После совещания Арсеньев решился заглянуть к Зюзе, хотя она его не приглашала. Он надеялся, что к ней на стол уже легли результаты сравнительной баллистической экспертизы. Они должны были прийти сегодня утром. До совещания Зюзя просмотреть их не успела, теперь, скорее всего, сидит и читает.
В ее кабинете было жарко и пахло какими-то сладкими пряными духами. Судя по сердитому выражению лица, Зюзя действительно читала нечто интересное. Она терпеть не могла, когда ее отвлекали.
– Шура, ты понял, что сегодня в половине шестого вечера тебя ждет Рязанцев? – буркнула она, не поднимая головы. – Кстати, заодно побеседуешь и с домработницей Лисовой.
– Нашлась, наконец? Где же?
– Надо уметь искать своих свидетелей, майор Арсеньев. Все это время она находилась у Рязанцева.
– Как вы узнали?
– Да просто позвонила ему домой. Оказывается, Лисова училась с ним и его женой в университете. Она вроде как и не домработница. Она почти родственница. Все эти годы преданно служила семье Рязанцевых, нянчилась с детьми, помогала по хозяйству. Никакой личной жизни. Только служение друзьям, совершенно бескорыстное служение. Видишь, Шура, оказывается, еще остались на свете возвышенные и чистые натуры. Вот так, а ты говоришь…
Он ничего не говорил. Он молча слушал и восхищался Зюзей.
– Светлана Анатольевна Лисова именно такая натура, чистая, возвышенная и совершенно бескорыстная. То есть, возможно, конечно, они иногда помогали ей морально и материально в трудную минуту, но это была дружеская поддержка, никак не плата за услуги. Платить ей регулярно стала только Виктория Кравцова, – Зюзя тяжело вздохнула. – Боюсь, у нас всплывает первый фигурант. Ты только представь, каково ей было трижды в неделю убирать квартиру Кравцовой?
– Зинаида Ивановна, как все вы это узнали?
– Рязанцев рассказал.
– По телефону?
– Разумеется, по телефону. Я ведь не ездила его допрашивать этой ночью.
– То есть всю вот эту информацию о Лисовой вы сумели добыть у него по телефону?
– Надо уметь спрашивать, Шура. Надо точно формулировать вопросы, внимательно слушать ответы и делать выводы, аккуратно отделяя факты от собственных домыслов. Рязанцев мне просто сказал, что с Лисовой они знакомы больше четверти века. Познакомились в университете. Она была свидетельницей на свадьбе. Из документов мне известно, что она никогда не была замужем, детей не имеет. Сейчас живет у Рязанцева, ночует в его доме. Это факты. Все прочее – мои выводы и домыслы.
– А почему вы не сказали об этом на совещании? – удивленно выпалил Саня.
– Потому что я хочу, чтобы первыми поговорили с ней мы, а не ФСБ, – быстро произнесла Зюзя и поморщилась.
– Так, может, взять с нее подписку о невыезде? Ведь и алиби у нее никакого нет, и ключ от квартиры, и мотив.
– Ты сначала просто побеседуй с ней, Шура. По-хорошему, по-дружески. Не надо ее напрягать раньше времени. А там посмотрим. Кстати, Рязанцев просил прислать к нему домой именно тебя. Интересно, чем ты ему так приглянулся?
– Я интеллигентный. Моя физиономия внушает доверие.
– Да? – Зюзя критически оглядела Арсеньева. – Это ты сам так решил, или тебе кто-то сказал?
– Сказали.
– Не верь. Хитрая лесть. Альтернатива взятки. Слушай, Шура, – она окончательно оторвалась от бумаг на столе и похлопала себя ручкой по губам, – ты ведь работал по убийству гражданина Куликовского?
"Значит, не напрасно я надевал свой эксклюзивный костюм и потратил полночи на откровения Павлика Воронкова. Вот оно, счастье!” – обрадовался Арсеньев.
– Совершенно верно, Зинаида Ивановна. Работал.
– Эй, а чего засиял, как свежий блин? – Зюзя прищурилась. – Там вроде бы ничего радостного не было. Подозреваемый погиб до суда, орудие преступления не найдено.
– Разве я засиял? – удивился Саня и даже привстал, чтобы взглянуть на себя в зеркало. – Да, действительно. Это просто потому, что вы отлично выглядите и мне приятно на вас смотреть.
– О Боже, Шура! – Зюзя выразительно закатила глаза к потолку. – Где ты нахватался этой дешевки? Ты еще по коленке меня погладь.
– А можно? – растерянно моргнул Арсеньев и не выдержал, засмеялся. Вслед за ним засмеялась Зюзя.
– Учти, майор Арсеньев, я этой вашей хитренькой мужской лести не терплю. И от дураков устала. Я старуха злая и бесчувственная. Со мной трудно. Предупреждаю заранее, если станет совсем невыносимо, подари котенка, – произнесла она отрывисто, сквозь смех и вытерла кончиком салфетки под глазом.
Все знали, что Лиховцева коллекционирует кошачьи фигурки, и если кто-нибудь хотел ее ублажить, всегда мог подарить очередную кошечку, все равно – серебряную, деревянную, плюшевую, главное маленькую, не больше яблока, и чтобы мордочка была выразительная. В кабинете две полки стеллажа были заставлены фигурками кошек – фарфоровыми, хрустальными, медными, из малахита, оникса и бирюзы, из пластмассы и гуттаперчи.
– Этот твой Масюнин, гений судебной медицины, – он, конечно, слегка сумасшедший. Правда, надо отдать ему должное, у него случаются иногда такие прозрения, что можно все простить. В случае с патронами именно так и произошло, – Зюзя протянула Арсеньеву несколько листков со своего стола.
Компьютер выдал категорическое заключение, что Кравцова, Бриттен и бывший мытищинский хулиган Кулек были убиты из одного и того же оружия. Микрорельефы деталей ствола, отобразившиеся на гильзах, оказались совершенно идентичны.
– Знаешь, это вроде как в вязании ловить и поднимать упущенные петли, – задумчиво пробормотала Зюзя. – Месяц назад ты оставил где-то гулять неизвестный ствол, вот он и выстрелил. Теперь придется вернуться к покойным Куликовскому и Воронкову. К рецидивисту и наркоману. У них уже не спросишь, что их могло связывать с руководителем пресс-службы крупнейшей парламентской фракции и американским профессором-политологом. Ведь так не бывает, чтобы людей убили из одного ствола, довольно редкого ствола, и при этом их совершенно ничего не связывало. Как тебе кажется? А, Шура? Хорошо, что прошел только месяц, а не год. Эй, ты здесь? Ты меня слушаешь?
– Да-да, Зинаида Ивановна, я здесь, я вас очень внимательно слушаю, – энергично закивал Арсеньев.
– Не похоже. У тебя глаза ушли и плавают где-то в подсознании. Вспомнил что-нибудь интересное?
– У вас карта Москвы далеко?
Зюзя, умница, даже не стала спрашивать зачем. Она просто включила свой компьютер, отыскала нужную программу и кивком пригласила Арсеньева сесть рядом.
Саня нашел озеро Бездонку в Серебряном бору. Оно находилось совсем недалеко от Кольцевой дороги и непосредственно от поворота на Лыковскую улицу, от того самого поворота, у которого вчера ночью решительный черный “Фольксваген-гольф” подобрал одну из двух проституток-любительниц. В красном трикотажном платье, в лаковых черных босоножках на немыслимой “платформе”, с белыми волосами до пояса. Именно ту, которая лежала сейчас на столе у Масюнина с ярко накрашенными губами и следами от пластыря.
Стараясь говорить убедительно и не перегружать Зюзю лишними подробностями, Арсеньев рассказал сначала о своем ночном визите в автосервис и исповеди Павлика Воронкова, потом об утреннем звонке Геры Масюнина, о мертвой проститутке и уж от нее осторожно перешел к некоторым особенным признакам на трупе Кравцовой. Но тут Зинаида Ивановна замотала головой, да так энергично, что растрепалась ее шикарная прическа.
– Стоп, Шура, стоп. Тебя же просили никому об этом не говорить. А ты что делаешь? Нехорошо.
– Не понял, – Саня недоуменно уставился на Лиховцеву.
Она вышла из-за стола, величественно проплыла по кабинету, остановилась перед зеркалом и занялась своими белоснежными аккуратными локонами.
– Ну, тебя же предупреждал Гера, что в протокол все эти “классные феньки” он вносить не станет, и разговор у вас с ним был сугубо конфиденциальный. Предупреждал или нет?
Арсеньев поерзал на стуле и ничего не ответил.
– Меня он тоже просил никому не рассказывать, у меня с ним тоже был сугубо конфиденциальный разговор, – продолжала Лиховцева, кончиками пальцев взбивая пряди на макушке, – я молчу, как партизанка. А ты? Тебе не стыдно?
– Погодите, Зинаида Ивановна, вы что, все знаете? Вы видели?
– А как же? – Зюзя аккуратно уложила локон на виске, достала губную помаду и, прежде чем подкрасить губы, покрутила золотистым цилиндриком у Арсеньева перед носом. – Ты думаешь, только ты удостоился? Для Масюнина взять кого-нибудь под локоток и поделиться своими гениальными прозрениями – все равно что для непризнанного поэта продекламировать свои новые стихи.
– Вы считаете, это бред? – спросил Арсеньев, тоскливо блуждая взглядом по кошачьей галерее. – Я видел сам, я был трезв и галлюцинациями не страдаю.
– Я тоже видела, – тяжело вздохнула Лиховцева, – но, в отличие от тебя, сегодня утром в морг смотреть на утопшую проститутку не помчалась, поскольку дорожу своим временем и нервами.
– То есть вы думаете, нет никакой связи? Лиховцева аккуратно подкрасила губы, припудрила нос и щеки, вернулась за стол.
– Нет, Шура. Нет. Пока, во всяком случае, я никакой связи между убийством Кравцовой и Бриттена и самоубийством проститутки не вижу. Если ты хорошо подумаешь, то сам поймешь. Эксперт обратил наше внимание на ряд сомнительных признаков, которые можно трактовать по-всякому. Но поскольку эти признаки противоречат нашей основной версии, лучше их пока оставить в покое. К тому же сейчас идет повторная экспертиза трупов, проводит ее группа профессора Бирюкова, это серьезные специалисты, люди трезвые, в отличие от Масюнина. Вот когда они подтвердят все эти прелести с помадой и лейкопластырем, тогда будем думать. А пока у нас заказное убийство, со слабыми признаками ограбления. И на сегодня твоя задача, майор Арсеньев, сначала побеседовать с Рязанцевым и домработницей убитой, Светланой Лисовой, потом отработать дневники и записные книжки Кравцовой, попытаться максимально подробно восстановить последние трое суток ее жизни, опросить всех, с кем она встречалась, ну и так далее. Ясно тебе?
Саня вдруг поймал на себе странный живой взгляд одного из экспонатов Зюзиной коллекции.
Это был самый большой кот, почти в натуральную величину. Его сшили из белоснежного пушистого меха, ему вставили стеклянные глаза, даже не кошачьи, а совершенно человеческие, небесно-голубые, ясные, ласковые, но одновременно насмешливые и хитрые. Кот смотрел прямо на Арсеньева и ухмылялся.
– Это игрушка или чучело? – спросил Саня.
О проекте
О подписке