Объяснять, как это для меня важно, уже поздно – Алексей направляется в нашу сторону, при этом вид у него такой, что хоть сразу вскакивай и беги прочь с криком «караул!». У меня теперь только одна надежда – что Тупикин не станет отрицать наши с ним псевдо-отношения прямо здесь и сейчас, а сначала дождётся моих объяснений. По крайней мере, по взгляду, которым он меня буквально сверлит, обещая все кары мира, ясно, что меня после обеда ждёт разговор не из приятных.

– Какая неожиданная встреча! – тихо говорит босс, устраиваясь за нашим столиком не спросив на то позволения. Оно ему просто не нужно – знает, что мы уж точно не погоним его прочь.

– Более чем, – киваю я, доев йогурт и потянувшись за яблоком. – Ещё пара таких «неожиданных» встреч, и я решу, что вы за мной следите, босс.

– Серьёзно? – притворно удивляется он. – Думаешь, что я выслеживаю тебя, чтобы снова напоить мохито?

Это запрещённый приём, и Казанский об этом знает. Но ему невдомёк, что сидящий рядом Тупикин, который наблюдает за нашей словесной перепалкой, словно судья на теннисном корте, вовсе не мой жених. Потому и интересоваться историей с мохито станет вряд ли. А вот мне желание Алексея поставить всех в известность относительно той самой ночи решительно не нравится.

– Думаю, что вам стоит найти себе другой объект для спаивания, – пожимаю плечами, вгрызаясь в красный бок сочного яблока.

– Знаешь, я предпочитаю сам решать, кого, когда и где мне искать, – с нотками угрозы в голосе отвечает Казанский, при этом улыбаясь так, что этой способности бы позавидовал даже Чеширский кот.

– Ну так и решайте, я-то тут причём?

Я выразительно смотрю на босса, он – не менее выразительно – на меня, что Паша интерпретирует по-своему, отставляя тарелку с недоеденным пюре и поднимаясь на ноги.

– Я, наверное, пойду, – нерешительно произносит он, а я мысленно ставлю галочку напротив пункта «научить Тупикина обращению с возможной будущей невестой». Ведь если он так будет дезертировать с поля боя, оставляя благоверную на растерзание таким субъектам как Казанский, вряд ли в принципе когда-нибудь женится.

– Я с тобой! – восклицаю, откладывая яблоко.

– Ты останешься, – это вступает в беседу Алексей.

– Время обеда подошло к концу.

– Тогда тем более у тебя новое задание, Вера.

– Какое?

– Посидеть со мной и подождать, пока я перекушу.

Паша всё же исчезает, причём так быстро, что я не сразу понимаю, как ему это удаётся. Вроде бы только что был здесь и вот его уже и след простыл, а мне ничего не остаётся, как остаться рядом с Казанским.

– Вы теперь всегда так будете делать?

– Как именно?

– Принуждать меня к чему-то.

– Раньше тебе это нравилось. Вспомни, как готова была делать всё, чего бы я ни захотел.

– Вы знаете, о чём я.

– Знаю. И нет. Я не хочу тебя ни к чему принуждать.

Он заказывает у подоспевшего официанта кофе, как будто мало его Казанскому было в офисе, и добавляет то, от чего я удивлённо округляю глаза:

– Я хочу, чтобы ты снова легла в мою постель по собственной воле.

Это признание настолько сбивает с толку, что уже готовый сорваться с губ ответ приходится поспешно скрыть за покашливанием. Потому что снова босс делает со мной то, от чего чувствую себя девчонкой пубертатного периода – заводит всего несколькими словами.

– Скажите, Алексей Николаевич, – мне всё же удаётся совладать с собой, и я смотрю на сидящего рядом Казанского с вежливым, как мне хочется надеяться, интересом, – вам же этого желается только по причине того, что я не одинока?

– Не только. Вернее, это меня подстёгивает, но я хотел бы тебя даже если бы у тебя не было так называемого жениха.

– Не так называемого, а весьма конкретного.

– Перестань. Мы оба знаем правду.

Не знаю, что там подразумевает под правдой Казанский, но собираюсь стоять на своей придумке до победного. Потому что сейчас добровольно отправляться в его постель я не желаю ни при каких обстоятельствах.

– Это ваше дело, что вы там знаете, – пожимаю плечами, отводя взгляд от лица Алексея.

– И всё же… Я прошу о немногом.

– О чём именно? Раздвинуть перед вами ноги потому, что вы мой босс и можете отдавать мне указания?

– Было бы неплохо, но нет, – ухмыляясь, отвечает Казанский. После чего во мгновение ока становится серьёзным, но следующие слова, которые произносит, больше похожи на шутку: – Дай мне несколько дней, не отказывайся от того, чтобы я за тобой поухаживал. И ты поймёшь, что ты для меня особенная.

Наверное, будь я не настолько здравомыслящей – что рядом с Алексеем регулярно ставится под сомнение – я бы тут же согласилась. Слышать такое от Казанского – это что-то запредельное по ощущениям, вот только я знаю, что правды в этом признании ровно столько же, сколько в моём скором обретении звучной фамилии Тупикина. Но наряду с желанием запрокинуть голову и расхохотаться, во мне просыпается ещё и чисто женское любопытство. Интересно, что именно Казанский собирается делать, чтобы у меня возникло ощущение вот этой исключительности? И сколько женщин до меня считали себя таковыми для Алексея? И где вообще сейчас эти «особенные женщины босса»?

– Ну я же сказала, что не одинока…

– Вера…

– Ну, что? – не удержавшись от улыбки, уточняю я. – Вы же не будете спорить с тем, что у меня есть все основания считать, что наши отношения в прошлом не задались.

– Не буду. Зато они прекрасно задались в настоящем. И я помню, что в ту ночь ты пошла в мою постель в точности зная, с кем ты туда идёшь. И делаю вывод, что я не так уж тебе неприятен.

Вздыхаю, потому что эту карту мне не побить. И не внушить Казанскому, который вбил себе в голову желание попробовать завоевать меня – хотя, я бы сказала «соблазнить», – что будет лучше, если всё останется так, как есть.

– Алексей Николаевич, у вас есть ровно три вечера на ваш выбор, на которые я составлю вам компанию. Но у меня несколько условий.

– Озвучивай.

– Если это будут какие-то мероприятия, на которые вы меня пригласите, то я хочу, чтобы они были приличными.

– Например, опера, театр?

– Например, да.

– Готовлю лучший свой фрак.

– Но подойдёт и кино, – не в силах оставаться серьёзной и дальше, улыбаюсь я.

– Понял. Кино и унылый фильм.

– Чтобы я уснула? Ну, нет. Приличное не равно унылое.

– И это понял. Ещё условия?

– Да. Никаких агрессивностей в мою сторону. Под ними понимаю попытку сделать то, чего я делать не пожелаю.

– Хорошо, мохито пить давать не буду. А то после него мне было не совсем ясно, кто в чью сторону агрессивности проявлял.

– Это единичный случай!

– Ясно, значит, Тупикину так не везло.

Он откровенно надо мной потешается, но делает это настолько беззлобно, не как во время прошлых наших пикировок, что я не могу ни злиться, ни испытывать желание отвечать тем же.

– Всё, что у нас происходит с Пашей, происходит только у нас с Пашей. И никому до этого дела быть не должно. Это моё третье условие. Вы не касаетесь этой темы. Вообще. Ни со мной, ни с ним, ни с другими.

– Может, хочешь оформить это в договор?

– Что именно? Мои условия?

– Ну, да.

Теперь в тоне Казанского звучат ещё и предупредительные нотки, что во мне вызывает только желание закончить весь этот цирк, начатый с лёгкой руки Алексея, встать и всё же вернуться на работу. Но почему-то я этого не делаю. Пожимаю плечами, достаю из сумочки ручку, беру салфетку со стола и быстро пишу убористым почерком всё, что только что озвучила и на что согласился Казанский.

– Подпишите, великий государь, – протягиваю ему салфетку. А он смотрит на меня то ли с весельем, то ли с насмешкой в тёмных глазах. И это непонимание, что именно испытывает Алексей, в который раз выбивает у меня почву из-под ног.

– Хорошо, – всё же сдаётся он, забирает ручку и быстро ставит на салфетке размашистую подпись. – Когда буду уходить с должности генерального директора, обязательно порекомендую тебя на это место. Твои умения запудрить мозг и вытребовать для себя любые условия будут на пользу компании. А теперь если ты закончила, пойдём.

Я кладу салфетку в сумку в противовес желанию скомкать её и выбросить в мусорное ведро. Счёт в нашей игре – десять-один в пользу Казанского, но у меня впереди ещё много шансов сравнять его. Впрочем, пока не знаю, так ли буду удовлетворена победой, как мне того хотелось бы.

Вернувшись домой в тот вечер, я занимаюсь тем, что начинаю вспоминать, какими были наши отношения с Казанским в той, другой жизни. Как будто мне нужен повод, чтобы отрезвиться, сбросить с глаз ту пелену, которая встала перед ними стоило Алексею проявить ко мне интерес. Под ноги попадается коробка с лежащими в ней дневниками. Никогда не верила в провидение, но когда в первом же выуженном блокноте обнаружила записи, касающиеся самого начала моей годичной эпопеи с диетами, засомневалась в том, что была права в своём неверии.

«… хочется плакать. Даже не плакать – рыдать, но я держусь. Верю, что когда-нибудь станет легче.

Сегодня я на моно-экспресс-диете. Каждый день – только один продукт. Вчера были яблоки, сегодня – только кефир. Сбросила полкилограмма за день, и подозреваю, что это были нервы. Наверное, я всё же не выдержу… как представлю завтрашний день на пустом рисе без соли, слёзы так и катятся…»

Дальше шла зачёркнутая приписка словно вывод из всего вышесказанного: «Ненавижу Казанс…»

Прочтение этой страницы дневника, словно разом отрезвляет меня настолько, что я кажусь мерзкой самой себе. Как вспомню, что добровольно пошла с ним трахаться после бара, а сейчас не отрезала любые его поползновения быстро и напрочь – так во рту появляется какой-то противный горький привкус. Даже не пытаюсь себя убедить, что возможно Казанский изменился настолько, что действительно испытывает ко мне настоящий интерес, а не хочет снова затащить в постель, потому что ему понравилось там со мной кувыркаться. Вздохнув, всё же откладываю дневник, размышляя наедине с самой собой, что же буду делать дальше. По-хорошему, мне бы надо порвать этот договор-салфетку перед лицом Алексея, и сказать, что я пошутила относительно тех самых трёх встреч, но я прекрасно отдаю себе отчёт в том, что Казанский вряд ли от меня отстанет. Это просто не в его правилах. Значит, мне нужно испортить все эти три свидания, чтобы он уже понял, что в мою сторону ему лучше даже не дышать.

На следующий день меня ожидает ко всему ещё и разговор с Тупикиным. Паша встречает меня в приемной, хотя я прихожу туда задолго до начала рабочего дня.

– Ромашкина, ты знаешь, а я ведь всю ночь не спал, – признается он мне сходу даже не поздоровавшись.

– И тебе доброе утро, Паша, – тяжело вздохнув, я скидываю пальто и долго вешаю его в шкаф, как будто это может избавить меня от необходимости объясняться с Тупикиным. – Если ты по поводу вчерашнего, то мне очень жаль. Просто ты был первым, кто пришел в мою голову, когда я отвечала на вопрос Казанского относительно моего жениха.

– Нет-нет. – Паша подходит ближе ко мне, поправляя очки на носу. Выглядит так, будто как минимум хочет сделать мне предложение руки и сердца нет отходя от моего рабочего стола.

– Паш… – выдыхаю я, ожидая самого худшего.

Но худшее, слава богу, не случается. Кивнув, как будто моего выдоха хватает на то, чтобы понять всё, Паша произносит тихое:

– Значит, я все же ошибся. Но если я тебе хоть немного нравлюсь…

– Паша-а-а, – не выдерживаю я, проходя мимо Тупикина и занимая свое место за столом. Роняю голову на сложенные на столе руки, начиная внутренние нервно посмеиваться. Нет, наверное, они с Казанским сговорились свести меня с ума, иначе объяснить себе тот факт, что вокруг меня начинают виться сразу несколько мужчин, я не могу.

– И всё же… ты ведь не просто так первой назвала именно мою фамилию, – настаивает Тупикин на том, в чём у нас с ним кристальная ясность и без лишних выяснений.

– Нет, Паша, как бы тебе ни хотелось думать обратного, я назвала твою фамилию только потому, что она действительно пришла мне в голову первой. Но с таким же успехом это могла быть фамилия Орлов, Малышкин, или даже Бирюков.

– Но Бирюкову шестьдесят один! – пытается протестовать Тупикин.

– И это лишний повод возрадоваться тому, что роль жениха будешь играть именно ты, а не он. А теперь извини, пожалуйста, я бы хотела начать свой рабочий день не с ссор и выяснения отношений, тем более с тобой, а с чашки кофе в одиночестве.

Тупикин удаляется, и я только теперь понимаю, что мне стыдно перед Пашей. Наверное, мне стоило сразу же извиниться, но этот его утренний визит удивил меня настолько, что хотелось только одного – встать в защитную позу.

Ближе к девяти в офисе появляется босс, который тащит в руках внушительный горшок с орхидей. Это настолько непохоже на прошлого Казанского, что я едва удерживаюсь от вопроса, кому полагается эта прекрасная икебана. Он без слов ставит её на мой стол, подмигивает и удаляется в свой кабинет, откуда практически сразу просит принести ему кофе. А это значит то же самое, что и в остальные утра – мне придётся войти к нему и остаться наедине с Алексеем на несколько минут.

– Доброе утро, босс, – как можно спокойнее произношу я через время, когда приношу Казанскому чашку кофе на подносе.

И почти успеваю ретироваться к двери, когда он останавливает меня короткими и ёмким:

– Останься.

Мысленно чертыхаюсь, повернувшись к Алексею, лишь только крепче сжимаю в пальцах поднос. Не знаю, что он задумал, но у меня сегодня нет никакого настроения играть в его игры.

– По дороге на работу я заехал и купил два билета в кино на сегодня, – говорит босс, доставая из внутреннего кармана пиджака два белых прямоугольника. Кладёт их на стол, пожимая плечами, как будто то, о чем он говорит, ничего ровным счётом для него не значит. Но я знаю, что такое проявление интереса и даже в некоторой степени заботы в мою сторону Алексею совсем не свойственно.

– О! Какая-то фантастика, – старательно скрывая усмешку в голосе, читаю я на билетах название фильмов.

– Ты не любишь фантастику? – Голос Казанского звучит встревоженно, хотя возможно, эта эмоция – всего лишь плод моего воображения.

– Возможно, вы удивитесь, но я обожаю фантастику. Просто оценила чисто мужской выбор.

– Это хорошо, а то я уже мысленно прикинул, что мне придётся отложить совещание на полчаса и сгонять за новыми билетами, – с искренним облегчением отвечает Алексей.

– А вы решили брать быка за рога, – растягиваю я губы в не слишком-то весёлой улыбке.

Не совсем понимаю, что чувствую в данный момент. Принятое вчера решение, сейчас, когда я нахожусь наедине с Казанским, уже не кажется мне настолько правильным, как-то было вечером.

– А к чему медлить? – снова пожимает плечами Алексей. – Мало ли, что может случиться. Например, сердечный приступ от твоей красоты.

– Не перегибайте, вам не идёт, – качаю я головой и все же разворачиваюсь, чтобы выйти из кабинета. – И да, я буду готова в шесть, вы же заедете за мной? – все же уточняю, стоя на пороге перед тем как выйти.

– Разумеется. Я буду у тебя без пяти шесть, – отвечает Казанский, и я, коротко кивнув, возвращаюсь в приемную.

Фильм больше похож на неплохую мелодраму в космическом антураже, чем на те фантастические ленты, которые я привыкла смотреть. Сидя в тёмном кинозале и уплетая попкорн, не могу избавиться от мысли, что Казанскому просто не может нравиться настолько сопливый сюжет. И это вызывает у меня удовлетворение – пусть первое свидание станет для него испытанием, как мне того и хотелось. Но он молчит, смотрит на экран с интересом или же делает вид.

– Спорим, они в итоге никуда не долетят, – шепчет он, наклонившись к моему уху, от чего по телу пробегают толпы мурашек. И, кажется, Алексей прекрасно понимает, как именно я реагирую на его близость.

– Спорим… долетят, – выдыхаю я, когда на мочке смыкаются горячие влажные губы Казанского. Внизу живота – туго сжатая пружина. И приятное тепло, от которого по венам разливается чистейшее возбуждение. Невозможно противиться ни ему, ни своему желанию, потому приходится делать вид, что мне наплевать на то, что делает мой босс.

– Если проспоришь, с тебя поцелуй, – прикусив мочку, отстраняется Казанский, вновь откидываясь на спинку кресла.

А мне мало того, что он со мной делает, но я всё же мысленно напоминаю себе о своих целях устроить всё так, чтобы Алексей перестал меня хотеть.

– Кажется, мы договорились, что будем заниматься на свиданиях исключительно приличными вещами, – неуверенно говорю я, не поворачиваясь к Казанскому.

– А мы разве занимались чем-то неприличным? – уточняет Алексей, вновь наклонившись к моему уху, чтобы я могла услышать его голос сквозь шум, доносящийся с экрана. И хоть и я, и он, стараемся говорить как можно тише, мне кажется, что о желании, рождённом внутри моим боссом, знает не только он сам, но и все люди в зале.

– Черт, – ругнувшись, я поворачиваюсь к Алексею и киваю на экран: – Они все же не долетели. И как у тебя получается из любой ситуации выходить победителем?

Это риторический вопрос, и улыбка Казанского, такая наглая и самоуверенная – лишнее подтверждение тому, что он прекрасно отдает себе отчёт в том, что именно я испытываю в его сторону.

– Я просто делаю то, что должен. Или чего хочу. В этом и есть секрет моего успеха.

Он поднимается из кресла, протягивает мне руку, и я почему-то без сомнения вкладываю в неё свою ладонь.

– Куда мы отправляемся теперь? – спрашиваю у босса, когда он ведёт меня прочь из кинозала.

– Ты хочешь отправиться куда-то ещё? – обернувшись ко мне, уточняет Алексей. – Я думал, что по плану у нас сегодня только кино.

– Ну откуда я знаю, что там у тебя в планах? Это же ты у нас делаешь только то, что хочешь, а не я, – парирую, немного покоробленная его словами. – Но в целом, если у тебя больше нет никаких задумок, я бы предпочла, чтобы ты отвёз меня домой.

Мы как раз выходим из кинозала, и толпа, в которой пребывали все это время, наконец редеет. Казанский смотрит на меня изучающе, а мне становится неуютно под его взглядом. Будто бы он понимает гораздо больше, чем ему следовало бы понимать.

– Тогда я отвезу тебя домой. Не хочу наскучить тебе раньше, чем ты поймёшь, что у нас всё уж точно не ограничится тремя свиданиями.

– Я так и знала, что ты рассчитываешь именно на это, – с улыбкой в голосе произношу я. – Посмотрим, – пожимаю плечами, крепче вцепляясь в ремешок сумки, как будто это действие может удержать меня от какого-то необдуманного поступка.

– Значит, едем домой, предпочту чтобы твое «посмотрим» вскоре превратилось в уверенность, что тебе мало этих трёх встреч со мной.