Троллейбус пестрый, как игрушка,
Как домик бабушки Яги.
В серебряном обледененьи
Его стекло и стенок дуб.
Ничком на кожаном сиденье
Лежит давно замерзший труп.
Наталья Крандиевская
Складывается ощущение, что Полина Барскова в младших классах боготворила свою учительницу, пока случайно не увидела её выходящей из туалета. Оказалось, что боги тоже срут. Это могло надломить детский разум. А потом, уже подростком, в руки Полины наверняка попал журнал «Огонёк» с той антисоветчиной, что начала правдами и неправдами размывать идеальные советские литературные и исторические воззрения. Так мог определиться интерес писательницы к блокаде Ленинграда в части прорывов канализации и голодоморе ленинградцев советской властью. Это просто гипотеза, но хочется как-то себе объяснить, откуда эта однобокость во взгляде.
Чем же Полина Барскова отличается от тех же Сергея Рудакова, Лидии Гинзбург, Софьи Островской, паразитировавших на чужом таланте? Уже давно отгремели развенчания советской идеологической литературы, эти романы были забыты и канули в лету, но авторесса продолжает с ними бороться, пытаясь показать их другую часть, «правдивую». Да не к кому уже оперировать, в макулатуре давно все эти книги. Какой теперь толк выводить их на чистую воду, раз их никто не читает? Некоторые авторы до сих пор сводят счёты со временем, где Новый год пахнет мандаринами. Сходите летом в продуктовый магазин, в конце-концов.
Кто все эти люди, которых писательница упоминает в своей книге? Она даже не задумывается, что для большинства это уже просто фамилии. Что её герои, благодаря этой книге, становятся однобокими персонажами с голодными глазами. У них нет прошлого, у них нет будущего; не Сталин это время отобрал, а авторесса. Здесь Полину Барскову подводит уверенность (или осознанное желание) избранности читателей своего круга. Круга интересов. Может она и права, ведь я сам никогда бы не стал добровольно дочитывать данный труд.
Я всё жду новых писателей. Которые не знают правил советской цензуры. Которые не читали в детстве «Огонёк». Которые увидят картину блокадного Ленинграда объективно, а не заняв чью-то сторону в борьбе замшелого «Огонька» с замшелой цензурой. А авторессе предлагаю написать другую книгу, которая будет сравнивать не произведения во время блокады и после неё, а сравнит произведения по обе стороны фронта: в Ленинграде и на оккупированной территории Ленинградской области.