– На «волжаночку» на мою посмотри! – Гоша потянул Лену за руку к стеклянной стене вестибюля.

В этот момент Лена увидела, как дверца кабины «скорой» открылась и выскочил шофер в кожаной куртке на метровых плечах. Он быстро вошел в дверь. Вязавшая за столиком вахтерша не обратила на него никакого внимания.

Народу в вестибюле было совсем мало, и шофер широким шагом направился к Лене и Гоше.

– Значит, я его все-таки задел. Сейчас он меня долбать будет, – по-кошачьи улыбнулся Гоша. – Он меня, а я его.

Лена стояла неподвижно, прижимая к груди пакет с «кенгурушкой».

– Эй, здесь буфет или столовая есть? – услышала она голос, который, несомненно, был ей знаком.

Выйдя из оцепенения, она резко развернулась и, схватив Гошу за руку, бросилась к лифтам.

– Ты что? – удивился Гоша, когда лифт пополз вверх.

– Сейчас, – прошептала Лена, – сейчас, Гошенька, я тебе все объясню…

* * *

Шофер несколько секунд недоуменно глядел вслед убежавшей парочке.

«Так ведь это пацан из „Волги“, он в нас чуть не въехал. Надо было разобраться. Да ладно, хрен с ним, с сосунком», – подумал он.

Оглянувшись, шофер увидел, как по вестибюлю к нему, прихрамывая, направляется Колян.

– Слышь, это она была. Точно она. Я по фотографии узнал!

– Ну, конечно, она теперь тебе везде мерещиться будет. Прямо так, издалека, сквозь стекло, ты ее и разглядел.

– Я бы ее сквозь глухую стенку разглядел, – рявкнул Колян.

– Ты Ржавому сказал?

– Сказал.

– И что?

– А ничего. Ты иди спокойно, пожрать купи. Будем сидеть, ждать, как и собирались. А выйдет – уж не пропустим.

– А если она нас узнала и пойдет через другой выход? – засомневался шофер.

– Совсем офигел? Она ж нас не видела никогда! А через другой выход ей все равно придется мимо стоянки топать. Ржавый уже все здесь обошел. А рванула не она, а пацан. Я его тоже узнал. Он в «Волге» сидел. Увидел тебя, испугался, что ты ему иск предъявишь.

Ларечница объяснила, как найти буфет. Работал только тот, что на двадцатом этаже. Шофер вызвал лифт, а Колян заковылял назад, к машине. Нога, перетянутая тугим жгутом, уже не болела, но противно ныла. Слава Богу, только растяжение, нет перелома. Но тоже приятного мало, при его-то работе. А тут еще этот гад Ржавый улегся в кузове на носилки и храпит. Ему, Коляну, сейчас бы полежать как раненому. Но у них, блатных, свои законы. А Колян – не блатной, так, приблатненный, для Водилы и Ржавого почти что фраер ушастый. Кто же ему, лопуху, полежать даст? И зачем он с ними связался?

Покряхтывая, Колян влез в машину. Нога заныла сильней.

«Это ж надо, – подумал он, – ладно бы – серьезное дело было, а то гоняемся втроем за беременной бабой».

* * *

Гоша выбежал из подъезда, вскочив в машину, завел мотор. Ему нужно было быстро миновать переполненную стоянку, обогнуть здание и подъехать к выходу из типографии, который находился с противоположной стороны. Ловко проскальзывая между машинами, он заметил, что из кабины «скорой» на него глядит совершенно бандитская рожа.

У выхода из типографии он притормозил, и Лена села на заднее сиденье. Для того чтобы попасть на магистраль, нужно было опять проехать стоянку. Но путь успел перегородить грузовик, который тяжело разворачивался, выезжая из ворот склада. На этом они потеряли несколько минут, а когда наконец смогли проехать, Водила уже подходил к «скорой» с пакетом бутербродов.

– Давай за «Волгой»! – крикнул Колян.

Гоша проскочил железнодорожный переезд под опускающимся шлагбаумом под гудок электрички. «Скорая» не успела. Сразу за электричкой, по соседнему пути, не спеша шел бесконечный товарняк.

– Все, Лена! Оторвались мы от них. Видишь, как просто! Ну, куда поедем? – развеселился Гоша.

– К американскому посольству.

– Далеко удираешь. Слушай, а что им все-таки от тебя нужно?

– Выясню – расскажу.

– Как собираешься выяснять?

– Понятия не имею.

– Слушай, Лен, я вспомнил. У папашки знакомый «важняк» есть, ну, следователь по особо важным делам. На Петровке работает. Кротов Сергей Сергеевич. Мы с ним лет сто назад вместе отдыхали, в Ялте, предки тогда еще о Канарах и не помышляли… Так вот, у папашки, ты ведь знаешь, разряд по шахматам. У Кротова тоже. На этом они и сошлись. Потом еще несколько раз в Москве встречались, он к нам в гости приходил с женой. Жена у него – балерина, красивая, но стервозная. Кажется, у меня в записной книжке был его телефон.

Они остановились у светофора, и Гоша быстро перелистал маленькую, потрепанную книжечку.

– Вот. Нашел, – он протянул книжечку Лене, – перепиши. Позвони прямо сегодня, сошлись на папашку. А можешь и на меня.

Загорелся зеленый, но, проехав несколько десятков метров, они застряли в безнадежной пробке на пересечении Новослободской и Садового кольца.

– Ну все. Это на полчаса, – заверил Гоша. – А что у тебя за дела в посольстве?

– Паспорт надо забрать, с визой. Меня опять Колумбийский университет пригласил.

– Везет тебе, Елена Николаевна, – вздохнул Гоша, – ты который раз в Штаты летишь?

– Третий, – ответила Лена.

Сквозь заднее стекло она всматривалась в гудящее стадо застрявших в пробке машин.

– Да не нервничай ты, нету их, они нас потеряли, – успокоил ее Гоша, – расскажи мне лучше, какое у тебя было первое самое сильное впечатление от Нью-Йорка?

– Гошенька, прости, не могу я сейчас ничего рассказывать. Давай потом как-нибудь, ладно?

– Ладно. Только не забудь, обязательно расскажи – именно про первое впечатление. Слушай, а ты к лекциям готовишься или так, импровизируешь?

– Готовлюсь, конечно. Только получается потом сплошная импровизация. Им так интересней. Потому, наверное, и приглашают в третий раз.

– И когда летишь?

– Через неделю. Честно говоря, я хотела отказаться. Мне с моим пузом трудно читать лекции – соображаю медленно, устаю быстро. А там – сплошное общение, с утра до вечера. Теперь, конечно, полечу. Чем дальше от этих бандитов, тем лучше. Может, пока меня не будет, все и уляжется.

– Может, и уляжется, – задумчиво произнес Гоша, глядя в зеркало. Среди машин он заметил «скорую», которая умудрилась каким-то чудом прорваться сквозь пробку и стояла совсем близко.

– Лен, ты только не волнуйся. Там «скорая» сзади, справа. Может, не они? Мало ли в Москве «скорых»?

– Они, – сказала Лена, быстро взглянув туда, куда указывал Гоша. – Сейчас из пробки выйдем, оторвемся.

– Нет. Я сейчас быстро выйду и сяду в троллейбус. А тебе, Гошенька, в это дерьмо лучше не лезть.

– И не думай. Здесь нельзя выходить. Сиди спокойно, оторвемся. А куда мне лезть, я сам уж как-нибудь разберусь.

Но Лена уже захлопнула заднюю дверцу снаружи.

* * *

Колян увидел, как она пробегает между машинами к тротуару. Он обернулся и крикнул Ржавому:

– Быстро вылезай и за ней! Опять уйдет!

Ржавому, конечно, не нравилось, что фраерок командует, но он сам понимал – бежать придется ему. Колян хромой, Водила за рулем.

Лена стояла на троллейбусной остановке в небольшой толпе и не отрываясь смотрела на перекресток, на «скорую». Она увидела, как из кузова выскочил человек и рванул к остановке.

Подъехал троллейбус. Человек бежал изо всех сил. Сквозь гудки и рев машин раздался оглушительный милицейский свист. Наперерез Ржавому быстрым шагом шел постовой милиционер. Но в последний момент Ржавый успел впрыгнуть в закрывающуюся дверь.

Троллейбус полз по Садовому кольцу. «Скорая» легко догнала его и ехала следом. А на небольшом расстоянии от «скорой» двигалась Гошина «Волга». Гоша хотел помочь Лене Полянской. И еще хотел приключений.

Получив в американском посольстве паспорт с визой, Лена вышла на Садовое кольцо и огляделась. Бандита, который успел вскочить в троллейбус, поблизости не было. Не было и «скорой». Зато она сразу заметила «Волгу».

Гоша широко улыбнулся, когда она открыла дверцу.

– Все, Ленка, уехали они. Этот, который за тобой рванул, крутился здесь еще минут двадцать, потом поговорил по сотовому телефону, сел в «скорую», и они все вместе куда-то укатили.

– Ну зачем ты влезаешь в это дело? – спросила Лена, усаживаясь рядом с Гошей.

– А мне интересно! Куда поедем?

– На Пресню. Шмитовский проезд знаешь?

* * *

В добротном довоенном доме на Шмитовском жила тетка Лены, старшая сестра ее матери, Зоя Генриховна Васнецова.

Маму свою Лена не помнила, знала только по фотографиям и с детства пыталась поймать в лице тети Зои что-то такое, что помогло бы представить маму живой. Но отец говорил – сестры не были похожи ни капли. Младшая, Елизавета, была маленькая, худенькая, нежная – девочка-мотылек. И на свои любимые горные вершины она взлетала легко, как мотылек, и всю свою короткую двадцатипятилетнюю жизнь прожила легко и радостно.

Зоя была старше на десять лет. Крупная, монументальная, она шла по жизни тяжелым, мужским шагом и, маршируя по-солдатски, поднималась к другим вершинам – вершинам партийной карьеры.

Жесткость и непоколебимость, отпущенные на двоих сестер, достались старшей Зое, а на долю младшей, Лизы, выпали легкомыслие и женственность, которых с лихвой хватило бы на обеих.

Всю жизнь Зоя Генриховна проработала в Краснопресненском райкоме партии, дошла до должности первого секретаря, но тут как раз партии не стало. Не стало и мужа Зои Генриховны, Василия Васнецова, начальника отдела кадров крупного московского завода. Детей не было, и Зоя осталась одна в трехкомнатной квартире. Единственное, что волновало и радовало ее, – это бурная общественная деятельность. Она вмешивалась в жизнь улицы, делала замечания дворникам и ларечникам, доводила до исступления продавщиц в молочном магазине, могла, как мальчишку, отчитать какого-нибудь гориллоподобного охранника коммерческого банка или ночного клуба, к которому нормальный человек и подойти-то боится; могла даже ворваться в банк или казино и устроить скандал из-за того, что машины на их стоянке перегородили тротуар, или из-за снятой со свежеотремонтированного фасада мемориальной доски, гласившей: «В этом доме с 1920 по 1921 год жил революционер Пупкин».

Кроме того, у нее хватало энергии кричать на коммунистических митингах, бесплатно, на общественных началах, распространять коммунистические газеты и вести активную работу в совете ветеранов при жэке. В результате всего этого Зоя Генриховна постепенно превратилась из статной, властной красавицы в склочную, неопрятную старуху, почти что районную сумасшедшую.

Лена любила тетю Зою, кроме нее, родных не осталось. А сиротой быть грустно, даже когда тебе тридцать пять. Она приносила тетушке сумки с продуктами, покупала одежду, наводила порядок в запущенной квартире.

Тетин телефон Лена знала наизусть, а потому ей казалось, что в записной книжке его нет…