Конец июня в России вообще, а в Сибири тем более – сезон, когда реальность начинает кончаться. Улицы миллионных городов внезапно пустеют, перед этим пережив массовые гулянья выпускников средних школ, но это ещё не конец: за этим последуют судорожные выплески абитуриентов вместе с их взволнованными родителями. Последние включают все свои связи, так что быстро выясняется, что любой сибиряк знаком с другим сибиряком уже через третьего человека, и эти наспех сшитые триады предпринимают такие изобретательные и организованные штурмы бюджетных мест в престижных вузах, что их китайские тёзки могут им только бессильно завидовать. Для репетиторов, экзаменаторов, работников приёмных комиссий, ректоров и деканов наступает время сенокоса.
Но всё это уже не может перевесить того факта, что в стране начинается период отпусков. Штаты начальников, а также примкнувшего к ним инженерно-технического персонала капиталистических и остающихся до сих пор неприватизированными предприятий сокращаются вдвое, прекращая мешать работать оставшимся немногочисленным производственникам. Это способствует существенному росту выпуска продукции в летние месяцы, создавая праздничное настроение к осени: умственный и физический пролетариат старается обрадовать свою политическую элиту, которая, собравшись на осеннюю сессию, должна узнать о полной готовности к отопительному сезону, экономическом росте, снижении темпов инфляции в летние месяцы и подтверждении прочих своих оптимистических прогнозов.
Горожане куда-то деваются и бродят вдалеке от своей малой родины. Они о чём-то думают, а это занятие в России является абсолютно вредным: мало ли до чего можно додуматься в расслаблении и безделии. Горячечная фантазия может подсказать и ту идею, что если большая часть начальства так и не выйдет из отпусков, то промышленность, строительство и другие сферы общественного производства будут работать только лучше, а это уже полный абсурд. Кроме того, в отрыве от реальности политики разъезжаются в Беловежские и Волжские пущи, на субтропические острова и полуострова, что, в свою очередь, приводит к отрыву реальности от них. И когда во второй половине августа они начинают стыковаться, то часто проходят мимо друг друга, что приводит к неожиданным пускам исторического процесса и другим его загогулинам.
Однако до августа в городе L было ещё далеко. Казаков понимал, что оставшееся городское население может и совсем никак не откликнуться на любое его «социальное действие». С другой стороны – а что было делать? многие из студентов могли принять участие в подобных мероприятиях только летом. Охота пуще неволи, принятое решение о начале авантюры собрало под его дырявые знамёна небольшой отряд, готовый начать шуметь и записывать эхо от шумов. И если ждать удобного времени, отряд мог заскучать и разбежаться.
Последнее Казакову объяснял уже Любимов, с которым они сидели в той же кофейне, куда до этого Любимов приходил с Выгребным.
– Я понимаю, – раздражённо говорил Казаков, – что надо начинать. Но скажите, с чего начать? Чем сейчас можно вызвать хоть какую-то реакцию?
– Нашего общего знакомого Георгия Константиновича Хлебалкина интересует, почему деньги на поддержку сельского хозяйства пошли через фирмы, связанные с депутатом Проглотовым. Он даже статью подготовил на сей счёт. Можно и пикет по этому поводу устроить из молодых людей перед зданием обладминистрации.
– Глупости. Деньги так или иначе идут через чьи-то фирмы. Будет очевидно, что всё это оплачено, никакого резонанса не получится. Неинтересно. Нужен общий повод, такой как… не знаю, водка с пивом, например.
– Водка – предмет интересный. Вы вот знаете, например, что производство водки у нас дотируется из областного бюджета? Убыточное иначе получается производство.
– Не может быть. Серьёзно?
– Куда уж серьёзнее. Только на этот год пятьдесят миллионов рублей дотаций. Свои спиртзаводы стоят, спирт приходится завозить, он дорогой, так что губернатор заботится о населении. Чтобы водка была подешевле, её производство дотируют. Наши специально ездили в Псковскую область, там тоже дотируют, изучали опыт.
– Это, пожалуй, повод. Но не для пикета, над этим надо подумать отдельно. Хотя вы мне подсказали мысль – в России две беды… Дураков, получается, мы обсудили: водка у них убыточная… А дороги в N в каком состоянии?
– Как обычно, в ужасном.
– Вот давайте с этого и начнём – устроим митинг автолюбителей. И в городе они наверняка тоже ужасные?
– Само собой.
– Вот и хорошо, нужно будет пройтись и по городскому начальству.
– Так городу губернатор денег на ремонт не даёт.
– Но ведь люди-то об этом не думают.
– В общем, да… между прочим, ремонтом дорог у нас тоже занимаются фирмы Проглотова.
– Видите, опять же Хлебалкину польза.
– И как вы всё это представляете?
– Сначала заявка на митинг автолюбителей, потом опрос: кто о нём узнал и откуда. В газетах ведь наверняка сначала либо ничего не будет, или будет, да не то. Потом оплатим и полосу в газете, дадим и данные опроса. Потом автолюбители напишут письма, куда смогут, с фактами, которые найдут.
– А дальше?
– Будем надеяться, что реакция города и области окажется разной. Тогда надо будет придумать что-то и для города.
– И потом?
– Потом есть ещё стандартная заготовка: возмутиться поведением милиции. Бьют молодёжь, а заказные убийства не расследуют.
– Всё это замечательно, просто борьба за свободу какая-то. Но где здесь ваша выгода?
– Если хотя бы что-то получится, то из Москвы и федерального округа понаедут комиссии проверять, что тут творится. А в это время и капиталу сюда можно будет зайти: напрямую во время проверок ваш Тараканов побоится мешать. Так что всё просто. Относительно просто.
– Действительно… а студенты получают возможность понять, кто, куда и зачем. И про ремонт дорог… это можно. Должно сработать.
«Тебе-то хорошо, – думал Любимов про Казакова, – а где взять студентов с автомобилями? И какие они без машин получатся автолюбители?» Эти мысли посещали его, когда он собирал своё первое совещание с инициативной группой.
К удивлению Любимова, едва ли не у всей нищей студенческой молодёжи при стипендии в шестьсот рублей были права на вождение автомобиля. А у четверти инициативной группы наличествовало в собственности и средство передвижения, причём у некоторых вполне приличные иномарки. Идею Казакова они восприняли на ура. Сравнительно быстро договорились о том, кто пойдёт давать заявку на проведение митинга в мэрию и милицию, кто даст сообщение о времени и месте проведения мероприятия и кто попытается договориться с частниками таксистами, в народе именуемыми бомбилами. Расчёта на таксопарки особо не было: Любимов, хотя и давал задание поговорить, но был уверен, что таксисты побоятся начальства, соблюдающего правила коллективной гигиены – рука руку моет.
Заодно, чтобы не сбавлять темпа, – заявку на митинг должны были ещё две недели рассматривать, – сразу же обсудили и решили подать и вторую, против милицейского насилия. И началось бурление общественной жизни в городе L…
В этой стране сто миллионов лишнего населения: для того, чтобы добывать нефть и газ, варить сталь и прочие металлы, пилить лес и делать всякие там минудобрения, а также обслуживать всех тех, кто это будет делать, нужно максимум миллионов пятьдесят против нынешних ста пятидесяти, если считать вместе с приехавшими китайцами. А то и двадцать. Учитывая семьи, естественно. И кого это заботит? только тех, кто понимает эти замечательные обстоятельства и входит в число ненужных ста миллионов, которые должны вымереть за два поколения (а что поделаешь, вам же объяснили, таков наш долгосрочный демографический прогноз, однако; не размножаетесь, русскоязычные, – так что, может, язык поменять?). На что ты рассчитываешь, доцент? ты тоже не с той стороны этой невидимой колючей проволоки… где будет работать изобретение внуков большевиков – этот новый социальный Аушвиц. Они, видишь ли, воображают себя четвёртым сословием. Люди воздуха… космополитическая общность, формируемая глобализацией. Что с них возьмёшь, кроме анализа. Да и то не дадут.
Загнул ты, однако. Где ты видишь здесь насилие? сплошная свобода и естественный отбор. Люди должны приспособиться к изменившимся условиям, как там? убить дракона в самих себе.
Во-во, и сдохнуть вместе с этим драконом, просто-таки фильм «Чужой III», а совсем даже не добрейший ироничный Евгений Шварц. Я не могу приспособиться – что, начать брать взятки со студентов? Или пойти в управляющие имением по новорусскому стилю, к тем же своим вчерашним двоечникам? В это похлопывание по плечу – ну что, Иваныч, не помогла тебе твоя наука, жизнь-то, она по-другому устроена? Ты у нас теоретик, но мы тебя практике научим. Нет уж, лучше дешёвая водка и саркастическое настроение.
Это – твой выбор. О детях подумал?
А при чём тут они? Все подлости этого мира – ради детей. Все подвиги этого мира – тоже ради детей. Сдаётся мне, что дети здесь ни при чём, а подлец делает подлости, герой – подвиги… я уж как-нибудь, сколько смогу того и другого.
Тебе твоя любимая проест всю твою намечающуюся на затылке плешь. Она же хочет, как все, и не эти все, а те, которые по телевизору и в гламурных журналах для деловых людей «Эксперт» и «КоммерсантЪ», которые ты таскаешь к себе домой из факультетской библиотеки. Она слишком молода и хороша для тебя. Ты же помнишь, как был счастлив, когда понял это.
Теперь я знаю другое: это я слишком хорош для неё. Сможет найти другого – прекрасно, не так-то это просто найти свободного мужчину, который был бы лучше меня. Такие, как этот Казаков, редкие экземпляры… это какой-то свихнувшийся вычислительный механизм, он в её сторону и смотреть не будет, он хочет невозможного и прёт, как танк на минные поля.
Но сейчас он платит деньги… а ты понимаешь, что если всё кончится обычным провалом и скандалом, то он уедет, а тебе жить здесь? И все эти таракановы будут с тобой всегда.
Что они могут мне сделать? Прислать налоговую инспекцию с прокуратурой? мне же нечего терять – у меня нет своего бизнеса. Высшее образование сейчас – это то дно, откуда уже некуда падать, если, конечно, не считать ещё образование среднее.
Авантюра чистой воды.
Вот именно. Всю оставшуюся жизнь буду жалеть, если откажусь принять в этом участие. И, представь, он ещё деньги платит. И Хлебалкин заплатит, надо будет заставить его заплатить из принципа. В конце концов, ради кого работаем? За нашу и вашу свободу, как объясняли будущим негражданам латышские аборигены, так и не заплатив им ни гроша. Больше такие варианты не проходят.
Такие принципы мне нравятся, они даже понравятся твоей жене. Только признайся, с тех пор как ты увидел Тамару рядом с Казаковым, ты часто стал думать о ней.
Не слишком часто. Просто она очень красива.
Рядом с Казаковым. Когда она пересдавала тебе твой предмет, она не была так красива. Чужие женщины всегда привлекают сильнее.
Нет. Может, она просто счастлива с ним, хотя несколько раз раньше заговаривала со мной… можно было тогда куда-нибудь её пригласить…
И не думай об этом, запрещаю.
…А какое славное получается лето!
Видные общественные деятельницы N-ского региона Елена Кошкина и Галина Собачкина дружили много лет. Обе они начали делать свою карьеру ещё в комсомольских организациях города L, потом Кошкина пошла по профсоюзной линии, а Собачкина – по линии советской. В бурные демократические годы они были вместе то в городском, то в областном органе представительной власти, поддерживая друг друга в сложных политических перипетиях. Теперь Кошкина была городским депутатом, а Собачкина – областным, и начали они даже некоторым образом ссориться по вопросам общественного значения и политического звучания, подтверждая тем самым тезис о необходимости вертикального разделения властей; но сходство позиций и наличие личных симпатий продолжало доминировать в их отношениях. И случилось так, что в солнечное июльское погожее утро, когда солнце уже стояло высоко, но ещё не припекало, каждая из этих выдающихся женщин совершенно независимо от другой шла на встречу с важными людьми в городской администрации и областном правительстве соответственно. И одинаково чрезвычайно Кошкина и Собачкина были возмущены внезапно открывшейся перед ними волнующей картиной, хотя и располагалась она при этом в двух разных местах: перед городской администрацией и областным правительством одновременно.
Милиция не позволила развернуться пикетчикам во всю ширь, поскольку это могло создать большую пробку в центре города, – правительство и мэрию разделяло примерно пятьсот метров центральных транспортных магистралей. На призыв плаката: «Ударим пикетом по бездорожью! Ты с нами – просигналь!» проезжавшие мимо автомобили разражались рёвом клаксонов и притормаживали, что производило впечатление медленно двигавшегося стада каких-то грустных больших животных.
В мегафон постоянно что-то говорили. Прохожие останавливались, пытаясь услышать, что именно говорят, так что на тротуарах тоже возник медленно двигающийся затор. Желающим постоять в пикете тут же выдавали понравившийся им транспарант; наибольшей популярностью пользовалось многозначительное – «Одна наша беда – дороги, а другая – в ваших кабинетах!», хотя и обычные «Где деньги Дорожного Фонда?» или «Куда дели наши налоги?» тоже вызывали сочувствие.
Кошкина и Собачкина связались друг с другом по телефону и обсудили увиденное. Это был непорядок, и старым, привитым в эзопнутые социалистические времена чутьём они его обнаружили и сделали стойку, после чего в разговорах с важными людьми у них появилась дополнительная тема. От них отмахивались – важные люди тоже были автовладельцами, поэтому где-то как-то они сочувствовали пикетчикам; да и как не сочувствовать, если в их поддержку высказались даже дежурившие тут же гаишники. Репортёры были в восторге: прекрасная новость во время мёртвого сезона. И прочее разное население города L было на стороне возмутителей спокойствия – то ли был в пикете нужный элемент карнавала, то ли в городе просто давно уже ничего подобного не было. Только мелкий чиновный люд – от специалистов до начальников отделов – тихо и испуганно гудел. «Представьте себе, – рассказывал один такой Акакий Акакиевич Собачкиной, – подхожу я к зданию правительства, а оно окружено автомобилями, милицией, людьми. Ещё ничего и не началось, а все уже ждут, и идти на работу крайне неприятно. Разве мы враги какие, чтобы на нас так с ненавистью смотреть? Шли прямо как сквозь строй. У меня женщины в отделе плачут с утра. Ведь страшно». Собачкина в ответ, было, подумала в раздражении, что воровать поменьше надо было и за дорогами следить, допрыгались, но удержалась – а вдруг и Акакий Акакиевич на что сгодится. Вслух сказала: «Вы знаете, это, конечно, хулиганство. И надо выяснить, кто затеял». И тут же получила ответ, что это, оказывается, инициатива группы граждан, большинство из которых студенты.
И от сердца выдающихся гражданок Галины Собачкиной и Елены Кошкиной немного отлегло. Студенты – они на то и студенты, от них в принципе всего можно ожидать, даже того, что они это придумали, чтобы повеселиться. Но осадок остался – а вдруг за спиной студентов прячется кто-то серьёзный? поверить в то, что после многих тихих лет уличной жизни в городе L возникло что-то помимо народного гулянья с салютом-фейерверком, был сложно: недаром выдающиеся гражданки были политическими долгожителями…
И депутаты Выгребной с Хлебалкиным тоже пошли по кабинетам, встретившись в тот же день с депутатами Кошкиной и Собачкиной. Последние рассказали первым о своих сложных ощущениях, и согласились все вчетвером, что нехорошо как-то в городе L и области N с дорогами. Пикет открыл им всем на это обстоятельство глаза. И возбуждённая этим обстоятельством депутатская общественность решила составить тут же депутатский запрос, и обсудить это на рабочих совещаниях с представителями исполнительной власти, а может, даже поставить этот вопрос и в заседание Совета. Даже тёмное имя Степана Проглотова уже было озвучено и помечено.
Поэтому, когда Любимов встретился с Хлебалкиным и спросил у него, не пора ли ему осуществить спонсорский взнос в проведение социологических исследований, осуществляемых силами студентов L-ского государственного университета, тот дал своё согласие сразу. И даже перечислил в некоммерческое партнёрство Любимова шестьдесят тысяч рублей, сказав, что, если удастся отобрать у Проглотова хотя бы часть заказов, он перечислит Любимову вдвое больше. Любимов пятьдесят четыре тысячи из полученных обналичил и заплатил студентам, получив одновременно в свой карман от Казакова тысячу долларов.
…Выгребной, с которым Любимов поделился сведениями о денежных расчётах, меланхолически отметил: «Что ж, это честный бизнес. С ними можно иметь дело».
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке