Наступил долгожданный май. В городе стало душно и неуютно от обилия солнца, нагревавшего за день каменные стены домов и асфальт улиц не меньше, чем в летнюю жару. Почки на деревьях лопнули, выпустив рвущуюся на волю листву, зашумели раскидистые кроны в скверах и парках, радуя глаз. Но этого было недостаточно. Хотелось вырваться из каменного плена на простор бескрайних лугов. Легкие жаждали глотка свежего ветра, обонянию не хватало запаха свободы, спина истосковалась по крыльям. Так всегда бывает со многими горожанами в конце весны, в преддверии лета, когда кровь в жилах ускоряет бег, в точности, как сок в стволах деревьев. И вот мчатся они из бетонных колодцев прочь, туда, где благоухают первые весенние цветы, где звонкими трелями заливаются птицы, где лед уже сошел с реки и она величаво катит свои воды в манящую даль. Оттого по выходным город просто пустеет, брошенный, как надоевшая игрушка.
Когда Гарик предложил Оле провести отпуск в Муромцевском районе на озерах, она даже обрадовалась. Миша, ее пятнадцатилетний брат, повзрослевший, дерзкий и угрюмый, отказался составить им компанию, не заинтересовавшись поездкой в дикие края. Красоты сибирских просторов его не радовали, там он замечал лишь комаров, муравьев и «всяких краказябр», которых терпеть не мог. И всегда, когда они брали его с собой на прогулку по лесу, он ходил, устремив взгляд себе под ноги, заправив брюки в сапоги и натянув капюшон на лицо аж до самого подбородка. Вид у него был при этом крайне недовольный. Пожалуй, он всегда был чем– то недоволен. С Гариком почти не общался, односложно отвечал на вопросы. Гарик и не приставал к нему с разговорами: не хочет, и не надо. Удивительно, но с матерью Гарика Миша нашел общий язык. Называл ее бабушкой, и когда смотрел на нее, угрюмость исчезала с его лица, взгляд теплел, а добрая улыбка чудесным образом превращала парня в красавца. Они беззлобно подшучивали друг над другом, как закадычные друзья. За это Гарик многое готов был простить ему, даже то, что однажды на просьбу Гарика не хамить сестре тот буркнул: «Ты мне кто – отец, что ли, родной?» В самом деле, какой он ему отец? Всего-то на девять лет старше.
Ко дню отъезда карта местности, по которой предстояло совершить путешествие, отпечаталась в памяти Гарика, как фотоснимок. Складывая вещи, он тщательно спрятал акваланг на дне рюкзака. Оле ни в коем случае нельзя видеть его раньше времени: поездка сорваться может. Она выглядела такой счастливой, шутила и смеялась, собираясь в дорогу, – совсем как в те дни, когда они только узнали друг друга, когда жизнь была легкой и беззаботной и он мог позволить шутя осыпать ее деньгами, которым не знал счета. Поможет ли эта поездка вернуть им счастье и любовь? Исполнит ли древний камень, таящийся на дне озера Шайтан, его желание? Не сказки ли все это?
Улицы города стояли в «пробке», но это не портило настроения. Ведь спешить было некуда. Впереди ждала целая неделя сказочного отдыха среди только проснувшейся природы, когда зелень еще свежа, трава не истоптана, а воздух, не тронутый зноем, бодрит приятной прохладой. Тягучий поток машин полз со скоростью черепахи и в очередной раз замер. Они оказались вблизи Свято-Никольского собора – самой старой церкви города. Крутобокие отполированные золотые купола кострами горели в солнечных лучах и отсвечивали прямо в глаза. Пришлось опустить «козырек».
Наконец, они выкатили из города. Было еще раннее утро. Старенькие «Жигули» легко скользили по гладкому шоссе, казалось, радуясь простору после тесных душных пробок и строгих красноглазых светофоров. Свобода! Передние окна в машине открыли до отказа. Ветер ворвался, растрепал волосы Оли, опутал ими ее смеющееся лицо и попытался сдернуть выжженную солнцем панаму. Она схватила ее за поля обеими руками и натянула на глаза.
Со всех сторон вокруг распростерлась щедрая красота. Прозрачная синева над яркой зеленью. Бескрайняя зовущая даль. Блестящая серая лента загородной трассы с белой полосой посередине уходила в будущее. Гарик мечтал, что будущее их окажется лучше прошлого. Он чувствовал близкое счастье и радость, наполнявшую его, как жидкость – пустой сосуд. Он даже почувствовал трепет крыльев за спиной, давно забытый с тех пор, как в его черный «БМВ» сели два неприятных типа и жестоко обрезали их.
Повернули на дорогу, ведущую на Большеречье. Гарик выбрал этот путь, несмотря на то, что он более длинный и усложнен паромной переправой, узнав из отзывов, что короткий намного хуже. Половину пути по короткой дороге ехать можно было не больше тридцати километров в час, лавируя между рытвинами и подскакивая на высоких ухабах. Он решил, что его «шестерка» не дотянет до места и попросту развалится от подобной езды, поэтому выбрал длинный путь.
Эта дорога оказалась тоже не идеальной – узкая, резко обрывающаяся по бокам крутыми спусками, в трещинах и выбоинах. Если короткий путь в еще худшем состоянии, то даже подумать страшно, как это выглядит. Гарик даже по сторонам не смотрел, сосредоточившись на препятствиях, и жалел, что не может полюбоваться открывшимся справа чудесным видом берегов Иртыша. Оля великодушно согласилась пересесть за руль, чтобы и он мог насладиться красотой этих мест. Противоположный берег вздымался высоким черно-коричневым срезом глинистой почвы, над которым величаво и таинственно темнел густой сосновый бор. Зрелище было сказочным.
– «Там чудеса, там леший бродит», – пробасил Гарик строчку из стихотворения Пушкина.
– «Русалка на ветвях сидит», – смеясь, подхватила Оля.
– Иртыш красавец. – Гарик прошелся взглядом вдоль свинцово-синей ленты, сверкавшей в солнечных лучах. – Жалко, что у Пушкина про Иртыш стихов нет.
Через несколько часов монотонной езды они подъехали к Большеречью. Дыхание севера, доносимое ветром, освежало лицо. Воздух был намного прохладнее, чем в начале пути. В ожидании отправки парома Гарик и Оля прошли по зоопарку, известному на всю область. Сразу вспомнилось далекое советское детство, когда он был в зверинце в последний раз. Из всех животных ему почему-то запомнился только жираф, выставивший над ограждением вольера длинную пятнистую шею далеко вперед и походивший оттого на подъемный кран. В Большереченском зоопарке жирафов не было, зато были бегемоты. Впечатляющее зрелище! Оля сказала, что они похожи на огромных фиолетовых хрюшек. Но, когда те распахнули пасти, ахнула и добавила, что в них мог бы поместиться целый свинарник.
Паромная переправа была похожа на плавающий мост. Широкая длинная плита, способная уместить с десяток автомобилей. Но кроме них на паром въехала лишь парочка мотоциклистов. В сезон отпусков народу наверняка больше, а значит, и жилье в облюбованных туристами местах снять труднее. Судя по пустой платформе, можно надеяться, что с размещением не возникнет проблем.
Серая плита медленно и плавно пересекла Иртыш и примкнула к противоположному берегу, откуда вела дорога на Муромцево. Они быстро миновали большое село, не остановившись даже у двухэтажного бревенчатого здания музея, памятника культуры, хотя Оля очень просила заскочить хоть на минутку.
– Видишь, дело к вечеру, – возразил Гарик. – Дорога до Окунево плохая, намного хуже, чем была до этого, и в темноте мы просто разобьемся. Заедем на обратном пути, обещаю.
Дорогу просто нельзя было назвать дорогой. Асфальтовое покрытие по большей части отсутствовало. Участки грязного месива приходилось объезжать полем. Однажды их обогнал громадный черный джип. Обросший щетиной широколицый водитель крикнул в окно насмешливо:
– Куда ты на таком-то корыте, а? Помочь?
Гарик отрицательно помотал головой.
– Ну, как знаешь. А то цепляйся тросом сзади?
– Сами доберемся, спасибо, – снова отказался тот.
– Ну, смотри. Заночуешь ведь в этом болоте! – И, газанув, помчался дальше, разбрызгивая в стороны густую, как тесто, черную жижу.
«Шестерка» несколько раз буксовала, елозила по грязи, плывя на брюхе, но выгребла-таки на подсохший грунт, и к закату они подъехали к Окунево, ничем не примечательной деревушке из трех улиц с милыми разноцветными домиками, облитыми багровыми лучами заходящего солнца.
В поле перед въездом в деревню показалась одинокая фигура танцующей девушки в красном платье. Вытянув вверх правую руку, она кружилась на одном месте вокруг своей оси, подняв к небу улыбающееся лицо.
– Чего это она? – удивленно спросила Оля, разглядывая извивающийся силуэт. – Танцует в одиночестве в чистом поле. Местная сумасшедшая?
Гарик пожал плечами. Они поравнялись с девушкой, выглядевшей вблизи почти ребенком. По тонкому гибкому телу струились складки шелкового платья, алого, как вечернее небо. Весь ее облик был выдержан в национальном индийском стиле и был дополнен браслетами на запястьях и щиколотках, коричневыми татуировками на предплечьях и выскальзывающих из складок бедрах, подпрыгивающими на груди нитками бус. Распущенные длинные волосы разлетались веером вокруг миловидного личика. Гарик машинально затормозил, околдованный волшебным зрелищем. Та же, казалось, не замечала их, продолжая кружиться, зажмурившись, с выражением блаженства на лице.
– Что ты так на нее уставился, – прошипела Оля, не скрывая ревности. – Смотри, глаза выпадут.
Гарик спохватился, хотел было проехать мимо, но вдруг ему во что бы то ни стало захотелось узнать, кто эта прекрасная танцовщица.
– Здравствуйте! – крикнул он в открытое окно, перегнувшись через Олю.
Девушка вздрогнула и остановилась, раскрыв свои огромные карие глаза, обведенные толстой черной линией. Улыбнулась и кивнула, приветствуя их в ответ.
– А вы местная? – спросил Гарик первое, что пришло в голову.
Девушка снова кивнула.
– Не подскажете, где здесь можно снять жилье на недельку?
– Конечно. – Ее голос был нежным и приветливым, будто она разговаривала с горячо любимыми родственниками. – Гостиный дом неподалеку. Вы его легко найдете, там вывеска деревянная на цепях. Сейчас поедете по улице Придорожной, свернете на Кирпичную, и до конца. Улицы у нас маленькие, быстро доедете.
– Думаете, найдутся свободные номера?
– Да, сейчас еще мало народу. Поезжайте смело.
– Хотите, подвезем вас? Уже темнеет, – предложил Гарик, кожей почувствовав Олино недовольство.
Девушка взглянула в небо, цвет которого плавно перетекал из кроваво-оранжевого в фиолетовый.
– И правда, – сказала она. – Если можно, поеду с вами, нам по пути.
И она забралась на заднее сиденье, наполнив салон восточными ароматами, густыми и дурманящими. Автомобиль двинулся вперед по узкой колее, извивающейся среди луговых трав.
– Простите за нескромность, а почему вы танцевали в поле одна? – Гарик не сдержал распиравшее его любопытство.
О проекте
О подписке