Или меня тянет к этому проклятому месту? Словно я не все грязные тайны узнала.

Нехотя встала с кровати и подошла к шкафу. Открыла его и достала выстиранную и тщательно выглаженную рубашку. Пуговицы я пришила. Всё до одной. Провела рукой по огрубевшей ткани, вспоминая приторный запах ментола. Сейчас рубашка пахнет только кондиционером для белья. Я сознательно убила все запахи, воспоминания о той ночи. Можно было и саму рубашку выкинуть, но рука не поднималась.

Он оставил её мне.

Сняла с плечиков рубашку и надела, закатав рукава.

Вова был прекрасен. Но он не был им.

Вся моя жизнь разделилась на до и после. И нет никакой надежды забыть то, что было. Даже возбуждённо крича и прижимаясь к разгорячённому Вове, я как во сне видела Сергея. И самое противное: я частенько представляла второго на месте первого.

Чёрт, как дурман какой-то.

Взглянув на часы, поняла, что времени не так уж и много. Хотела снять рубашку, но поддалась безумному желанию: почему бы не поехать в ней?

***

В клубе снова людно. Как и в прошлый раз в районе танцпола была огороженная зона. Помоста не было, только небольшая огороженная зона с… со странными приспособлениями.

Предпочитая не вглядываться и не задумываться, что это и зачем, я просто прошла мимо, занимая первую кабинку. Бросив там рюкзак, выглянула из-за шторки: моя белая рубашка, в стиле оверсайз, слишком бросалась в глаза. Не заметить меня сложно.

Подходить к Анатолию Павловичу мне не хватило духа, поэтому найдя его взглядом в зале, убедилась, что он точно увидел меня.

Я села на кожаный диванчик и провела пальцем по холодной обивке. Сердце внутри колотилось как бешеное. Ирка сказала, что Сергея нет в городе. Если она соврала? Вдруг это какой-то заговор?

Сергей же сам говорил, что обитает в клубе почти постоянно. Такое крупное мероприятие и его нет?

Хотелось заорать во всю лужёную глотку, подобно Станиславскому: не верю!

Шторка отъела в сторону и напротив меня сел знакомый мужчина. Сегодня он был одет более просто и обыденно. Тонкий свитер чёрного цвета, потёртые джинсы. Удивительно, но лёгкая небритость сразу омолодила его на десяток лет.

Объёмная сумка тяжело легла рядом со мной.

Унимая дрожь в руках, сделала вид, что мне интересно, что же происходит за пределами кабинки. Выдохнув, решилась спросить:

– Сергея не будет?

– С чего вдруг такой вопрос? – мужчина улыбнулся, вытащив из кармана металлическую зажигалку. Щёлкая крышкой, буквально игрался с ней, даже не смотря на меня.

Дура! Вот и выдала себя со всеми потрохами.

– Мне же нужно как-то добраться домой.

Внимательный взгляд стал очень заинтересованным. Притворившись валенком, почти не дышала, чтобы случайно чем-то себя не выдать. Казалось, что Анатолий Павлович мне поверил. В его глазах постепенно затухало любопытство.

– Я отвезу. Сергея сегодня не будет.

Мужчина встал, скрипнув столом. Опираясь на него рукой, неожиданно задержался и посмотрел на меня немного странно:

– Сегодня у нас более домашняя обстановка. Людей будет гораздо меньше. Если что, я буду в конце зала.

Я уже вовсю потрошила сумку, поэтому эти слова словно прошли мимо меня. Очнувшись от раздумий, поняла, что осталась в кабинке одна.

Держа в руках фотоаппарат, с ужасом думала, каким откровением завершится этот вечер?

Дикая нервозность сводила с ума. Я смотрела на всё через видоискатель, стараясь абстрагироваться и перенестись куда-то подальше. Тёмная эстетика и пугающая красота теперь не казались мне такими манящими.

Страх.

Я боялась. Но не того, что будет происходить в этом небольшом зале на окраине города в пятничный вечер. Вовсе нет. Здесь я в полной безопасности. Физически.

Но не морально.

Маше было легче. Она почти сразу поняла, что идеально вписывается в такую обстановку. А я здесь чужая. Пусть что-то и проснулось внутри после той ночи, но мне удалось задушить эти желания ещё в зародыше. Потому что я этого не хотела.

Складывалось ощущение, что я – консервная банка. И Сергей пытался взломать крышку и заменить содержимое. Добровольно или насильно. Это несколько не вязалось с его словами о свободе выбора. Или… Он решил, что я такая же, как и они? Что, выслушивая Машу, невольно призналась в своих тайных желаниях? Так?

Это больше похоже на правду.

Теперь, скорее, он не хотел заменить содержимое. Нет. Я ошиблась. Всё не так. Он хотел сгущёнку, а внутри оказалась килька в томате. Вот и всё. Просчёт. Поэтому ушёл.

Я выдохнула с облегчением.

Значит, слово держит.

Возле освещённого пятачка начали собираться люди. Сделав пару кадров возле барной стойки, поспешила к тому самому центру внимания.

Мужчина и женщина. И впервые скрывают лица. До этого в клубе почти не встречались люди, желавшие остаться инкогнито.

До этого вечера.

Я сделала пару пробных снимков и чуток отредактировала настройки. Порой начинала благодарить фотоаппарат: он делал меня выше всего этого. Наблюдатель. Я – наблюдатель. Вот и всё. Не участник, не зритель. Я – никто. Тень. Пусть сейчас яркая и броская, но фотоаппарат делал меня невидимкой в глазах людей.

Как же я благодарна этому!

Мужчина был в странной чёрной маске: верхняя часть почти повторяла формы лица, а вот нижняя напоминала треугольный козырёк, почти полностью скрывая не только подбородок, но и часть шеи. Плотный тёмный бадлон облегал фигуру настолько, что не было никаких сомнений в том, что тот обладал прекрасной физической формой.

Повернувшись ко мне боком, мужчина потянул за руку свою спутницу.

Тут я заметила ещё одну странность. Головы парочки скрывало что-то похожее на тонкие банданы, даже волос не видно.

Обезличили себя.

Лицо дамы было скрыто красной маской. Но в отличие от мужского варианта, здесь подбородок и рот были открыты. Совсем немного, этого явно недостаточно, чтобы узнать, кто же пожелал скрыть своё «я».

На женщине оказалось платье. Вполне обычное, даже слишком закрытое для такого мероприятия. Что удивило ещё больше.

Обойдя ряд стульев, зашла с другой стороны. Обвела взглядом зал, словно почувствовав что-то.

Показалось.

Мужчина в маске взял с небольшого стола тяжёлые металлические наручники на длинной цепи и сковал руки женщины у неё за спиной. Затем встал позади и деланно замер, словно выбирая, чему отдать предпочтение.

В полумраке блеснул нож. Острое лезвие коснулось горловины платья, томно прижимаясь к обнажённой коже женщины. Мужчина почти рывком притянул к себе спутницу. На холодном металле появилось что-то красное.

Моргнув, едва не выпустила фотоаппарат из рук. Дёргано вытерла вспотевшие ладони о джинсы и вновь прижалась лицом к видоискателю.

По шее женщины стекала капля крови. Значит, мне не показалось.

Лезвие опустилось ниже и начало свою дьявольскую пляску. Ткань лишь потрескивала, когда нож требовательно оголял почти белоснежную кожу несчастной.

Вот показалась грудь. И мужчина не преминул возможностью уделить внимание такой чувствительной части тела.

У меня перед глазами всё поплыло. Периодически в блике ламп я видела красные пятна. Их было немного, они действовали завораживающе.

Снимала я уже скорее на автомате.

Я – наблюдатель. Наблюдатель…

Тонкий женский вскрик сбил моё дыхание. Что-то произошло, и я это упустила из виду.

Отвернувшись на секунду, собралась с духом.

Как же мне сейчас не хватало всех тех объяснений Сергея. Когда он был рядом, страх не казался таким сильным.

Женщина уже оказалась на чём-то отдалённо напоминающем «козла». Что-то очень похожее на знакомый всем спортивный снаряд, только здесь были подставки для рук и ног, а ещё металлические кольца.

Я вглядывалась в красную маску, скрывающую не только лицо, но и эмоции. Сложно было понять, что испытывает человек, скрывающийся за ней.

Только губы. Искусанные, кривившиеся от боли. Или… или это не боль? А что-то другое?

Женщина лежала животом на «козле», а её ноги словно специально задрали выше. И теперь тонкая трость, напоминающая тонкую часть бамбука, игриво жалила обнажённые ступни.

Во рту пересохло.

Свист, звук удара и пронзительный женский крик.

Я крепче вцепилась в фотоаппарат.

Сейчас… Сейчас всё не так! Тогда, когда Таня была с той девушкой на помосте, она через боль доносила удовольствие. Это было видно, чувствовалось. А здесь…

Только боль.

И ничего больше.

Случайно задела какого-то гостя, тот подхватил меня, чтобы я не упала. Видимо, мы создали столько шума, что когда я подняла голову, наткнулась на очень внимательный взгляд. Мужчина в чёрной маске внимательно рассматривал меня.

Его левая рука цепко держала шею женщины, заставляя смотреть прямо в камеру. Правая с холодной яростью и злобой вцепилась в беззащитную женскую ступню. Пальцы ловко вырывали крики боли.

Этот спектакль для меня.

Внутри всё ухнуло.

Смотря словно через толпу людей и эту странную парочку, я механически делала кадр за кадром.

Что-то неуловимо изменилось. Слишком уж яростными стали женские крики, словно мужчина доставлял самую невыносимую боль.

Я сменила место, уйдя в сторону. Я не хотела, чтобы они смотрели на меня.

Странный щелчок. Сухой и хлёсткий.

Трость уже лежала на столе, а мужчина надевал чёрные латексные перчатки.

Непонимающе подняла взгляд и вновь наткнулась на пристальное внимание.

Почему он так смотрит на меня?

Даже фотоаппарат не может помочь мне скрыться и остаться безучастной. То, что он увидел в моих глазах, оказалось не тем, на что рассчитывал.

Встав прямо между ног женщины, грубо вырвал стон одним касанием.

Горячность фотоаппарата обжигала. Я безучастно наблюдала за тем, как его пальцы вторгаются в женскую плоть.

В висках стучала кровь, дрожащие, холодные руки плохо меня слушались. Зубы сводило от женского крика.

Господи, этот вечер никогда не кончится! Да будь оно всё проклято! Как же хочется грохнуть фотоаппаратом о землю и уйти.

От одной мысли, что я могу стать такой же. Что я хочу стать такой, желание провалиться сквозь землю только усиливалось.

Меня же никто не держит. Я могу уйти. Сделаю последние кадры и уйду.

Больше ни Ирка, ни Сергей, кто бы то ни был не затащит меня в это проклятое, забытое богом место! Ни за что!

Это не для меня!

Не хочу!

Женские крики сменились протяжными стонами. Чёрный латекс ярко контрастировал с белой кожей и выступавшими на ней каплями крови. Просьбы, мольбы. Но не остановиться, а продолжать. Она была готова на всё, лишь бы он не прекращал.

Финалом стал почти звериный вопль наслаждения, когда мужская рука вторглась почти по самое запястье.

Подавив рвотный рефлекс, я отвернулась.

Больше не могу.

***

Музыка продолжала играть, разговоры, смех, звон посуды. Жизнь била ключом. А я сидела в кабинке, с трудом удерживая в дрожащих руках фотоаппарат. Мелькающие кадры вновь погружали меня в океан боли и безумства.

Это ужасно.

Я удаляла размытые и неудачные фотографии, мечтая забыть всё как можно быстрее.

Что он делал с ней? И почему она не против? Что может толкать человека на такое? Причинять боль и с радостью её принимать.

Такое сложно оправдать.

Один кадр заинтересовал меня. Нажав на кнопку зума, увеличила до максимума. Не веряще смотрела на маленький экран.

Удалить!

Удалить немедленно!

Пролистала следующие кадры. Нет, только на одной. На той, что больше нет… Одна фотография.

Вскочив из-за стола, кинула фотоаппарат в сумку, даже не выключив его. Задыхаясь, в панике выбежала из кабинки.

Лица, руки, взгляды. Всё будто в адском мареве тянулось ко мне. Я почти чувствовала жадные касания на своей коже. Задыхаясь, схватилась за голову. Мир задрожал, исчезая в дьявольском мельтешении. Словно кто-то усадил меня на карусель и выжал до максимум рычаг скорости.

Я не стала искать Анатолия Павловича.

Оставила сумку бармену и сказала, что мне нужно бежать.

Плевать на всё! И на деньги в том числе!

Скользкие ступени лестницы дрожали и стремительно приближались к моему лицу. Хватаясь за перила, торопливо сбегала вниз, шатаясь как пьяная.

Узкий коридор.

Прижимаясь лицом к стене, еле шла, чувствуя наплыв дикой паники, страха и отвращения.

Хочу уйти отсюда. Мне нужно уйти!

Взяв куртку, вынеслась из клуба. Споткнувшись о бордюр, припорошённый снегом, растянулась во всю длину.

Рыдая, стучала кулаками по земле. Встать вышло не сразу. Я поднимала ворох снежной пыли. Воя от страха, сжалась, обняв собственные плечи. Ноги скользили, а я упрямо шла прочь. Потом бежала. Потом снова шла. Брела.

Присев на холодную лавку автобусной остановки, поняла, что я уже довольно далеко от клуба. Скинула куртку и с остервенением сняла с себя рубашку. Скомкала её и бросила в урну. Вновь надела куртку, только уже на голое тело и двинулась к метро.

Всё по обоюдному согласию.

Доверие.

Да?

Странные слова из прошлого всплыли в моей голове.

Егор Аркадьевич – умелый доминант, а я – опытный садист.

Вот кто он.

Тут не нужно объяснять.

Только разок увидеть.

Закрыв глаза, боролась с наступающей тошнотой.

Наверное, в ту ночь он тоже бы хотел сделать что-то подобное. Со мной. И спрашивать бы не стал.

Это всё гнусная ложь.

Новая жертва.

Вот почему так смотрел на меня весь вечер.

Чтобы разрушить иллюзию желания и влюблённости достаточно одного задравшегося рукава и маленького кусочка татуировки.

Я знаю того, кто скрывался сегодня за той страшной маской. И это станет моим новым ночным кошмаром.

Никогда в жизни так не боялась.

Хорошо одно, Сергей не в курсе, что я узнала его.

Выдыхая клубы пара, не негнущихся ногах плелась к метро. Слёзы превратились в ледяные дорожки, обжигая щёки. Хлюпая носом, бессильно сжимала кулаки.

Утирая лицо, яростно выдохнула. Если он посмеет притронуться ко мне, то клянусь, убью его!