Мы идем среди извилистых стволов вековых подокарпусов9, продираясь сквозь их опавшие ветви и бамбуковый подлесок. Атмосфера совершенно отличается от нотофагусовых лесов, что мы обследовали ранее. Здесь прохладная влажность исходит, кажется, от самой каштановой коры этих деревьев, эндемиков Южного полушария. Кора их слоится, что является характерным признаком данного вида, и покрыта различными мхами и лишайниками, также свисающими с ветвей, придавая деревьям еще более зачарованный вид. Это совершенно волшебный лес. К сожалению, и он идет на отопление и постройку домов. Топить дома подокарпусом— уму непостижимо!
Приближаясь к последнему месту, мы встречаем хозяйку угодий, идущую с подругами куда-то по дороге. Большая удача, что мы ее заметили, а то ждать бы нам неизвестно сколько ее возвращения. Сигрид быстро запихивает меня к себе на колени, а рядом усаживает жену лесоруба. И вот такой веселой компанией мы отправляемся к великолепному деревянному домику. Рядом с ним бегают куры и утки, за углом притаились два жирных хряка. На заднем дворе футбольное поле и округлое строение наподобие чума.
– Эй, Паулина, – толкает меня локтем Мануэль, – смотри! – показывает на притолоки в доме, отделанные подокарпусом.
После моих восхищений этими деревьями и заявления, что нужно запретить их вырубку по всему Чили, ребята не перестают подшучивать, всюду указывая на изделия или дрова из подокарпуса. Но это не единственное, что привлекает мое внимание в доме. На стене висят шкуры – лисы, нутрии, пумы и даже броненосца! Да кое-какие модницы удушились бы за такие украшения своего дома, а здесь это в порядке вещей в жилищах простых лесорубов. Изделия из великолепной древесины подокарпусов в Европе на вес золота. А они ею и дома топят…
Хозяйка ловко выгоняет из дома двух куриц, но в этот момент в тепло прошмыгивает маленькая овечка. Она тянется к женщинам. Но ее также выставляют на улицу. Нечего скотине делать в доме.
После матепития, поедания домашних сыров с горячим хлебом и обследования территории мы собираемся в «чуме». К нам присоединяется и сам хозяин.
Строение, в котором мы сидим, крайне любопытное: конструкция наподобие чума, но с камином, а в стены вставлены окна от автобуса, также обрамленные досками из подокарпуса. На земляном полу стоят деревянные скамьи и стулья, покрытые овечьими шкурами, а к центральному столбу примотана единственная лампочка, провод от которой тянется через все строение и на улицу к дому.
Удивительное место – чилийская Патагония! Здесь топят дома подокарпусом, украшают шкурой пумы и броненосца, здесь засыпают под сиянием Южного креста, очень подолгу говорят и передают по кругу горячий мате. Чилийская Патагония – совершенно особое место. Здесь столько знакомого и столько совсем иного, здесь сплелись традиции Чили и Аргентины и в тоже время здесь есть что-то исключительно свое, неповторимое и ни на что не похожее.
Я устало водружаю свою тушку на диван. Надо бы включить газ в нагревателе под гордым именем «Юнкерс» и доползти до душа. Но сил нет. Не знаю даже, сколько километров я сегодня навернула по местным холмам, но мои нижние конечности, а также некоторые выше находящиеся части тела яростно выступают против такой эксплуатации. Все в лучших традициях Чили: собиралась с утра в ближайший городок съездить, а в итоге пошла пешком в ближайший нацпарк.
Заявившись с утра в офис только чтобы занести своему «муженьку» ключи, которые он забыл дома, выяснила, что в Айсен мне ехать смысла сегодня не имеет ввиду низкой облачности. Ну, и следуя напутствию коллег, я отправилась месить дорожную пыль своими ложноножками.
Пройдя через весь город, я свернула на уходящее в горы шоссе. И уже после нескольких километров почувствовала себя автостопщиком-неудачником, хотя я вроде этим и не занималась. Но, к сожалению, здесь не очень-то пешеход-френдли территория. Нет машины – иди по обочине. Других вариантов не предусмотрено. У моста я встречаю путешественника «а-дедо», т.е. по-нашему, как раз стопщика. Интересуюсь у парнишки, далеко ли до нацпарка. Че – достаточно распространенное здесь дружеское обращение – оказывается в курсе и желает мне благополучно добраться до места. Еще несколько километров по трассе, и я вхожу на территорию поселка. Здесь предстоит пройти 1,5 км в гору и, бинго!, парк найден.
Где-то в середине туртропы я осознаю, что больше не могу идти в кроссовках. И тут меня посещает очаровательная мысль: а что мне мешает разуться и идти босиком? Я немедля воплощаю эту мысль в действие и вот уже шлепаю босыми ногами по пыльным дорожкам заповедника и по усеянным мягкой хвоей лесным тропинкам. Людей навстречу попадается крайне мало, и я потихоньку окончательно дичаю. Хвойные леса и бамбуковые заросли… Я оставляю следы босых ног в дорожной пыли. Откуда берутся легенды о йети?
Вчера прямо на мосту познакомилась с путешественником из Сантьяго, сегодня весь день встречаю стопщиков. Я так смотрю, автостоп в Чили пользуется популярностью среди путешественников, а вот в своих пеших вылазках я, как правило, одинока. Местные везде на машинах выезжают. Накануне, осваивая территорию, повстречала лишь одну пожилую парочку с рюкзачками, а затем поздоровалась с пареньком, проходя по мосту. К тому моменту я уже возвращалась в город, прочесав 12 км по шоссе до маленького закрытого аэропортика с мини-самолетиками мест на шесть. Поднимаясь к городу, обернулась – смотрю, он идет в туже сторону. Думаю, дай-ка приостановлюсь и передохну, может, догонит – заговорит. И точно! Поравнялся и спрашивает: «Что, крутой подъем?» – «Да нет, – отвечаю, – просто я уж 12 км иду».– «Ого!» – дивится он моей стойкости. А они тут, видимо, не очень-то ходить любят, хотя в Чили, например, есть знаменитый парк «Торрес дель Пайне»– там шикарнейшие горные трекинги.
Ну, дело, понятно, заканчивается обменом фейсбуками. Он из Сантьяго, работает в телефонной компании, а здесь отпуск проводит, гуляя по окрестным нацпаркам. Очень моего нового знакомого восхищает совершенный мною побег из офисных оков. Он-то меня понимает.
Вот она, моя латиноамериканская жизнь: знакомлюсь с кем угодно, где угодно и болтаю о чем угодно! Почему-то в Москве и в Европе у меня такие выкрутасы как-то хуже получаются.
По утрам я иду на работу через полгорода, любуясь окружающими его горными вершинами вдалеке и близлежащими, начинающими желтеть склонами. Я вдыхаю запах диких трав и дыма печных труб. Последний напоминает запах походного костра, и меня захлестывают воспоминания.
Здесь меня уже прозвали Rusa loca – Руса лока (чокнутая русская), за мои безумные многокилометровые вылазки и брожения босиком по горам. Мне даже приятно.
Ласковое солнышко припекает мохнатые бока лениво валяющихся на обочине собак, потихоньку торговцы открывают свои лавочки, а людей почти нет на улицах, большинство уже разъехалось на работу.
В эти дни основная часть команды работает в офисе: наступил отчетный период. Как водится, все завалены недописанными бумажками и недозаполненными формами. Я осваиваю новые компьютерные программы на испанском. Нет, мне, конечно, нравится этот язык, но когда приходится при моем скромном уровне владения испанским разбираться, как пользоваться навигационными программами или отвечать на вопрос про графики в Excel, в эти моменты я его ненавижу!
Хорошо жить в маленьком городе: можно ходить обедать к себе домой, а лучше – к коллегам. Мне как жителю Москвы, привыкшей, что место обитания и работы разделяют часы езды на общественном транспорте, это так забавно.
В канцелярских магазинах сейчас очереди из озабоченных мамашек, держащих в руках длинные списки всего необходимого для своих чад. Ведь через неделю начинается новый учебный год, а у детишек заканчиваются летние каникулы.
Вчера вместе с коллегами засиделась на работе, а потом сбежала на «свидание» с новым знакомым из Сантьяго. Я впервые за все время моего пребывания в Койайке добралась до центра города, а также впервые зашла здесь в кафе. Официантка предлагает нам разные тортики – перуанский, Tarta de ojas…
– Охас?? – я смеюсь. Охас в переводе означает «листья». Это что за лесной пирог с листьями?
Николас, мой амиго сантьягеньо, поняв, что меня привело в такое веселье, смеется вместе со мной.
– Нет, охас – это любые листы, не только древесные! – поясняет он.
Пирог оказался просто из слоеного теста.
Дома Тотошка бренчит на гитаре. Завидев меня, недовольно вопрошает, где и с кем меня так долго носило?! Чувствую себя загулявшей женушкой, оттого становится еще смешнее. А он, бедняга, между прочим, на ужин бутерброды кушал. Эх, что я за человек!
Темные мелкие листочки подокарпуса, по-местному, «маное», создают неплохую тень. Я вытянулась на травке под разлапистым древом. В этот жаркий денек оно прячет под собой целую компанию местных гаучо. Сегодня – день леса / Dia del bosque— важное мероприятие, организованное нашей командой совместно с КОНАФом на ферме семейства лесорубов. В этом месте я уже не в первый раз. По приезде обнимаюсь с хозяйкой и ее семейством, как с родными. Рядом с домом в странном строении, похожем на чум, вечером зажарят асадо – типичное блюдо гаучо. Пабло, один из организаторов, вместе с хозяином дома ловко освежевывают еще теплые тушки, чтобы потом растянуть их на металлическом кресте и выставить на огонь в гигантском очаге «чума». Рядом кружат мухи, под ногами вертятся в надежде на поживу собаки. Я фотографирую. Пабло улыбается мне, держа в руке острый нож. Такой нож хорош для разделки, но с него также поедают и только что отрезанные от приготовленной туши куски, обливая пальцы и пол ароматным жиром. Пабло мне отчего-то напоминает одного моего хорошего друга, а данная сцена кажется совсем домашней. То ли здесь все это так к месту, что совсем не коробит меня, то ли я уже не та, кого несколько лет назад трясло, когда в Азербайджане пришлось ощипывать дичь.
Здесь собралась вся наша команда, представители двух госорганизаций и человек 20 местных лесорубов и фермеров. Данное мероприятие посвящено ознакомлению фермеров с правильной эксплуатацией леса, а также обсуждению их проблем. Мне очень нравится, как тут все организовано. Всем дают время на беседы и социализацию, выслушивают их мнения и обсуждают их проблемы. Мы разносим чай с печеньками, а потом наступает перерыв на жареные сосисочки с хлебом – черипан. Хозяева принимающей фермы, лесорубы и гаучо, организаторы – все общаются как-то по-семейному, без разграничений. Днем отправляемся в лес. Марсело и его коллеги показывают свою работу вживую, многое объясняя и опять-таки обсуждая.
Помимо КОНАФа здесь присутствуют еще две девушки из одной локальной госорганизации. Я общаюсь с ними с большим удовольствием. Честно говоря, не представляла даже, что такие организации существуют. Они занимаются тем, что дают рекомендации местным землевладельцам, как лучше всего использовать их землю. Здесь работают и социологи, и агрономы, и биологи. Ребята общаются с хозяевами, обследуют территорию, а потом составляют план с рекомендациями – где лучше что выращивать, а кому желательно использовать свои владения для туризма, а кому еще для чего. Эта программа создана локальным правительством региона и существует пока только для земель провинции Айсен, административным центром которой как раз и является Койайке. Нам бы такой опыт перенять!
Всем очевидно, что я неместная, но никто с расспросами не бросается. Все заняты чем-то своим, но в разговорах, между делом, то там, то здесь, конечно, интересуются откуда. «Из России – так далеко! И зачем? Почему к нам?..»
Любопытно, что здесь меня часто спрашивают: почему Чили? В Аргентине я с подобным вопросом не сталкивалась. В первое время не знала, что отвечать.
–Ну что же тут непонятного – это же ЧИЛИ!!! Чили, понимаете?!
– А на каком языке говорят в России? – спрашивает один из ребят от КОНАФа.– А, на русском…
– Есть и другие языки, но государственный – русский, – поясняю я.
– А на Украине?
– У них тоже свой язык, это же другая страна, – отвечаю.
Завидев замешательство на лице коллеги, другие участницы разговора начинают смеяться.
– Нет-нет… – не удерживаюсь я от злободневной шутки, – наш пока только Крым.
Да какая там война… Многие здесь не знают разницы между Россией и СССР, а уж про нынешний конфликт приходится рассказывать на пальцах, когда доходит до того. Как-то так спокойно от этого. Никто не досаждает этими глупыми вопросами «о страшной России», которые так часто задают европейцы. Впрочем, много ли я-то знаю о чилийской истории? Их страшные события были ведь совсем недавно.
Я восхищаюсь творчеством фольклориста Виктора Хара. А ведь именно он и был тем певцом, которого Пиночет вывел на стадион Сантьяго и отрубил кисти рук, а затем казнил.
Энрике, видя мой живой интерес, рассказывает о сменах режима, о выселении мапуче с их земель, об интродукции североамериканских хвойных в ущерб нативным лесам лишь для наживы целлюлозно-бумажных промышленников. В разговорах с местными всплывают различные социальные и политические проблемы этого края, а я не могу не возвращаться мыслями к собственной стране. Оторванные от своей культуры и земли мапуче напоминают мне наши «малые» народы Сибири и Дальнего Востока, в свое время так активно впихиваемые под общую планку. Почему люди никогда не слушают, прежде чем говорить? Отчего та манера жизни, которой живут более «успешные» народы, должна подойти другим, родившимся в других климатических условиях, взращенных иными лесами и горами? Почему «прогрессивные» нации вечно мнят себя великими учителями, образовывая нерадивых и диких кнутом и ружьем?
В этом отношении я полностью согласна с Еленой Норберг-Хорж, которая в своей книге «Древнее будущее» пишет о том, что проблемы современных стран третьего мира, такие как голод, эпидемии, наркотики и прочее, являются следствием колонизации, а не, так сказать, «примитивности» этих культур.
О проекте
О подписке