Крепко держа тонкую металлическую цепь, она вела девушку в маске кошки. Кроме неё и ошейника на ней ничего не было. Фарфоровая кожа, мерцающая в этом полумраке. Тонкая, худая, словно соломинка. Тяжёлый кожаный ошейник с заклёпками смотрелся на ней как стопудовая гиря на ноге. Она покорно семенила за своей хозяйкой, не поднимая глаз. Я сделала ещё пару фото. Девушка смотрелась в кадре просто великолепно.

Вот теперь стали подтягиваться индивиды, более похожие на посетителей секс-клуба. Прозрачные кружевные наряды, мужчины в чёрной одежде армейского типа. Дамы в коротких платьях и масках. И всевозможные атрибуты из металла и кожи в виде ошейников, наручей и прочего. Голые мужчины и женщины, в сбруе, в шелковых накидках и обычной одежде.

Кто-то стеснялся, кто-то позировал, были и те, кто не обращали на меня внимание.

Спустя час после начала в зале, наконец, стала затихать зажигательная музыка. Она сменилась на более нейтральную. Общий свет убавили, и чёрный крест стал центром внимания. Вышла знакомая блондинка, она прикрепила к платью микрофон и поздоровалась с присутствующими. Поблагодарила Анатолия Павловича и Ингу Марковну за предоставленный шанс поделиться опытом.

* * *

Я слушала вполуха. Меня привлёк хозяин клуба. Он сидел в самом тёмном углу, рядом была Инга. Они что-то обсуждали. На полу возле Анатолия Павловича сидела девушка в коротком чёрном платье. Она обнимала его ногу, склонив к ней голову. Он нежно гладил её, перебирая пальцами тёмные пряди волос.

Обогнув столики, я сделала пару снимков. Меня привлекло лицо девушки. Спокойное, умиротворённое, а в глазах море любви, нежность, страсть и почитание. Поистине завораживающее действо. Мужчина воспринимал это как должное, изредка касаясь пальцами обнажённой кожи её плеч.

Это совсем не то, что я себе представляла. Откровенной грубостью и насилием и не пахло. Всё происходящее было тонкой завуалированной игрой, правила которой знали немногие. Теперь я поняла, что имел в виду Анатолий Павлович под обоюдным согласием. Трудно было найти среди присутствующих хоть одного человека, которого привели бы силой и удерживали против его воли.

Татьяна закончила говорить, и на сцену вышла модель. Та самая фарфоровая куколка. Как можно истязать столь хрупкое создание. Ей бы в настоящие модели. У неё отбоя не было бы от предложений.

Маска кошки не могла скрыть её волнения и напряжения, она покусывала губы и нервно перебирала пальцами рук. И вот её словно прекрасную бабочку распяли на этом жутком станке. Поправив выбившуюся прядь волос дрожащей девушки, Татьяна нежно прошлась рукой по её спине.

– Как тебе эта нижняя?

Я чуть не выронила фотоаппарат и грязно выругалась.

– Слушай, ты сейчас реально мешаешь.

– Прошло уже больше десяти минут, а ты не можешь оторвать взгляда от сцены. Вот и всё.

– Спасибо.

Сергей ехидно ухмылялся, видя моё раздражение. Нет, я действительно засмотрелась. В этом была определённая эстетика.

Фотоаппарат защёлкал в привычном режиме. Но абстрагироваться у меня не получалось. Вновь и вновь я возвращалась к этой… «нижней». Странно, думала, он назовёт её рабыней или другим каким «грязным» словом. Есть у нас что-то от тёмных времён…

В то же время он отнёсся к ней более чем уважительно. То, как он выделил это слово, просто подчеркнул её статус. «Нижняя». Позже я услышала ещё «саба». Как мне потом объяснили: это сокращение от сабмиссив – «саб» или «саба». Но чаще: «нижняя» или «нижний».

Татьяна повернулась к столу и взяла продолговатый предмет из кожи. Напоминал он человеческую ладонь на палке. Первый удар был хлёстким, но совсем неболезненным. По крайней мере, девушка никак не выказала своих переживаний. Она застыла как изваяние. На коже остался лёгкий розовый след.

Я фотографировала и фотографировала. Теперь понятно, почему взяли именно эту хрупкую девушку: белое, чёрное и красное. Белая кожа, чёрное дерево и красные следы от ударов. Три цвета выгодно подчёркнутых грамотным светом и интимным полумраком.

Предметы сменялись, как и частота ударов и их расположение. Когда раздался первый крик, я дёрнулась от неожиданности, и эффектный кадр вышел смазанным. Чья-то рука успокаивающе сжала моё плечо.

Так и есть, опять он. Вот же ж…

– Не переживай, ей это нравится. Она получит от порки гораздо больше, чем тебе может показаться. Татьяна настоящий мастер, я тебе уже говорил.

– Сомневаюсь… – передёрнула плечами, сбрасывая руку мужчины со своего плеча.

– Это её вкусовые предпочтения. Они у всех разные. Я, например, ненавижу французский поцелуй. Нет более омерзительной вещи…

Видимо, моё лицо настолько перекосилось, что Сергей осёкся, недоумённо смотря мне в глаза.

Он что, действительно сравнивает порку с поцелуем? Серьёзно?

– Между прочим, нет ничего смешного. Применив ко мне французский поцелуй, ты совершишь насилие. Так что…

– Однако, если ты мазохист, то тебе это понравится.

– Но я не мазохист.

– Спасибо за справку. Если ты поцелуешь кого-то, кто тоже его не любит, будет ли это акт садизма? Или мазохизма? Садомазохизм? Не? Ах да. Ёжик плакал и кололся, но продолжал жрать кактус. Только сейчас я поняла всю глубину этой философской мысли.

Сергей попытался подавить смех, но у него это так плохо получилось, что даже я не удержалась и тоже прыснула в кулак. Этот отвлекающий момент немного разрядил ситуацию.

Действие на помосте продолжалось. И, насколько я поняла по ярким полоскам на ягодицах и спине, оно приближалось к концу.

Теперь в ход пошли совсем чудовищные, на мой взгляд, орудия. Крик сменился визгом.

Господи, я отказываюсь понимать происходящее! Что в этом приятного? Что? Что ломается в мозгу, раз на такие вещи идут добровольно? На секунду зажмурилась, пытаясь успокоить колотившееся сердце.

Удары становились более равномерными, с одинаковым шагом, чувствовался определённый ритм. Краснота сменилась багровыми рубцами. Они взбухали практически мгновенно на белоснежной коже. Татьяна не била дважды в одно место, нет. Каждый последующий удар был либо выше, либо ниже.

* * *

Я сначала не поняла, что не так. Крики стихли, тишина нарушалась лишь звуками ударов. Подойдя ближе, почти вплотную, я услышала низкий гортанный стон, от которого мурашки побежали по коже.

Девушка повернула голову ко мне. Её лицо было расслабленным и безмятежным, расфокусированный взгляд с расширенными зрачками, дёргающееся верхнее веко и полуоткрытый рот.

Во мне боролись разные чувства: я ужасалась тому, насколько это красиво, эстетично и неправильно, мерзко. И несмотря на всё это, продолжала снимать кадр за кадром.

– Я же говорил. Она мастер, – мужчина следовал за мной по пятам, не давая расслабиться ни на секунду. Почему его присутствие так напрягает?

– Угу…

Я смотрела на восхищённое лицо Сергея. Нет, определенно не понимаю их. Это какие-то инопланетяне.

Татьяна что-то продолжала рассказывать, показывая определённые движения, пока девушку отвязывали. На её место вышла другая, и к Татьяне стали подходить люди, с просьбами показать, посоветовать. Теория закончилась, теперь наступила очередь практики.

Отвлёкшись, я не сразу сообразила, где же та «нижняя». Пройдясь вскользь по лицам, с трудом нашла её. Замотанная в одеяло держит дрожащими руками стакан с водой, а её хозяйка ласково обнимает и ведёт к выходу. Она смотрела на неё с такой любовью и нежностью, что я даже не поверила. Сама же привязала, а сейчас пылинки сдувает. Это явно не вязалось со всем, что я знала. Как же все эти рассказы про привязал, избил и бросил? Нет, она сейчас за неё любому, как говорится, пасть порвёт и моргала выколет.

Я ещё немного пофотографировала и устало выдохнула. Теперь все разбрелись по маленьким компаниям. Метаться и искать что-то интересное не хотелось. Взглянув мельком на часы, с удивлением отметила, что почти десять часов.

– Пойдём чаю попьём, – Сергей качнул головой в сторону кабинки.

* * *

Я, видимо, долго сидела в прострации, сжимая чашку, прежде чем Сергей окликнул меня.

– А?

– Ты в порядке?

– Да. Просто мне крышу снесло. Как говорится, разрыв шаблона. Вам бы видео записать, чтобы, так сказать, отбрёхиваться.

Мужчина усмехнулся и отхлебнул горячего зелёного чая.

– Оно надо? Мы живём вполне обычной жизнью, наши постельные предпочтения вообще никого не должны волновать. Маршем несогласных мы не ходим, молодёжь не агитируем. Но почему-то все прямо-таки уверены в нашей…

– Извращённости?

– Ненормальности, – Сергея передёрнуло от этого слова. – Можно подумать, что весь мир нормален. Раньше вон в рубахах с дыркой на причинном месте сексом занимались.

– Это как в испорченном телефоне.

– Хуже.

Я взяла в руки фотоаппарат и сфотографировала Сергея. Тот неожиданно нахмурился.

– Зачем?

– Просто так, у тебя сейчас взгляд был интересный.

Зажав кнопку, стала пролистывать отснятый материал. Были удачные кадры, а были и не очень. Целая уйма лиц… Но вот одно заставило меня остановиться и приблизить фото, чтобы получше разглядеть.

– Это кто?

– Где? – Сергей потёр переносицу и насупил брови.

– Вот, – Я показала ему фотографию.

– Это Маша. Она давно в нашем клубе. Интересный представитель женской породы.

– И что же в ней такого: масть, родословная?

– Наездник, – мой сарказм был утоплен в ядовитом плевке.

– О, ты хорошо его знаешь? Или лошадка из твоей конюшни?

– Я предпочитаю рыжих.

Вспыхнув, с негодованием отметила его самодовольную улыбку.

– Нет, Маша не такая. Она действительно необычная, редко у кого сейчас встретишь подобную выдержку и силу духа.

– Похоже, ты её хорошо знаешь.

– Она давно посещает наш клуб, только и всего, – мужчина резко замолчал, давая понять, что больше ничего говорить не будет.

– М-м-м…

Туману-то напустил. В задумчивости я ещё раз взглянула на снимок. Стройная блондинка, голубоглазая и смешливая. С очень женственной фигурой: узкие плечи и талия, округлые бёдра. Аристократичные руки с длинными пальцами. Её можно спокойно представить в роли дамы конца девятнадцатого – начала двадцатого века. В платье с меховым воротником и шляпке с вуалью.

– Можно с ней поговорить?

Сергей недоумённо приподнял бровь.

– Можно. Погоди, сейчас позову.

Фигура мужчины быстро скрылась среди посетителей клуба. Я уже почти допила чай, когда ко мне за стол села она.

– Привет! – по-детски мелодичный тонкий голос. – Ты новенькая?

* * *

– О! Нет, я фотограф, – ткнула пальцем в плохо различимый в этом полумраке бейдж. Хоть бы краской какой люминесцентной обозначили, или отражатель на худой конец выдали.

– Ты вместо Иры?

– Ага, она заболела.

– Какая жалость, передай ей привет от меня, – обернулась назад, высматривая кого-то в зале. – Она так хотела посетить этот мастер-класс.

Ну, Ирка! Ох и не завидую я тебе. Ради этого даже в гугл полезу, просвещусь насчёт Инквизиции. Будет тебе такая порка…

Женщина аккуратно сложила руки на столе и, улыбаясь, смотрела мне в глаза. Только сейчас я заметила у неё тонкий белый рубец. Он шёл от левого глаза вниз по щеке и заканчивался на шее.

Я неловко потупила взгляд и вцепилась в пустую чашку:

– Вы очень фотогеничны.

– Давай на «ты», – Маша искренне удивилась. – Да? Странно, мне этого никто не говорил.

– Если хотите, я вас так поснимаю. Ну, не в этом клубе. Я собираю портфолио, а вы очень подходите к моим образам. Это исторические постановки. Так, небольшое хобби. Пожалуйста, подумайте.

– И только? Да без проблем. Я не против, всегда открыта новому. И всё же на «ты».

Тут уж я не выдержала. Она такая чистая, свежая и невинная. Ну никак не вписывается во всё это!

– Вы… Ты как сюда попала. Тоже в Теме? Мне просто не верится.

Звонкий смех и хитрый прищур небесно-голубых глаз.

– Что тут Сергей обо мне наговорил, каких гадостей?

– Так, лошадку в стойло запрягал.

Маша прицокнула языком.

– Нет, я просто увидела тебя в кадре и спросила его… Он же такой таинственности напустил, что моё любопытство дало о себе знать. Если я спрашиваю что-то лишнее…

– Ничего страшного, – женщина вновь улыбнулась. – Спрашивай.

– Как становятся такими? Ну… вот это всё?

– Это долгая история.

– Я никуда не тороплюсь… – откинувшись на спинку диванчика, пристально посмотрела на женщину.

Та не отвела взгляда, наоборот, теперь меня старательно изучали. Спустя минуту, Мария вздохнула и устало спросила меня:

– Чай? Или чего покрепче?

Отрывисто кивнула. Значит, тест на пригодность я прошла. Женщина повернулась к барной стойке и, одёрнув шторку в сторону, хлопнула по гладкой столешнице:

– Жора, нам кофе и коньяк!