Пролог

Наш путь к родительству был долгим: он занял целых девять лет. За эти годы мы прошли периоды теплившихся надежд, энтузиазма, разочарований, боли, горечи, потерь, бессилия, восстановления, ярости, отчаянного фанатизма, депрессии, апатии, веры и неверия, уныния, силы и слабости, машинального движения к своей цели, черствости и сентиментальности, решительности и обреченности.

Идея поделиться своими мыслями и переживаниями в книге возникла много лет назад, но у меня не было ощущения завершенности нашего пути, а значит, не было целостной картины. Я не знала, приведут ли наши усилия к заветному результату и как я буду себя чувствовать в итоге.

Я начала писать эту книгу на 36-й неделе беременности, когда просыпалась по ночам, когда мысли не давали мне уснуть; во мне горело желание облечь их в слова и поделиться опытом. Я понимала, что, пока не расскажу свою историю, я останусь в плену своего прошлого, буду снова и снова переживать эти события своей жизни.

В книге не будет призывов к действию, поскольку тема репродукции – очень личная. Я всего лишь делюсь своими размышлениями, которые, возможно, придадут вам сил на этом непростом пути.

Книга выстроена как личная история с моментами озарения и осознания, приходившими ко мне на каждом этапе нашего пути к родительству. Инсайты выделены в особые подразделы в конце каждой главы. Если вы чувствуете, что сейчас находитесь в уязвимом состоянии и не готовы погружаться в личную историю, вы можете прочесть только эти подразделы. Я намеренно не называю их выводами или советами, поскольку оставляю вам право самостоятельно сделать выводы из моего опыта, а навязывать советы не считаю тактичным и правильным.

В конце книги я привожу чек-листы для тех, кто планирует ЭКО^[1] или принимает решение обратиться к помощи суррогатной мамы. Я также подготовила чек-лист для людей, которые хотели бы поддержать своих друзей, столкнувшихся с проблемами репродукции, но не знают, как это сделать.

Текст содержит медицинские термины, которые или поясняются в сноске, или приводятся в приложении 2.

Для кого эта книга

Работая над этой книгой, я думала о сотнях реальных людей, с чьими историями познакомилась в профильных группах поддержки и в блогах, в стационарах больниц и в коридорах репродуктивных клиник. Я попыталась ответить на вопросы психологического характера, которые чаще всего слышала и которые возникали у меня самой.

Надеюсь, моя книга будет полезна тем, кто испытывает трудности в планировании детей, кто столкнулся с необходимостью гормональных стимуляций, ЭКО, с вопросами суррогатного материнства, кто пережил или проживает перинатальные потери.

Я обращаюсь преимущественно к женщинам, стремящимся к материнству, поскольку полагаю, что подавляющее большинство читателей книги – женщины. Проблемы репродукции в нашей стране гораздо чаще обсуждаются в женских кругах, чем в мужских. Тем не менее я буду очень рада, если эту книгу прочтет мужчина, проходящий сложный путь к родительству вместе со своей любимой. Вы – настоящие герои. Поддерживать родного человека, столкнувшегося с такими сложностями, не сдаваться и всегда быть рядом, особенно когда не можешь ничем помочь, – очень трудно и дорогого стоит.

Эта книга для тех, кто сомневается, стоит ли двигаться дальше, кто учится жить с болью и горечью неудач, кто нуждается в словах поддержки, чтобы снова рискнуть и приблизиться к заветной цели – рождению малыша.

Об авторе

Меня зовут Полина, сейчас я преподаватель иностранных языков, мама двух девочек, а в прошлом – отчаянная карьеристка с большим опытом работы в коммуникациях, PR-директор, стремившийся совместить идущую в гору карьеру с радостью материнства.

Я прирожденный перфекционист, и мне нравится планировать жизнь на годы вперед: создавать чек-листы, держать всё под контролем. Мне кажется, это отчасти профессиональная деформация, и в последние годы я усилием воли пытаюсь «отпустить» свою жизнь и позволить себе наслаждаться «здесь и сейчас». Спойлер: получается пока плоховато.

Друзья и знакомые про меня говорят, что я сильный и целеустремленный человек, а муж побаивается моего фанатизма и бескомпромиссности. Вероятно, именно эти качества в результате привели нас к заветной цели, хотя, возможно, стоило бы обойтись без них.

Сменив профессию, я кардинальным образом перенастроила фокус: теперь в центре внимания оказалась не я, а мои клиенты – мои ученики. Удивительно, насколько больше радости я получаю, стараясь быть полезной людям. Я стала мягче, терпеливее и внимательнее к потребностям других. Я научилась пристальнее всматриваться в людей и слушать их. И я очень надеюсь, что эта «новая я» будет хорошей мамой для своих долгожданных детей.

Часть 1
Как глубока кроличья нора

Первые ошибки

Наша история началась в 2014 году. Мне был 21 год, я вышла замуж по любви, и мы сыграли красивую свадьбу. Детей мы хотели, но не торопили события. Я знала, что у меня есть сбои цикла, гормональные нарушения, синдром поликистозных яичников, отсутствовала овуляция, поэтому обследовалась сразу. Через год планирования репродуктолог направил на стимуляцию овуляции^[2].

Первый раз – волнующий и полный надежд. Кажется, что медицина технологична и всесильна, и раз уж ты идешь в серьезный центр к репродуктологу по рекомендации, всё непременно получится.

Первый протокол^[3] стимуляции – время трясущихся рук, когда учишься делать себе уколы в живот, моменты первого удивления и радости от того, что фолликулы растут; это период, когда энтузиазм не иссяк, и ты активно строишь планы на дальнейшую жизнь с детьми, подбирая им подходящую школу или даже университет.

Мне повезло, и с первой попытки стимуляции удалось забеременеть. Беременность протекала хорошо, токсикоза не было, я бегала на работу, встречалась с друзьями – в целом вела себя как обычная здоровая женщина. Пока на 12-й неделе беременности у меня не началось кровотечение. Я страшно испугалась, рыдала и умоляла врачей помочь мне. Тогда беременность удалось сохранить, спустя неделю стационара меня отпустили домой, еще какое-то время я была очень осторожной, но вскоре вернулась к нормальной жизни.

На сроке в 19 недель, после второго скрининга, врачи сообщили, что с ребенком всё в полном порядке, шейка матки выглядит хорошо; мне отменили все препараты поддержки и отпустили спокойно донашивать здоровую беременность, гулять и жить обычной жизнью.

При этом у меня был сильный тонус, постоянно тянуло то живот, то поясницу, но врачи отмахивались и уверяли, что всё нормально, что это естественный процесс – связки тянутся, матка растет. На 21-й неделе отошла слизистая пробка^[4], и я поехала в стационар самостоятельно.

Я попала в кабинет невынашивания, где врач посмотрела шейку матки, ужаснулась тому, насколько она сократилась, строго сказала, что лечь на сохранение нужно немедленно. Впоследствии я очень пожалела о том, что поддалась запугиваниям врачей, будто я не смогу даже доехать до другой больницы. Ведь если бы я добралась до федерального центра акушерства, то, возможно, беременность удалось бы сохранить. Но история, увы, не знает сослагательного наклонения.

Осознание № 1. Никто, кроме вас, не несет ответственности за вашу беременность

К сожалению, зачастую врачи либо недостаточно компетентны и опытны, либо не слишком внимательны, либо перегружены, либо не имеют представления о вашем анамнезе, поэтому пропускают угрожающие симптомы и не назначают необходимых обследований.

Анамнез пациента – краеугольный камень. Когда это первая беременность, первые роды, врачи редко относятся к пациентке по-настоящему внимательно, они ориентируются на стандартные протоколы ведения беременности. Ведь если ничего страшного раньше не случалось, какие у них основания предполагать, что могут возникнуть проблемы? И только когда анамнез есть (выкидыши, осложнения прошлых беременностей), тогда врачи начинают думать, как с этим работать. Но чтобы получить пресловутый анамнез, многим приходится пройти через многочисленные неудачи ЭКО, потери беременности, а может, и сломаться психологически на всю оставшуюся жизнь.

Среди врачей-блогеров распространена точка зрения, что пациентов напрасно запугивают, назначают им слишком много анализов и прописывают лишние препараты.

Мой опыт показал, что отмена якобы «лишних препаратов» привела к потере беременности, вызвала последующий хронический эндометрит и спровоцировала невозможность иметь детей еще на протяжении восьми лет, не говоря о психологических аспектах. Абсолютно все потерявшие детей женщины, с кем я познакомилась, говорили, что лучше сотню раз перестраховаться и принять препарат, лишь бы сохранить жизнь своему ребенку.

Решать только вам, но если у вас появились хоть минимальные сомнения относительно назначений, если самочувствие ухудшается, то не бойтесь идти к другим врачам за вторым мнением, а также за третьим и четвертым, если понадобится.

Если бы у меня был выбор сейчас, я предпочла бы быть параноиком с ребенком, который родился бы в результате первой беременности, нежели женщиной, потерявшей троих малышей во время беременностей и четырех эмбрионов в неудачных циклах ЭКО… счастливым параноиком без отягощенного анамнеза.

Здравствуй, жизнь с болью

Первая потеря

Я долго не знала, как подступиться к этой главе. И не потому, что не помню события, – напротив, тот февраль 2016 года я помню, будто всё случилось вчера, помню каждый час. У меня ушло два года на то, чтобы научиться пересказывать свою историю разным врачам, удерживаясь от слез, пять лет – на то, чтобы я смогла спокойно об этом говорить со знакомыми, без дрожи в голосе. Мне было всего 23 года, и это был самый страшный период в моей жизни, когда в одночасье я повзрослела на 10 лет.

Если вы впечатлительны и не хотите сталкиваться с медицинскими подробностями сложных родов, пожалуйста, пропустите эту главу до раздела «Вернулась, не вернувшись».

Когда я оказалась в больнице, то сразу поняла, что быстрой помощи ждать не стоит. К несчастью, я попала в больницу в пятницу, и зашивать шейку матки^[5] в тот же день мне не стали, ссылаясь на отсутствие каких-то анализов. Какая же это была ошибка!

Мне поставили капельницы магнезии^[6] и велели лежать; тогда же на УЗИ мне сообщили, что у нас девочка; раньше она усердно пряталась, на скрининге не удавалось определить пол. Мы с мужем мечтали о мальчике, но как только я узнала, что будет девочка, то поняла, что, конечно же, я хочу только девочку, и именно эту!

Шла 22-я неделя. Два выходных дня я лежала и молилась, чтобы беременность удалось сохранить и с моей малышкой всё было хорошо. Но в воскресенье вечером у меня начались схватки. Дежурный врач поставил мне капельницу с сильным лекарством, которое гасило схватки, но как только оно заканчивалось, схватки возобновлялись с новой силой. В понедельник меня осмотрели врачи и сказали, что плодный пузырь пролабирует^[7] и зашивать шейку уже нельзя, шансов спасти беременность меньше 5 %, но надо лежать ногами вверх, а больше ничего невозможно сделать. Со схватками я пролежала с вечера воскресенья до утра вторника. Я плакала тихо, чтобы рыданиями не провоцировать тонус, не вставала с постели и ходила на утку, часами следила за инфузоматом^[8] с лекарством и молилась, чтобы схватки не возобновились, когда оно заканчивалось.

Врачи сказали, что больше лекарство добавлять нельзя, у меня могут начаться нарушения работы сердца, но мне было уже всё равно. Я умоляла, чтобы они спасли мою дочь. Во вторник утром у меня началось кровотечение, врачи констатировали, что шейка уже раскрыта до 4–5 см и я скоро рожу. «Всё закончится через пару часов», – с этими словами меня отправили в обсервационное отделение.

В родильном блоке обычно рожают женщины, у которых всё хорошо. В обсервации – женщины с выкидышами, женщины, которые делают аборты, или необследованные женщины с улиц, часто без документов.

Роды считаются преждевременными на сроке от 22 полных недель, с этого срока врачи обязаны проводить реанимационные мероприятия ребенку. Я же родила в 21-ю неделю и пять или шесть дней, мне не хватило всего одного-двух дней до того, чтобы врачи расценили происходящее как роды, а не как выкидыш. Когда я поступила в обсервацию, акушерка кинула мне: «У тебя маленький срок, сама родишь». Меня бросили одну со схватками и кровотечением.

Я долго звала врачей, но никто не слышал или не реагировал. Я чувствовала, как моя дочь бьется и борется за жизнь, чувствовала, как ей не хватает кислорода из-за отслойки плаценты^[9], как шевеления, раньше спокойные, становятся отчаянными. Минута, когда она перестала биться, – самая страшная минута в моей жизни.

Когда наконец пришла врач и увидела, сколько крови я потеряла, она сразу вызвала еще двоих врачей и пару акушерок на помощь. Меня закрыли простынями, чтобы я не видела происходящего, но я слышала, как кровь стекает с кушетки и капает на пол, как спорят и ругаются врачи. Они хотели вытащить ребенка, но плацента отделилась полностью и перекрыла внутренний зев; я умоляла спасти моего ребенка, хотя понимала, что всё кончено.

Врачи пытались тянуть мою малышку руками за пуповину, ручку или ножку, я кричала. Прибежал анестезиолог и сказал, что по закону нельзя отделять плаценту без эпидуральной анестезии, это сродни пыткам. Врачи же ответили, что времени на «эпидуралку» нет, кровопотеря слишком большая; еще пять минут – и придется везти на экстренное кесарево; еще минут двадцать – и нужно будет удалять матку. Доктор настоял на своем и быстро сделал эпидуральную анестезию, эффекта от которой я уже не ощутила; мне поставили капельницу с окситоцином^[10] – от него схватки возобновились и стали еще более болезненными. Я смутно помню, что давление на мониторах упало до показателей 80/40, – не знала, что это вообще возможно. Мне всё же удалось родить головку ребенка, и меня отправили в операционную на чистку, «отключив» общим наркозом.

Когда я пришла в себя, мне дали телефон, где были десятки пропущенных вызовов от мужа. Я позвонила ему и плакала в трубку, не зная, что сказать. Было много вопросов: «почему это произошло с нами?», «кто виноват?», – которые у всех пар одни и те же, но на них никогда нет ответов.