Часть первая
Путешествие по Аолге

Глава первая
Волга – На русском пароходе – Нижний Новгород и ярмарки

«Матушка Волга», как любовно называют ее русские крестьяне в своих песнях и сказаниях, является крупнейшей рекой Европы. Она, в отличие, например, от Дуная, не связывает торговлей несколько стран, а протекает по территории одного государства и впадает во внутреннее море. И тем не менее эта река, соединяя русских с Каспийским бассейном, обеспечивает России торговлю с Персией и Центральной Азией, а также играет важную роль в экономике империи.

Поволжье в три раза превосходит площадь Франции и охватывает девять губерний, по реке ходят тринадцать сотен пароходов и около тридцати тысяч грузовых судов, груженных дровами, углем, керосином, солью, соленой рыбы, скотом, персидскими и туркестанскими товарами.

Вблизи Твери ширина Волги составляет 200 м, около Костромы – 600 м, у Нижнего Новгорода – 760 м, а под Саратовом превышает 4800 м. В период весеннего паводка она разливается еще шире. Зимой, длящейся здесь пять месяцев, навигация прекращается, а летом река сильно мелеет. В это время речные суда либо вообще стоят на приколе, либо опаздывают на несколько часов и даже дней. При подходе к Астрахани фарватер реки постепенно заиливается. Система каналов связывает Волгу с другими реками России, облегчая и удешевляя транспортировку грузов внутри империи.

Вплоть до Твери могут ходить только маломерные суда, крупнотоннажные – только от Нижнего Новгорода вниз по течению. Однако русские и иностранные путешественники зря игнорируют верховья Волги. В Твери, например, имеется несколько восхитительных церквей, есть своя изюминка и в Рыбинске – процветающем, но скучноватом купеческом городе. Что касается Ярославля, то это самый очаровательный и живописнейший из всех русских городов, который в последнее время вообще похорошел благодаря торговле. Когда завершится строительство железной дороги на север, он станет крупной станцией на протяженной магистрали, которая свяжет Москву с Архангельском, а Центральную Россию – с берегами Белого моря.

Всякий любитель русского искусства должен обязательно побывать в этом городе и увидеть великолепные шедевры его церковной архитектуры, в частности храм Иоанна Крестителя (Иоанна Предтечи), построенный в 1680 г. Его великолепные фрески иллюстрируют старинные жития святых.^[32] Тот, кто не посетил Ярославля, многое потерял, поскольку, например, Кострома, расположенная ниже по течению, уже не столь живописна и не так богата росписями и величественными сооружениями.

В этих местах река не столь широка и позволяет увидеть с палубы парохода немало интересного. Местное население состоит из славян, и лишь с Нижнего Новгорода начинают попадаться представители финских, татарских и монгольских рас. На берегах можно увидеть угро-финнов, пермяков, мордву, чувашей и черемис, калмыков, татар, турок, киргизцев^[33] и другие народности, названия коих я уже и не припомню.

Суда, используемые на крупных русских реках, как правило, весьма комфортабельны, ведь путь по Двине, Волге, Оби, Лене или Амуру нередко занимает 8–10 дней. Путешествие по Волге – это, как я уже сказал, обычная поездка, которая у русских всегда вызывает восторг, хотя, конечно, туры по Финляндии, Кавказу или восхитительному Крыму могут показаться более увлекательными. Берега Волги и ее притоков довольно однообразны, и хотя там можно найти немало живописных мест, обычно прибрежная полоса состоит из песка и, как правило, низкая; противоположный же берег более крутой. Изб здесь мало, они стоят вдалеке от берега на сваях, поскольку во время паводка река сильно разливается вширь.

Церковь в Ярославле

На пути следования постоянно встречаются бурлаки, тянущие длинные баржи с гурьевской икрой, астраханскими кожами, бакинским керосином, азиатским чаем, самарским хлебом, салом и киргизским скотом. По воде медленно плывут бесчисленные плоты, идущие из костромских лесов, с причаливающих к судам маленьких баркасов местные жители предлагают пассажирам и кокам карпов, подкаменщиков, стерлядей и осетров.

Крупные русские реки очень широки, поэтому жизнь прибрежного населения остается для путешественника тайной за семью печатями. За один день плавания по Рейну, Эльбе и Роне можно увидеть больше, чем за неделю круиза по Волге, но русские к этому давно привыкли.

Днем монотонность волжского пейзажа утомляет и раздражает, но вечером, и особенно после захода солнца, начинаешь ощущать величие этой огромной реки. О, какие там дивные закаты! А насколько восхитительна ночь, что постепенно обволакивает корабль! Вода как бы покрывается тонкой пленкой, и вы теряете ориентацию в пространстве. То тут, то там вспыхивают красные или зеленые огни проходящих где-то рядом огромных судов. На реке царит абсолютное безмолвие, изредка прерываемое жалобным криком вспугнутой чайки, то и дело тишину нарушают всплеск весел и пение, раздающееся из медленно плывущей по течению лодки.

Но если за бортом корабля жизнь кажется унылой, то на палубе все наоборот. С вами едут татары и евреи, пытающиеся всучить вам свой товар даже здесь, реже можно встретить чувашей, подвижных и веселых мордвинов, суровых и молчаливых калмыков и башкир, обходительных и словоохотливых китайцев, еще реже – киргизцев и туркменцев, и в избытке персов и армян; последние промышляют торговлей, причем делают это лучше татар и склонны к жульничеству. С армянами, которые съели на ростовщичестве пуд соли, вообще следует держать ухо востро.

Ну и, наконец, большинство пассажиров речных судов составляют русские. Что бы ни произошло с кораблем – опаздывает ли он, сядет ли на мель или припозднится в пункт назначения, – они всегда отнесутся к этому со смирением: на все, мол, воля божья! Главная черта русского человека – это терпение, которое, он верит, ему обязательно воздастся. Русские не полагаются на власти, знают, что корабль обязательно прибудет с опозданием, и, в отличие от нас, понимают, что не пароходства обслуживают путешественников, а путешественники предназначены для пароходств. Для русского главное, чтобы было побольше водки и закуски, чтобы дымился самовар, чтобы под рукой всегда были игральные карты, а вокруг – веселая компания. Зачем зря переживать: пароход рано или поздно все равно придет к месту назначения. Время для русских – понятие растяжимое, поэтому все они по сути философы.

Пристани и люди на них почти везде одинаковы. Обычно селения располагаются на крутом берегу далече от причала, но иногда все же можно увидеть сараи, примитивные избы, а вдалеке деревянный городок, с домами, теснящимися вокруг выбеленной известкой церкви с красным или зеленым куполом. Услышав корабельный гудок, люди пешком, на повозках или верхом устремляются к пристани.

Пассажиры гуськом идут по понтону, впереди всегда вышагивает, как правило, поддатый полицейский. С борта бросают сходни, и все, активно работая локтями, устремляются на этот шаткий и опасный мостик. Пристани притягивают множество нищих. Вот старик, сквозь лохмотья которого выглядывает иссушенное тело, клянчит у пассажиров милостыню, обращаясь к ним то «батюшка», то «дружок», другие демонстрируют рубцы и гноящиеся язвы на ногах, лица, обезображенные ужаснейшей из всех болезней^[34].

Матросы и грузчики гонят всех их прочь. Монашки, кажется, не мывшиеся с тех пор, как приняли постриг, выпрашивают пожертвования своим монастырям, крестьянки громко зазывают покупателей:

– Возьми мою земляничку, батюшка!

– Купи-ка молочка, хозяин!

– Смотри, какой у меня вкусный хлеб!

Тут же к услугам путешествующих стоят дрожки, кои, кажется, помнят еще времена Екатерины Великой^[35]. Ими управляют одетые в тяжелые, усыпанные блохами кафтаны кучера, в густых и длинных бородах которых, никогда не знавших гребня, полно хлебных крошек, табака и пыли.

На маленьких пристанях пассажиров садится мало, но каждый тащит с собой огромное количество пожитков. Толстощекие и чумазые ребятишки цепляются к женским юбкам. Совсем уж мальцов, одетых в простые цветные рубашонки, бабы несут, как узлы с грузом, под мышкой, и их голые ножки болтаются в воздухе.

Звеня шпорами, с гордо поднятой головой поднимается на палубу обер-офицер с саблей. Расступившись перед ним, пассажиры затем вновь сбиваются в толпу, причем одни пытаются занять места получше, а другие проскочить без билета. Чего только не увидишь перед окошком кассы! Мимо простых татар, едущих в третьем или четвертом классе со своими закутанными в покрывала благоверными, движется их спесивый соплеменник-богач в сопровождении одетых на русский манер и с открытыми лицами жен. Он старается походить на русского, но его выдает физиономия. А вон идет длинноволосый рыжий поп с женой и целым выводком детей. Наконец, появляется русская семья с носильщиками, нагруженными подушками, матрацами, одеялами, зонтиками, сумками, чемоданами, сундуками и самоварами. Юноши откровенно пялят глаза на женщин, среди коих особенно выделяются своими несуразными платьями и дородностью форм купчихи.

Едва пароход отчаливает, новые пассажиры укладываются спать, отдыхают или приступают к еде. Из сумок вынимаются чай, икра, колбаса, сыр, коробки с сардинами, булки и водка, салфетки, носовые платки и сигареты, в самовар заливается вода. Все рассаживаются за столы и начинают есть.

Всю ночь напролет люди режутся в карты. Некоторые азартные игры на кораблях запрещены, но капитан и сам не прочь поиграть с пассажирами.

На палубе беспрерывно звучит фортепиано. Хотя русские изумительно музыкальны и среди них встречаются великолепные исполнители, они, по причине собственной лени, являются самоучками.

Пассажирские классы мало отличаются друг от друга, разве что третий и четвертый выглядят чуть попроще. Русские не обращают внимания на социальные различия, поэтому уже через несколько часов все пассажиры и даже команда корабля стали моими приятелями.

Мужики спят на палубе на спине или на брюхе прямо в одежде, разбросав в стороны разутые ноги, их жены посапывают рядом в тех же позах, в расстегнутых рубахах, в обнимку с ребенком, сосущим грудь. Проснувшись, они едят, играют в карты, орут песни и пляшут под гармошку. Ссорятся они часто и жестоко, ночью могут предаться любовным утехам прямо на палубе. Помню, возвращался я как-то в Нижний Новгород по Оке, одному из крупнейших притоков Волги. Перегнувшись через перила, я увидел внизу сидящего на самом носу корабля матроса, в чьи обязанности входило следить за фарватером реки на мелководье. Разложив землянику, огурцы и чай, он вздумал перекусить. Недалеко, на канатной бухте, притворившись спящей, лежала дородная крестьянка. Она украдкой подглядывала за матросом, а он тоже заинтересованно посматривал на эту бабенку в теле. Сперва они перемигнулись, затем улыбнулись друг другу, потом он угостил ее земляникой, и как только достал бутылку водки, она принялась пить ее прямо из горла, многозначительно задрав подол юбки. Тем временем решительная рука матроса постепенно поднималась по мясистой ляжке крестьянки все выше и выше… То, что произошло дальше, описывать здесь, конечно, нельзя, но на следующий день я не удержался и поздравил его с успехом. Он захохотал и восхищенно заметил:

– Удивительно, сколько баба может выпить!

За время плавания мы стали с ним закадычными друзьями, добрый малый оказался любителем хлебнуть и затем поговорить по душам. Когда один пассажир однажды сообщил ему, что я француз, он удивленно посмотрел на меня и спросил:

– Так ты что же, оказывается, не наш? Вот так новость! Я никогда бы не подумал, что вы такие же, как мы!

До этого сей матрос полагал, что иностранец должен чем-то отличаться от его соотечественников. На мой вопрос, знает ли он, где находится Франция, парень ответил утвердительно. Для него, как, впрочем, и для большинства русских мужиков, Россия была окружена морем, а Франция располагалась за ним. Пытаясь рассеять его заблуждение, я сказал, что из Парижа в Петербург можно попасть по железной дороге.

– Врешь, братец, – не поверил мне матрос, – уж я-то знаю, как есть на самом деле, у меня сродственник жил в Петербурге, так вот он мне рассказывал, что твой царь приплыл к нашему на пароходе!^[36]

Мне пришлось признаться самому себе, что матрос отчасти был прав.

Тем временем наш пароход приближался к устью Оки. Справа на крутом склоне Дятловых гор^[37] постепенно появлялся Нижний Новгород, изумительно красивый благодаря своим разноцветным колокольням и зеленым террасам, а на противоположном, низком, берегу стоял еще один город, оживающий только на два месяца в году во время известной на весь мир ярмарки.

Нижний Новгород, или, как попросту называют его мужики, Нижний, с палубы корабля или правобережья Oки выглядит просто очаровательно. Недалеко от слияния ее с Волгой летом устанавливают большой понтонный мост, который после закрытия ярмарки разбирают: весной его может унести во время ледохода, а зимой через реку переправляются на санях.

В город можно подняться по зигзагообразной дороге, но путь можно сократить, если воспользоваться лестницей или запущенным несколько лет назад электрическим фуникулером. С прорезанных глубокими оврагами Дятловых гор открывается чудесный вид на Оку и Волгу, ширина их в этих местах составляет примерно по семьсот метров. Посреди Оки расположен длинный песчаный остров, который в паводок почти полностью уходит под воду, поэтому дома там стоят на сваях. На огромной равнине прямо у реки раскинулся большой город, состоящий из бараков, магазинов и лавок, открывающихся только во время ярмарки. По Волге и Оке плавают большие суда наподобие американских, а также буксиры, плоты и рыбацкие лодки. На окраине Нижнего Новгорода возвышается красивая Рождественская церковь с белоснежной резьбой и красными стенами, немного напоминающая загородный дом.^[38] Спасо-Преображенский собор выглядит не столь привлекательно – это большое четырехугольное и унылое сооружение, но с довольно красивыми стенными росписями.^[39]

Я четыре раза бывал в Нижнем Новгороде и всегда восхищался его просторными улицами, большими домами, широкими и ухоженными лавками. В городе всегда царит суета, в нем множество мужиков, одетых в черные и белые бараньи тулупы мехом вовнутрь, а грязной и плохо выделанной кожей наружу. Мужчины и женщины одеваются и обуваются почти одинаково, поэтому их можно различить только по наличию бороды.

На вершине холма вблизи большой площади возвышается Нижегородский кремль с одиннадцатью башнями и бульваром; его Дмитриевская башня датируется 1374 г.^[40]Итальянский архитектор Петр Фрязин^[41] соорудил кремль в 1511 г., но позднее его не раз перестраивали. С башни открывается восхитительный вид на красавицу Волгу с ее большими зелеными и желтыми островами, на бескрайнюю степь, затапливаемую весной. Над рекой нависают террасы прекраснейшего Александровского сада^[42]. Спустившись по крутой и извилистой дороге, я оказался у увенчанных зелеными крышами белых стен Печерского монастыря^[43]. Рядом уютно расположилось кладбище^[44]. Когда я бродил среди могил, ко мне подошел высокий монах и пригласил заглянуть в монастырские покои.