Глава 9

«Джон Кодни обычно вел свою будущую жертву несколько дней. Он как бы сживался с человеком, постигал его суть. По его словам, он превращался в губку, впитывающую энергию другого живого существа. В одиночной камере Гоулдвордской тюрьмы (штат Индиана) Кодни долго и с удовольствием рассказывал о каждом оттенке своих ощущений – до убийства, во время и после. Именно ему принадлежит известная фраза, мелькающая на страницах специальной литературы по судебной психиатрии: «Убивая, я побеждал смерть…»

Перед нами убийца-философ, убийца, умеющий не только мыслить абстрактно, но и формулировать свои мысли. В каждом конкретном случае Джоном Кодни руководил не порыв страсти, ненависти, не сексуальная жажда.

«Меня с раннего детства угнетало ощущение неизбежности смерти. Обычно дети не задумываются над этим, но я был несчастным исключением. Я видел перед собой не людей, а кукол. Некто жестокий и насмешливый лепил их из светящейся глины, наполнял страстями, кого-то наделял талантом, кого-то – богатством, а иных делал несчастными и уродливыми. Но каждому заранее отмерял свой срок. Каждый должен был стать тленом и грязью. Этот холодный и всесильный всего лишь забавлялся, а люди поклонялись ему, называли Богом. Моя мать была добропорядочной католичкой, таскала меня в костел, но я с раннего детства чувствовал там только холод и смерть.

Смерть как самое неотвратимое, могучее и конкретное во вселенной, как единственная реальность притягивала меня, влекла неудержимо. Я хотел прикасаться к ней еще и еще раз, для меня убийство было актом любви к смерти и ужаса перед ней. Корыстный убийца – это неинтересно. Это как любовь за деньги, проститутки. Смерть сама по себе столь значительна, что убивать можно только ради нее самой…»

Лена Полянская переводила последнюю часть статьи психолога Дэвида Кроуэла «Жестокость жертвы» и думала о том, что стоит, наверное, немного сократить текст за счет кровавых подробностей. Она прекрасно знала, что читатель очень любит такие подробности и многие будут читать эту статью не ради психологии, а ради патологии, то есть ждать от текста именно кровушки и душераздирающих сцен. Но Лену от этих подробностей уже слегка подташнивало. Автор ими явно увлекался, сознавая, что именно они делают из научной статьи беллетристику. Он не мог положиться лишь на интеллект и здоровое любопытство читателя, ему хотелось подстраховаться беспроигрышными «ужастиками».

Лена понимала, что это правильно. Даже элитарный журнал «Нью-Йоркер» вряд ли опубликовал бы статью, состоящую из одних только психологических наблюдений и обобщений, пусть интересных, свежих, живо и ярко изложенных, но достаточно абстрактных. И уж совсем глупо ожидать, что такая вот чистая психология увлечет читателей журнала «Смарт». Вот сократишь хотя бы половину «ужастиков», а главный редактор спросит: «Подробности-то кровавые куда дела? Обижаешь читателя, Елена Николаевна». И будет прав. Скучно читателю без кровушки, неинтересно.

В соседней комнате проснулась Лиза и громко позвала:

– Мамочка!

Лена обрадовалась, что можно отвлечься от работы и отдохнуть от откровений всех этих философствующих джеков-потрошителей.

Когда она кормила Лизу куриной котлетой с картофельным пюре и читала ей наизусть стихотворение о королевском бутерброде, раздался звонок в дверь.

– «Придворная корова сказала: в чем же дело?» – успела произнести Лена, отправляя ложку пюре Лизе в рот.

Подойдя к двери, она взглянула в глазок и увидела пожилую незнакомую женщину, расстегнутое пальто было накинуто поверх белого халата, на шее висел фонендоскоп.

– Здравствуйте, я из Филатовской больницы, – послышался голос за дверью, – мы проводим неделю профилактического осмотра детишек до трех лет перед очередной прививочной кампанией.

Поликлиника при Филатовской больнице была их районной, всякие анкетирования и профилактические осмотры маленьких детей действительно проводились там довольно часто, поэтому Лена спокойно открыла дверь.

У женщины было усталое милое лицо – типичное лицо детского участкового доктора, очки в дешевой пластмассовой оправе, на голове, под лиловой мохеровой шапочкой, – стандартный рыжий перманент, сделанный в дешевой парикмахерской. На лице ее был небрежный макияж, какой накладывают в спешке каждый день перед уходом на работу такие вот немолодые, небогатые женщины, и движет ими вовсе не желание стать красивее, а просто многолетняя привычка подкрашивать губы и пудрить нос, выходя из дома на люди.

– У нас вообще-то все прививки сделаны, – сообщила Лена, помогая женщине снять пальто.

– Мы собираемся вводить сейчас дополнительную, противогриппозную, – улыбнулась женщина, – не для грудничков, конечно, но после года. Карта у вас дома или в регистратуре?

– В регистратуре. Вы простите, мы сейчас обедаем.

– Ничего, вы доедайте спокойно, я подожду.

Женщина прошла вслед за Леной в кухню.

– Здравствуй, Лизонька, – сказала она, – что ты кушаешь?

– Картошку и котлетку, – серьезно сообщила Лиза, сидевшая за столом в своем высоком стульчике.

– Надо же, как она у вас хорошо говорит. Просто блеск для ее возраста. Ей ведь еще не исполнилось двух лет?

– Как раз пять дней назад исполнилось. Вы присаживайтесь. Может, чайку?

– Спасибо, не откажусь. Только попозже. Вы сейчас доедайте, потом я Лизоньку посмотрю, а потом с удовольствием выпью чаю.

Лиза доела очень быстро, даже «Королевский бутерброд» не пришлось дочитывать. Проходя по коридору в детскую, доктор заметила сквозь дверной проем спальни светящийся экран компьютера и спросила:

– Неужели вы умудряетесь работать при таком крошечном ребенке?

– Приходится, – пожала плечами Лена.

– Что, материальные проблемы?

– Скорее профессиональные.

– Понимаю, вы работаете в частной фирме, декретов там нет, отпуска без содержания тоже. – Доктор покачала головой. – Да, ничего не поделаешь, как говорится: за что боролись, на то и напоролись. Не высыпаетесь, наверное?

– Бывает, – улыбнулась Лена.

Осматривая Лизу, слушая ее, заглядывая в горлышко, доктор то и дело бросала какой-нибудь вопрос о Лениной работе и личной жизни. Это выходило у нее тактично и ненавязчиво.

– А в какой фирме вы работаете, если не секрет?

– Я заведую отделом в журнале «Смарт».

– О, я знаю этот журнал… Так, сколько у нас зубиков?

Она посчитала Лизины зубки, записала что-то в свой блокнот, потом опять вернулась к Лениной работе:

– А каким отделом вы заведуете?

– Литературы и искусства… Вы знаете, доктор, у нас иногда бывают запоры, я не могу понять отчего?

– Размочите несколько черносливин, подержите сутки в холодной кипяченой водичке и давайте по чайной ложке вместе с мякотью три раза в день, перед едой. Но если вас это сильно беспокоит, сдайте анализ на дисбактериоз. Кстати, вам в любом случае надо это сделать, есть небольшой диатезик. В общем, ничего страшного, но запускать не стоит.

– Спасибо вам большое.

Лена обратила внимание, что у педиатра длинные острые ногти, покрытые бледно-телесным лаком. Это показалось немного странным – обычно врачи и медсестры, имеющие дело с маленькими детьми, коротко стригут ногти, чтобы случайно не поцарапать ребенка. Осмотрев Лизу, доктор с вежливой и виноватой улыбкой сама напомнила про обещанный чай.

– А кофе хотите? – предложила Лена.

Она обрадовалась возможности спокойно, без спешки побеседовать с толковым детским врачом. В поликлинику они с Лизой ходили редко, домой вызывали врача еще реже.

Участковый терапевт Светлана Игоревна была милейшим человеком и грамотным доктором, но всегда спешила. От чая-кофе вежливо отказывалась, задерживать ее лишними вопросами и разговорами было неловко, у нее и так голова шла кругом от десяти – пятнадцати вызовов в день. А в поликлинике к ней всегда была очередь.

– Простите, я забыла спросить, как ваше имя-отчество? – Лена налила крепкий кофе доктору и себе.

– Валентина Юрьевна, – представилась доктор. – У вас отличный кофе. Скажите, а с кем вы оставляете Лизу, когда уходите в редакцию?

– С соседкой. Нам очень повезло, она одинокая пожилая женщина, сидит с ребенком за скромную плату.

– Да, – согласилась Валентина Юрьевна, – это большая удача. Сейчас сложно найти надежную недорогую няню. Про ясли, конечно, и говорить нечего. Они там болеют без конца. Дома вы сидите со здоровым ребенком, а стоит отдать в ясли – придется сидеть с больным. Если есть хоть малейшая возможность, лучше держать ребенка дома до школы. Мудрые родители это понимают, но, к сожалению, не у всех есть такая возможность. – Доктор грустно улыбнулась и отхлебнула кофе. – А как часто вам приходится бывать на службе?

– У меня два присутственных дня в неделю, в основном работаю дома, в редакции мне идут навстречу. Скажите, Валентина Юрьевна, как быть, когда ребенок долго не может уснуть?

– Ваша Лиза – очень спокойная девочка, неужели у нее с этим проблемы?

– Иногда бывают. Мне кажется, мы ее слишком балуем, позволяем сидеть с нами допоздна.

– Не переживайте, ребенок всегда возьмет свое. Недоел и недоспал сейчас – наверстает завтра. У них, в отличие от нас, мудрый организм. А что касается баловства – когда же их баловать, как не в этом возрасте? Потом начнется школа, уроки, обязанности… Скажите, Леночка, а сами что-нибудь пишете для журнала?

– Иногда. Но в основном я работаю с авторами, перевожу.

Лену слегка удивляло, но не настораживало такое любопытство со стороны незнакомого человека, детского врача. Журнал «Смарт» был известным и популярным. Если эта дама среднего возраста заглядывала в пару-тройку номеров, ей, разумеется, интересно поболтать с заведующей отделом за чашкой кофе, в домашней обстановке.

Немного странно было то, что она, в отличие от своих коллег, вовсе не спешила, а ведь всякие анкетирования и профилактические осмотры предполагают спешку, беготню по разным адресам, маленьких детей много, а врачей и сестер всегда не хватает, даже в престижной Филатовской поликлинике.

Впрочем, человек мог устать от этой беготни, и далеко не в каждом доме предложат чашку кофе.

– А сейчас над чем вы работаете, если не секрет? – спросила доктор.

– Сейчас перевожу статью одного модного американского психолога.

– Надо же, интересно, я, честно говоря, очень увлекаюсь психологией, особенно современной американской школой. Кого именно вы переводите?

– Есть такой Дэвид Кроуэл, он в основном занимается криминальными проблемами. В частности, психологией серийных убийц.

– Да что вы говорите! Как интересно! – Докторша почему-то засмеялась, но тут же ее лицо стало серьезным. – А я, признаться, совсем недавно увлеклась психологией самоубийц. Знаете, меня подтолкнул к этому один ужасный случай. Молодая женщина, мать двоих детей, взяла и наложила на себя руки, просто так, ни с того ни с сего. Все у нее в жизни было отлично, муж в ней души не чаял, дети здоровые, достаток в семье, а она взяла и повесилась.

Лене стало не по себе. У нее все это время не выходил из головы Митя Синицын, который тоже ни с того ни с сего взял и повесился…

– Да, в жизни всякое бывает, – быстро произнесла она. – Еще кофе?

На кухню с плачем прибежала Лиза.

– Мамочка, у куклы голова сломалась, а синий мячик спрятался, – трагически сообщила она.

Лена отправилась в детскую.

Она ожидала, что докторша откажется от новой порции кофе и скажет: «Нет, спасибо, мне пора», но вместо этого она пошла вслед за Леной, поучаствовала в починке обезглавленного резинового пупса и в поисках мячика, закатившегося глубоко под диван. Потом вернулась на кухню, от кофе отказываться не собиралась, выпила еще две чашки и никак не хотела менять тему разговора, все время возвращалась к психологии самоубийц.

Лена давно была не рада своему гостеприимству, но ведь не выставишь теперь человека за дверь. В итоге докторша просидела часа полтора, наконец сама как бы спохватилась:

– Ох, простите, я вас заболтала, но с вами так интересно разговаривать…

После ее ухода у Лены остался странный, неприятный осадок. Она не могла понять, в чем дело, просто на душе стало как-то тоскливо и муторно, все валилось из рук, даже голова разболелась.

Лиза спокойно играла, что-то рассказывала самой себе и своим игрушкам. Вполне можно было вернуться к переводу и поработать еще минут сорок. Но, усевшись за компьютер, Лена обнаружила, что мысли путаются и расползаются в разные стороны, самые простые слова вылетают из головы, от мелких букв на экране рябит в глазах и работать нет сил. Она выключила компьютер, вымыла посуду, умудрившись разбить свою любимую кофейную чашку.

«Да что со мной? – подумала она раздраженно. – Может, надо просто выспаться. Наверное, я переоцениваю свои возможности. Нельзя так мало спать. Это сказывается рано или поздно – голова болит, чашки бьются, милые докторши вызывают незаслуженное отвращение… Так нельзя. Надо сейчас погулять с Лизонькой и лечь сегодня пораньше, плюнуть на работу и выспаться наконец».

Она одела Лизу и решила дойти до Патриарших, там хоть какая-то иллюзия свежего воздуха и дорожки более или менее чистые. Идти было недалеко, правда, придется тащить коляску вниз и вверх по ступенькам подземного перехода через Садовое кольцо. Но Лена привыкла, иногда кто-нибудь помогал.

– Это была злая тетя, – неожиданно сообщила Лиза, когда Лена мужественно приподняла и понесла вниз по ступенькам прогулочную коляску.

К вечеру подморозило, и ступеньки стали скользкими. Но Лена имела солидный опыт в перетаскивании коляски. Она ступала медленно и осторожно.

– Почему злая, Лизонька? – поинтересовалась она, благополучно пройдя скользкую лестницу и с облегчением ставя колеса коляски на гладкий пол подземного перехода.

– Плохая, – мрачно сказала Лиза, – злая тетя.

Навстречу шел мальчик лет двенадцати и вел на поводке огромного черного дога в наморднике. Лиза тотчас вскочила в коляске и радостно закричала:

– Какая собака! Ой, какая большая собака! Зачем у нее ботинок на лице?

– Это намордник, – стала объяснять Лена, – надевают большим собакам на всякий случай. Вдруг собаке что-то не понравится, она захочет укусить…

– А ей не больно? – озабоченно поинтересовалась Лиза.

Она очень любила собак. Старенькая такса Пиня умерла всего два месяца назад, Лиза помнила старика до сих пор, хотя у таких маленьких детей короткая память. Она, конечно, не понимала, что такое «умер», ей сказали, будто Пиня уехал в сказочную собачью страну, в общем, наплели что-то…

Теперь все шоколадные таксы, встречавшиеся на улице, были для нее Пинями, но и на больших собак она реагировала очень бурно. Дог в наморднике оказался, разумеется, интересней «злой тети». Он был здесь и сейчас, а тетя ушла, исчезла, и Лиза быстро забыла о ней. А Лена была рада не возвращаться больше к этой теме.

Подниматься вверх с коляской было не так опасно, как спускаться, меньше шансов поскользнуться на замерзших ступенях, зато значительно тяжелей. Но Лене повезло, ей помог какой-то пожилой мужчина. Он держал коляску с одной стороны, Лена с другой.

– Ой, да ведь это Лизонька Кротова! – услышала Лена голос за спиной.

Коляска была уже наверху, а рядом с мужчиной возникла пожилая женщина. Лена узнала участкового врача Светлану Игоревну. Мужчина, который помог нести коляску, был ее мужем.

Они жили неподалеку от Патриарших, и Лена проводила их до дома.

– К нам сегодня приходили из поликлиники, у вас сейчас какой-то профилактический осмотр, – сообщила Лена.

– У нас? Осмотр? – удивилась Светлана Игоревна. – Да что вы! Сейчас ничего такого нет… А кто именно к вам приходил? Вы фамилию спросили?

Лена почувствовала неприятный холод в животе. Она вкратце рассказала о сегодняшнем визите, надеясь, что он все-таки мог иметь отношение к поликлинике.

– Как, вы сказали, зовут эту женщину? Валентина Юрьевна? – тревожно спросила Светлана Игоревна.

Лена кивнула.

– И она просидела у вас почти два часа? А вы проверили, в доме ничего не пропало?

– Честно говоря, мне это в голову не пришло… – растерянно призналась Лена. – Она была в белом халате, с фонендоскопом, ребенка осматривала вполне профессионально…

– Нельзя быть такой доверчивой в наше время, – покачал головой муж Светланы Игоревны, – сейчас столько квартирных краж, это могла быть наводчица, да мало ли? Ведь вы не вызывали врача и пустили в дом постороннего человека!

Холод в животе не проходил, к нему прибавилась отвратительная слабость – до дрожи в коленках. Возвращаясь домой, Лена вспоминала все подробности разговора со «злой тетей», и в голове быстро выстроилась странная цепочка, которая шла от неизвестной женщины, выдававшей себя зачем-то за детского врача, к суициду, а от суицида – к Мите Синицыну.

Если бы Сережа был дома, было бы не так страшно, но он вернется не скоро. Лена пыталась уговорить себя, что никакой связи между фальшивой докторшей и самоубийством Мити нет и быть не может. Все это – чистая фантазия, и докторша действительно наводчица. Надо обязательно проверить, не пропало ли что-нибудь в доме, и позвонить Мишане Сичкину, посоветоваться, как обезопасить себя в такой ситуации…

Но странные, однако, пошли наводчики – не жалеют времени, профессионально осматривают ребенка, дают разумные и дельные советы, а потом рассуждают о психологии суицидентов. «Впрочем, откуда мне знать, как ведут себя наводчики? К счастью, у меня пока что не было опыта общения с ними», – усмехнулась про себя Лена.

Оттого, что она позволила неизвестно кому не только войти в дом, но и прикоснуться к ребенку, было особенно противно.