробормотала я, стеля постельное белье. – Но Илья ясно дал понять, что либо мы спим на отведенных нам местах, либо в коридоре под фикусом.
После распределения многие начали возмущаться. В особенности Снегов и Райский, которых, к их ужасу, тоже поселили вместе. А подруг Леры вообще запихнули в трехместный блок с девочкой, у которой, по слухам завсегдатаев этого лагеря, перманентные вши. Однако Илья никому не разрешил поменяться местами.
Хотя, даже если бы и разрешил, Лера бы ушла к подругам, а ко мне подселили бы вшивую. Даже не знаю, что лучше: буквально вшивая соседка или фигурально.
– Нет, ну это ни в какие ворота! – вскрикнула Лера и тут же закашлялась, чуть не подавившись жвачкой.
– Не злись, это бесполезно. Лучше переходи сразу к последней стадии принятия неизбежного, – посоветовала я.
– Че?
– Ничего. – Закончив с постелью, я взглянула на сумку и подумала, что, наверное, не стоит ее разбирать. Сегодня вечером я пойду к брату и скажу, что возвращаюсь домой. Не хочу провести свое последнее беззаботное лето в этом гадюшнике.
– А твой брат взятки берет? – в голосе Леры уже не было злости, спрашивала она с надеждой.
– Не знаю.
– Может, ему коньяк подарить?
– А у тебя он есть? – удивленно посмотрела я на Леру.
– Не-а, только энергетики. Но это не проблема, достанем, – махнула рукой с длинными розовыми ногтями Белова.
Я окинула ее взглядом с ног до головы. Яркий и безвкусный макияж, блестящая бижутерия, облегающий топик, короткая джинсовая юбка и босоножки на высоком каблуке. Она думает, что лагерь – это дискотека?
– Ты зачем вообще сюда приехала? – задала я мучающий меня вопрос.
– А ты? – Белова прищурила накрашенные голубыми тенями глаза.
– Отдыхать. От таких, как ты.
– Ну вот и я тоже приехала отдыхать.
– Не ври. Я тебя знаю. Ты ненавидишь лагеря и общаги. – Я скрестила на груди руки, вперив в Леру требовательный взгляд.
О проекте
О подписке