Нам выделили небольшую комнату. Фри сидела на лежанке и проделывала что-то с голубым прямоугольным куском стекла, внутри которого горели проекции. Дан снаружи беседовал с планетаршей. Я же смотрел в темное окно и перебирал меж пальцев серебряную подвеску, которую неожиданно нашел у себя на шее. Четырехконечная звезда. Символ встречался здесь повсюду, только значения его я не помнил.
На душе лежал камень. Чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, я вышел наружу, не отвечая на вопросы Фри. Обеспокоенная, она последовала за мной, словно боясь оставить одного хоть на минуту.
Мы устроились в саду на двух скамейках. Из земли торчали неземные фиолетовые цветы, листья которых постоянно шевелились. Странно, но вокруг совершенно не было снега. Я не без наслаждения вдыхал свежий прохладный воздух, не сомневаясь, что здесь имели место манипуляции с температурой. И с тишиной: из-за стены сада до нас не доносилось никакого шума, хотя дом Нерман выходил на улицу и был окружен другими домами.
Фри с ногами сидела на своей скамье и продолжала молча копаться в стеклянном энерглассе, будто не зная, как и о чем со мной говорить. Я испытывал примерно то же – не понимая, насколько хорошо мы с ней знакомы.
Чувство неловкости от молчания и бездействия нарастало. Я принялся листать блокнот. Там, на форзаце, нашлись несколько строк: «Говорят, чем выше взлетаешь, тем больнее падать. Тогда я вознесусь так высоко, что никогда не познаю земли».
Они звучали глупо, напыщенно, но явно что-то значили для меня в прошлом. Все последующие страницы были заполнены неразборчивым мелким почерком. Записи оказались плотно составлены, строки так и липли друг к другу, словно, делая эти заметки, я боялся, что места для столь огромного архива информации может не хватить. Я вылавливал отрывки, но не понимал их значения. Все казалось иностранным языком, неведомой наукой, словно я дошкольник, который решил полистать учебник по ядерной физике. Все, что я забыл, могло храниться здесь. Что, если прежний я в самом деле проложил себе путь назад?
«…Тьма и Свет – две наимощнейшие силы. Две противоположности, как добро и зло, разрушение и созидание. Они есть в каждом и есть во всем. Изо дня в день я все сильнее убеждаюсь в этом.
Благодаря им зародилась жизнь. Все разумные существа, живущие по ту сторону облаков, принадлежат к одной из двух сторон, безо всякого выбора. Они рождаются с душой, полной темного или светлого эфира. И каждый из них в каком-то роде является воином и умирает за свою Армию. Однако это правило работает не для всех. В душах приземленных – так нас, тех, кто родился на земной тверди, называют заоблачники – в равной степени содержатся оба эфира. Узнав о Бесконечной войне, я долго задавался вопросом: почему приземленные ограждены от происходящего? Почему они не видят ни Тьмы, ни Света? Не знают ни о сплитах, ни о звездах? Все, кроме них, видят истину. Но понимание пришло после моей работы с адъютами. Это обычные люди, которым не повезло родиться без морока, из-за чего их воспоминания не фильтруются. Они боятся, они постоянно умирают, но все равно примыкают к люмен-протекторам, чтобы хоть как-то защититься от темных чудищ, которые охотятся на них с большим рвением. Если люди узрят истину, то большинство из них погибнет. Они едва ли не слабейшие существа во Вселенной и единственные, кто не принадлежит ни к одной из сторон. От этого выбора их и защищает неведение. Приземленные давным-давно сами наградили себя мороком, чтобы не бояться. И я их не виню. Если ты узрел мир Эквилибриса, то не найдешь обратной дороги. Тебе придется сражаться и умирать за него, не важно, на какой ты стороне…»
«…Бесконечная война началась давно. Не с зарождения Вселенной, но близко к тому. Даже самый дальний уголок космоса содрогается под ее натиском. Она разрушает планеты, разрывает на части светила, уничтожает целые галактики. И нет тому конца. Свет и Тьма никогда не познают мира. Ни у кого нет однозначного объяснения, что конкретно положило начало этой бойне. Сколько душ, столько и мнений. Но одно каждый знает наверняка: если война остановится, то никому не жить…»
– Расскажи о заоблачном мире, – попросил я у Фри.
Она повернулась ко мне.
– Ты и этого не помнишь?
Я покачал головой. Мне были известны лишь очертания, образ. Никакой полной картины.
– Война ведь наполняет весь космос, так?
– И Земля – лишь пылинка на карте общей бойни, – спокойно ответила девушка и обратила взор вверх.
Небо полнилось сотнями звезд. Мне не верилось, что каждая из них может быть живым существом.
– Там, наверху, бескрайний, бесконечный мир, который мы вряд ли когда-нибудь увидим. Именно за пределами Земли разворачивается главное представление, а нам отведены места у служебного входа. Человечество считает себя таким важным и уникальным, просто ух… А на деле мы существа слабые и неприспособленные к Вселенной, в которой родились. Потому война и прочие великие события почти обходят нас стороной. Но, конечно, если бы не война между Светом и Тьмой, все было бы намного проще. Если бы не эти дэлары…
– Дэлары? – переспросил я.
– Самая сильная темная раса, – пояснила Фри. – Противоположность звездам.
Я задумался.
– Планетары – это планеты. Орнега – спутники. Небулы – духи светлых туманностей. А дэлары, получается, – черные дыры?
Протекторша рассмеялась.
– Всепроникающий Свет, еще неделю назад ты бы сам себе двинул за такой бред! Нет, червоточины – это совершенно иное, то, чего боятся обе воюющие стороны. А небесные тела дэларов еще не обнаружены приземленными, хотя человечество пару раз было близко к этому. Что даже забавно, ведь этих огромных черных хранилищ, которые извергают из себя темноту и не озаряются никаким светом, так же много, как и звезд. Возможно, даже больше. Их системы, планеты, даже отдельные провинции вроде как можно отнести к людской теории про антиматерию. Нечто абсолютно противоположное миру, созданному Светом.
– Дэлары и звезды управляют всем? – нахмурился я. – Как много существует заоблачных рас?
– Достаточно. Глобулы, кометы, темные планетары… Каждую из префектур космоса населяет множество рас. Но во главе Света и Тьмы стоят дэлары и звезды. Они же сильнейшие расы во Вселенной, и все остальные заоблачники преклоняются перед ними. О звездах можно долго болтать, но главное – знать, что они разрушительны и опасны, а их души невообразимо мощны благодаря особой силе – светозарному огню. Его запасы порождаются на просторах космоса хранилищами – гигантскими пылающими шарами. Темные дэлары так же страшны, но полностью противоположны звездам. Их черные хранилища, создающие мглистую чернь, невозможно узреть невооруженным глазом. Каждая сторона яро ненавидит другую и делает все возможное, чтобы взять первенство в войне.
– Но ведь, если кто-то победит, равновесие нарушится, разве нет?
Голос Фри окрасился печальной иронией.
– В том-то и дело. У этой войны не должно быть ни победителя, ни проигравшего. Вне зависимости от ее исхода, будущее Вселенной уже предрешено. Если одна сторона начнет побеждать или проигрывать, то равновесие – Эквилибрис – тут же нарушится, а это значит смерть для всего сущего. Все просто должны сражаться, жертвовать, умирать, ни в коем случае не усиливая и не понижая градуса битвы. Вот такие пироги.
Как только Фри замолчала, повисла давящая тишина. Значит, вот как оно все. Светлая армия неописуемо огромна, а протекторы, самые слабые воины этой армады, вынуждены вести малую часть Бесконечной войны, пронзавшей всю Вселенную, на родной Земле. Это наш личный филиал сражения между Светом и Тьмой.
То была битва без проигравших и победителей. Она просто оттягивала неизбежное. И все принимали данный факт, но не могли остановиться, ибо давно погрязли в Бесконечной войне. Кем мы были без нее?
– Спасибо тебе, – вырвалось у меня.
– Да что уж там, это основы и…
– Нет. Хотя за это тоже… Но я благодарен тебе за поддержку.
Фри удивленно вскинула голову, словно не расслышала. Я замялся, невольно улыбнувшись краем рта.
Внезапно входная дверь с шумом распахнулась, и в сад вывалился Дан.
– А ну не смейте засыпать, солнце еще высоко! – заявил он, указывая на темное небо. – Не здесь, конечно, но где-то уж точно! Готовься, подопытная морская свинка, скоро тебя будут препарировать. А пока идите в дом, у меня для вас дары.
В главной комнате обнаружилась небольшая перестановка – Дан выдвинул стол в центр и разложил на нем оружие. У Фри загорелись глаза.
– Я заранее принес кое-что из Соларума, очень точно предугадав, что наводить там марафет времени не будет, так что наслаждайтесь, – снисходительно сообщил Дан, точно довольствуясь тем, что единолично решил еще одну проблему. – И да, можете не благодарить, я и так знаю, что хорош.
– Ох, отлично! – Фри тут же схватила несколько сияющих сфер со светозарным огнем.
Дан решил, что принести мою запасную рабочую форму будет хорошей идеей, и не прогадал.
Наша форма представляла собой военный мундир с длинным подолом, серебряной каймой по краю и высоким воротником. Черные брюки, высокие сапоги со стальными наколенниками, что служили защитой при частых падениях. На предплечьях гербы со звездой. Погоны необычные – лишь белые точки, соединенные линиями, с изображением созвездия протектора. На левой груди сверкала четырехконечная звезда, и в ней же размещалась эмблема с гравировкой небесного знака.
Я с замиранием сердца натянул на себя мундир и провел рукой по серебряному гербу. Потом, естественно, взял лук и колчан. К моей радости, все стрелы в нем были разные – от обычных до разрывных и световых. Я так же прибрал к рукам рабочий пояс, не забыв при этом убрать в него блокнот, захватил сферы и, немного подумав, вложил нож в ножны на правой ноге.
– С оружием определенно легче, – заметил я, натягивая рабочие перчатки без пальцев и чувствуя прилив уверенности. Перчатки были сделаны из тонкого темного материала, который почти не ощущался на руках, зато отлично защищал.
– Ты хоть помнишь, как им пользоваться? – полюбопытствовал Дан, указывая на лук.
– К счастью. – Я коснулся гладкой рукояти оружия, покрытой синими трещинами. – Навыки вообще трудно растерять. А вот обычные воспоминания ускользают как дым.
– Что ты вообще помнишь?
Мне пришлось конкретно пораскинуть мозгами, чтобы ответить на этот вопрос.
– Не знаю. Вроде достаточно, а вроде и нет. Когда я только очнулся, было хуже, но сейчас кое-что встает на места. Какая-то информация всплывает, какая-то так и остается в темноте. Например, я помню отдельный вид манипуляций, но все равно не знаю о них в целом. Редкие люди из прошлого узнаются, другие – нет. Вероятно, мое прошлое выжигалось в случайном порядке.
Фри покрутила в руках клинок.
– И это, похоже, изменило тебя.
– В смысле?
Она неуверенно поджала губы.
– Ты поменялся. В характере. Я еще не могу сказать с уверенностью, в чем и как конкретно, но это видно в походке, в словах, во взгляде. В реакции на происходящее.
Я крепко стиснул лук, почувствовав слабость в ногах. Я жалел об утраченных воспоминаниях и хотел вернуть их во что бы то ни стало. Но, похоже, потерялось нечто большее, чем мое прошлое.
– Не ты первый, не ты последний, кто при нашем деле оказывается без памяти, – попыталась приободрить Фри. – Многие менялись до неузнаваемости…
– Да, но скольких протекторов после такого обвиняли в связи с Тьмой? Я был сплитом! Люди никогда от такого не излечивались.
– Но сейчас все хорошо, – напомнила Фри. – Да, ты и вправду был чудовищем, и пускай причины обращения мы не знаем, главное, что все вернулось в норму. Кризис миновал.
– А если нет?
– Что ты имеешь в виду?
Я выждал еще несколько мгновений, пока наконец вновь не ощутил странное тепло в груди. Оно сопровождало меня с тех самых пор, как я очнулся в переулке.
– Я чувствую себя как-то не так. Не так, как должен.
– Мне кажется, это логично, – нахмурилась Фри. – Любой на твоем месте чувствовал бы себя не в своей тарелке.
– Нет, я не о том…
– В тебе действительно что-то поменялось, – отметил Дан, склонив голову набок. – Общаться с тобой определенно легче – ты больше не перечишь каждому моему слову. Пусть тебе сейчас многое непонятно, мы поможем и будем твоими путеводителями в этом внезапно непонятном и вновь новом мире! И, конечно, мы не позволим не расположенным к здравомыслию персонам из Соларума уничтожить то немногое, что осталось от твоей памяти.
Фри положила руку мне на плечо.
– И не с таким справлялись, – улыбнулась она, стоя так близко, что можно было разглядеть каждую бледную веснушку на ее круглом лице и каждую крапинку в сиреневых глазах.
Я коснулся руки Фри. Не удержался. Мне требовалось узнать причину, по которой мы все здесь оказались. Только при телесном контакте мне удавалось заглянуть в чужие души. В воздухе тут же вспыхнули искры, и реальность всколыхнулась водной рябью. Темное пространство и сотни свечей, овеянных фиолетовым пламенем. С их гладких боков вниз горкой стекал горячий воск. Озаренный светом, я наполнялся надеждой и медленно забывал обо всем, что творилось снаружи.
Совершенство цвета.
Но я заставил себя встряхнуться и быстро двинулся меж свечей, огибая восковые лужи. Мне было необходимо найти ответы. У душ имелось отличное свойство: время здесь текло медленнее, чем в реальном мире, – а еще в них хранилось абсолютно все, что человек видел, слышал, чувствовал. Все мечты и воспоминания, собранные в одном месте. Мы постоянно что-то забываем, но все прожитое, если оно не выжжено, остается в душе, так что любой отрезок жизни всегда можно достать, если найти правильный путь. И чем новее воспоминания, тем легче их обнаружить.
Потому я без труда нашел нужную свечу и коснулся ее.
Воспоминание развернулось во всей своей красе и стремительной порожистой рекой унесло меня в тот самый вечер, когда все произошло.
В воздухе стоял тяжелый стальной запах, покрытое плотными тучами небо темнело, извергая из себя противную морось. Улицы города, которые даже в свете дня казались грязными и неприветливыми, напоминали те подозрительные районы, где при себе желательно иметь что-нибудь для защиты от столь же подозрительных личностей.
Фри нашла меня не просто сидящим, а дремлющим на обочине дороги в компании верного лука. Я не спал около двух дней, пытаясь выполнить навязанное наставницей задание.
Она осторожно подкралась ко мне со спины.
– Солдат, подъем!
От неожиданности и испуга я грохнулся прямиком в лужу.
– Тебя бы сплит сожрал, а ты б и не заметил! – подтрунивала Фри, давясь от смеха.
– Ты опоздала! – Я сердито вскочил и принялся отряхиваться, стараясь придать себе невозмутимый вид. – Фри, какого черта?!
Что-то в собственном лице показалось мне отталкивающим. Нечто, запрятанное в самой глубине глаз. То же не понравилось и Фри.
Я из прошлого вытянулся и посмотрел на наставницу с нескрываемым раздражением и даже гневом.
– Ладно, извини, – примирительно сказала Фри и пихнула меня в плечо. – Меня задержали, но я спешила как могла!
Ветер усилился, срывая с деревьев омертвелую листву. Пока мы шли, Фри натянула на глаза затемненные очки из синеватого орфостекла, чтобы при случае улавливать все темное и опасное. Благодаря этому стеклу она свободно видела слабые следы Света (голубые) и Тьмы (оранжевые), прорывающиеся сквозь глаза проходящих мимо людей. В моих зрачках отчетливо мерцал исключительно Свет.
Я достал блокнот и начал отчитываться, без конца проклиная Фри на чем свет стоит за то, что она бросила меня на три дня.
– Я черт знает в скольких тысячах километров от родного дома и нормальной еды! – негодовал я. – Перебиваюсь кофе и сухарями. Выслеживаю одного кандидата круглые сутки без какой-либо помощи! Почему бы тебе не стать хоть немного ответственной?
– Я дала тебе возможность поработать в полевых условиях, – пожала плечами Фри. – Ты ж умник, должен понимать, как важно познать великое дело и эту крохотную часть Бесконечной войны с основания… Понять природу кандидатов, вычислять их в толпе без лишней работы адъютов и…
– Тебя просто ткнули носом в то, что ты мной не занимаешься, – буркнул я. – Ты меня обучаешь раз в неделю в лучшем случае. Вечно ведешь себя как ребенок! Серьезно, я без тебя узнал гораздо больше о мире Света и Тьмы. Ты просто спихиваешь меня на подобные задания, чтобы никто не задавал вопросов о твоей компетентности!
Фри будто камень проглотила, но немедленно встряхнулась.
О проекте
О подписке