Дима промычал что-то нечленораздельное, потом посмотрел на нее мутными глазами, пьяно огляделся, снова посмотрел на Аню, морщась и изо всех сил пытаясь сфокусировать взгляд, а потом кивнул и попытался встать. Уронив табуретку и смахнув стопку рукавом, он смог подняться, потом неуверенно сделал несколько шагов, ударился о косяк, ввалился в комнату и рухнул на кровать.
– Не-е-ет… – простонала Аня. Это была их с Владом кровать. А Диме она уже постелила на полу.
Она вернулась в кухню.
– Влад, помоги Димку перетащить.
– Ща. – Влад уже сидел в наушниках, что-то смотрел и, видимо, вообще не слышал, что она говорит.
Аня рассердилась и вышла, вернулась в комнату и стала стаскивать Диму с кровати за ноги. Но он был слишком тяжелым. Она плюнула и снова попросила:
– Влад!
Он снял наушники.
– А?..
– Помоги мне!
Они вдвоем перенесли Диму на плед, уложенный на полу.
– Давай спать.
– Я еще не допил.
– Тебе обязательно допивать все?
– Конечно!
Аня выключила свет в спальне и легла, стараясь не слышать ни громкого храпа Димы, ни пьяного смеха Влада. Иногда ей удавалось – и она засыпала, но потом просыпалась снова.
В очередной раз проснувшись, она посмотрела на часы. Четыре тридцать. За окном светало. В коридоре горел свет. Аня встала и прошла на кухню.
Влад сидел у стола в наушниках, пританцовывая одной головой. Глаза у него были мутными и не выражающими ни одной эмоции.
– Пойдем, – тихо сказала она, снимая с него наушники.
– О, Анька! Давай выпьем.
– Куда тебе уже пить, пойдем спать!
Разозлившись окончательно, Аня взяла недопитую бутылку и хотела было вылить остатки в раковину, но Влад успел перехватить ее руку. Она удивилась такой прыти, не соответствующей его состоянию, а он прижал к себе бутылку и приник к ней головой, поглаживая горлышко и счастливо улыбаясь.
Аня попятилась.
Она идет по высокой траве в направлении Изумрудного озера – очень медленно, никуда не торопясь. Над ней висит огромное теплое солнце, и все бутоны в степи, раскрывшиеся или нет, повернули головки вверх, насколько это возможно. Аня тоже развернула лицо к небу. Она смотрит прямо на солнце, как будто ему в глаза, и ее глазам не больно, не страшно, не горячо. Зажмурившись от удовольствия, она садится тут же на землю и сплетает неожиданно длинные, доходящие до бедра волосы в слабую косу, закрепив концы травинкой. При этом она смотрит вдаль и видит, как недалеко пасется стадо лошадей разных мастей и несколько жеребят. Она машет рукой и оглушительно свистит, и одна из лошадей поворачивает голову и стрижет ушами. Потом срывается с места и несется к ней, подминая копытами цветы.
Эта лошадь какой-то необычной серебристой масти. Буквально – словно в сказке, ее тело отливает белым металлом. Впрочем, Аня знает, что это конь, а не лошадь. А вот копыта у него обыкновенные, какие и должны быть у коня. Он преклоняет перед ней одно колено, и она взбирается на его спину – легко, без какой-либо помощи, только цепляясь пальцами за гриву. А потом летит вперед, в сторону все тех же гор, только теперь очень, очень быстро, хотя по-прежнему совсем никуда не торопится. В глазах у Ани бездумная радость и совершенно детский восторг, в ушах свистит ветер, а руки обнимают теплую серебряную шею.
А горы впереди – синие-синие и настолько высокие, что верхушки подернуты облаками.
– Ида, снимай юбку и сандалии, вот комбинезон.
Аня складывает вещи на низенькую садовскую лавочку, на которой ковыряются с колготками и штанами еще несколько пятилеток.
– Мам, смотри, что я сегодня нарисовала!
Аня берет стопку рисунков, смотрит.
– Ух ты. Это Эльза?
– Да, только она сейчас горячая.
Аня разглядывает раскраску, на которой узнаваемый силуэт покрыт какими-то необыкновенными цветами и фантастическими узорами, напоминающими мексиканский орнамент.
Рядом стоит знакомая мамаша, зажав одной рукой сумочку и носки.
– Юра, почему все одеваются, а ты суешь в рот штаны?
Все дети смеются и повторяют на разные лады:
– Юра сует в рот штаны! Юра сует в рот штаны!
Мамаша пунцовеет, выхватывает штаны из рук Юры и сама начинает его одевать.
По дороге домой Ида сообщает доверительным тоном:
– А ты знаешь, что я влюбилась в Юру?
– Нет. А он в тебя тоже?
– Не знаю.
– Ну что ж.
– Но он все равно хороший, только дурак иногда.
Аня улыбается и поворачивает ключ в замке.
– Лиля, ты дома?
– Мама, ты знаешь, что сделала эта русичка?
Лиля с порога огорошивает подростковой яростью.
– Что?
– Она поставила мне двойку за дэ-зэ! А я его сдавала!
– Так, может, ты написала его на двойку?
– Нет!
– Хорошо, выясни завтра, в чем дело, я, если что, разберусь. Сольфеджио учишь?
– Учу, блин!
Лиля громко хлопает дверью в туалет. Щеколда не работает, поэтому Ида может спокойно туда вбежать. Из кухни Аня слышит звуки локальных военных действий. Она открывает ноутбук. Ида поужинала в саду, двенадцатилетняя Лиля поела сама, значит, можно пока поработать. Нужно срочно отрисовать эскиз для нового заказа.
– Мам, пришей мне пуговицу на юбку, у нас завтра концерт.
– Хорошо.
– Мам, наточи мне карандаши.
– Лиля, наточи Иде карандаши.
– Я учу сольфеджио.
Аня вздыхает и закрывает ноутбук. Берет у Иды карандашницу и точилку, начинает точить. Из пластиковой зеленой головы торчит обрубок карандаша и медленно тянется длинная красная стружка.
Она стояла в тесном помещении без окон, задумчиво перебирая куски пленок.
«Так, надо докупить бежевый… И зеленого много понадобится… Завтра поеду за материалами».
Аня нервничала – до срока сдачи заказа оставалась неделя, а Петр как сквозь землю провалился.
Маша стояла над столом непривычно тихая.
– Ань, че там с заказом?
– Ничего…
– В смысле?
– Не могу до Петра дозвониться. Две недели завтраками кормил, а три дня назад сказал, что все готово и завтра привезет, а потом пропал. На звонки и сообщения не отвечает.
– Мне тоже.
За последние полчаса Маша совершенно не продвинулась в изготовлении образца. Вот и сейчас она просто стояла и молча водила пальцами по стеклу.
– Может, что-то случилось?..
Аня отбросила в сторону кусок розовой пленки и подошла к Маше.
– Слушай, детка, а может, витраж сдадим – и ну его на фиг?.. К чему такие страдания? По нему же видно, что он такое… Твои идеальные губы нуждаются в соответствующем оформлении.
Маша улыбнулась одним уголком рта. Она опустила голову над столом и запустила пальцы в короткие черные кудри. На стекло упала слеза.
– Так… – Аня оторвала немного бумаги от стоявшего на столе рулона и вытерла Маше лицо. – Сморкайся.
Маша улыбнулась.
– Да не буду я сморкаться, у меня нет соплей.
– Сморкайся, я тебе говорю. Тут и без лишней сырости затхлость, а так стены плесенью пойдут.
Маша высморкалась, не то смеясь, не то плача.
Зазвонил телефон.
– Да, здравствуйте! Все в порядке, скоро заказываем стекло… Да, я знаю, что прошло уже больше месяца… К сожалению, задержки иногда случаются… Да, возник небольшой форс-мажор, но мы делаем все возможное.
Вдруг Маша резко оторвала руки от образца, приложила их ко рту, наклонилась к урне и скорчилась.
– Я так понимаю, задержки у нас не только с витражами?.. – сказала Аня, положив трубку.
Маша выпрямилась, вытерла рот рукой и тихо вышла из подвальчика.
Лиля несла тарелку с супом, медленно-медленно, боясь пролить.
– Мама, смотри – я будто море тащу.
Ей было девять с половиной лет, и ее ноги и руки будто росли быстрее других частей тела. Она донесла тарелку и поставила на стол.
Аня сидела рядом, склонившись над счетами для оплаты.
Их было много. Она разложила бумаги по всему столу, пытаясь сообразить, может ли она что-то закрыть сейчас. От напряжения болела голова, из туалета доносился запах кошачьей мочи. Надо было оторваться от дел хотя бы ненадолго, заняться домом – хотя бы поменять коту туалет и постирать.
– Влад, погуляй с детьми, пожалуйста! – крикнула она из кухни. – Мне нужна тишина!
Он не ответил, и Аня продолжила разбирать бумаги.
Счет из сада. Счет из школы. Счет из музыкалки. Счет из налоговой. Счет за коммуналку. Счет за мастерскую. Счет за коммуналку мастерской. Счет за материалы. Распечатанный счет за кредитку.
Счет. Счет. Счет.
Аня и раньше ненавидела математику, сейчас же все эти цифры прыгали перед глазами, будто какие-то отвратительные существа, вроде персонажей из фильма ужасов. Что-то типа «Зубастиков». Они прыгали с листа на лист, со счета на счет, а потом сбивались в кучу и начинали ползти один за другим, ровным строем, по ее рукам, вверх, выше и выше, по локтям, по груди, по шее. Цифры лезли в шепчущий полуоткрытый рот и забирались в гортань, цифры тихо входили сквозь белки глаз прямо в голову, в мозг, и начинали кусать ее изнутри. Нет, не кусать: грызть.
Влад вошел в кухню.
– Сегодня придет Женька.
– В смысле?
– У него днюха. Посидим, выпьем.
– Давай не сегодня.
– Давай сегодня.
– Слушай, у меня проблемы на работе, я…
– Ну это же у тебя проблемы, при чем тут мы?
Аня смотрела на мужа, раскрыв рот. Он рассмеялся.
– Ладно, чего ты. Я сейчас погуляю с детьми. Только потом ты потерпишь нас с Женькой.
– Почему вы не можете посидеть где-то в другом месте?
– Да откуда у нас деньги на это?
– Ох… Хорошо. А что ты ему подаришь?
– Подарю? – На лице Влада появилось недоумение. – Зачем?
Вскоре он собрал детей, и они наконец вышли из квартиры. Аня сложила счета стопкой и легла на нее щекой. Бумага была теплой, пахнущей свежей типографской краской, и этот запах действовал успокаивающе. Аня заснула. Ей казалось, что она совсем маленькая и сейчас просто задремала, читая книжку перед сном.
В тот вечер Аня подумала, что если даст мужу спокойно выпить, то сможет уговорить его помочь с работой. Влад выпьет, станет добрым и поймет сложность ситуации. Да еще и Женька – он вообще художник-декоратор, вполне может поучаствовать. Это стоило того, чтобы потерпеть еще одну бессонную ночь. Тем более что завтра суббота, можно немного отоспаться. Ну неужели они все вместе не придумают, как сделать этот проклятый монтаж, и не снимут шаблоны?
На тот момент она обзвонила уже двадцать организаций – никто не хотел связываться. Такие заказы бывают: это вроде того, пару лет назад, в стеклорезке, с фацетами. Кроме них не согласилась ни одна «витражка», это сам клиент рассказывал. И они знали, что так и есть. Это и было главной причиной, почему нынешние клиенты так терпеливо ждали и до сих пор так вежливо разговаривали. Но Аня понимала, что в любой момент они могут потребовать возврата аванса, а она уже пустила его на закупку материала и оплату счетов. Точнее, одного из счетов. А их было значительно больше. Еще недавно она надеялась, что Петр объявится и скажет, что все в порядке, но…
Аня приготовила ужин и отложила все дела, чтобы вовремя уложить детей и поздравить Женьку, а заодно и попытаться решить свои проблемы.
Она как раз купала Иду, когда позвонила мама.
– Привет, Анечка.
– Баба! Привет, баба!
Мама говорила громко, и связь была хорошей, так что Ида прекрасно слышала весь разговор.
– Ай, кто там так звонко кричит? Дай-ка трубочку!
– Мам, она в ванной, не надо сейчас.
– Баба! Я сегодня хорошо кушала! Дашь подарочек?
– Ай, ты моя умница! Конечно, когда доеду уже до вас… Дочь, ты здесь?.. Никуда сегодня не уходишь?
– Нет. Правда, у нас гости будут. К Владу друг придет, день рождения у него.
– Сегодня?.. Вот, я как чувствовала, потому и позвонила.
– А что такое? Ида, не брызгайся!
– Не надо бы сегодня… Страстная пятница.
– Мам, да мы же не постимся… Ида!..
– Все равно нехорошо. Будь осторожна, и не налегайте там слишком…
– Хорошо, мам. Спасибо. Давай, а то мне надо Иду помыть.
Аня завершила вызов и положила телефон в карман.
«Глупости. Глупости».
Она мыла Иду, стараясь не думать о маминых словах, но смутное беспокойство не отпускало. Ее вывел из задумчивости залп водяного пистолета в лицо.
– Пиу! Пиу!
– Ах так? Вот я тебя!
Аня выключила воду и накрыла Иду большим розовым полотенцем, яростно растирая. Ида визжала под полотенцем, накрытая с головой, и Аня прямо так, не позволяя ей выбраться, перевернула Иду и понесла в комнату попой кверху.
– Все, спит.
Сонная, измотанная, но благодушно настроенная Аня села у стола. Пока Влад наполнял стопки, Женька налил Ане сока и подал ей стакан. Она взяла сок в левую руку, водку в правую, встала и сказала:
О проекте
О подписке