Цитаты из книги «Восстание в Кронштадте. 1921 год»

Морякам не требовалось давление со стороны, чтобы поднять знамя восстания. Их недовольство правительством усиливалось от месяца к месяцу: уменьшение пайков, нехватка топлива, сокращение срока отпусков, бюрократизм на флоте, письма из дома с жалобами на большевистскую тиранию. В январе 1921 года порядка 5 тысяч моряков-балтийцев, недовольные политикой правительства, вышли из коммунистической партии. Увеличились случаи дезертирства с флота. Во время отпуска моряки получали представление о деятельности продотрядов и заградотрядов. Так что нет ничего странного в том, что к февралю 1921 года Кронштадт был готов к мятежу; толчком же послужили не заговоры русских эмигрантов и агентов иностранных разведок, а волна крестьянских восстаний, прокатившаяся по стране, и забастовки рабочих в соседнем Петрограде. Восстание разворачивалось по той же схеме, что и прежние выступления против центрального правительства начиная с 1905 года, – не важно, было это правительство царским, Временным или большевистским.

Ничто не указывает на то, что секретная «Докладная записка» была применена на практике или что до начала восстания существовала связь между эмиграцией и моряками-балтийцами. Как раз то, что восстание носило стихийный характер и на первый план быстро выдвинулась группа лидеров, свидетельствует об отсутствии контактов между эмиграцией и мятежниками. У каждого восстания, даже самого элементарного, есть свои «агитаторы» и «вожди», которые заставляют действовать, организовывают и руководят возмущенными массами. В случае с Кронштадтом трудно предположить, что велась какая-то предварительная подготовка. Во-первых, если бы имелся заранее подготовленный план, то моряки, конечно, выждали бы несколько недель, пока растает лед. В этом случае исключалась возможность нападения пехоты с материка; два линкора, освободившись ото льда, были бы приведены в боевую готовность – и открыт путь для поставок с Запада. Во-вторых, имея такого ценного заложника, как Калинин, мятежники позволяют ему вернуться в Петроград. В-третьих, они не делают никаких попыток перейти в наступление. В-четвертых, в восстании принимало участие большое количество коммунистов. По крайней мере, на начальной стадии кронштадтцы рассматривали себя не как революционных заговорщиков, а как группу, оказывающую давление на правительство с целью проведения социальных и политических реформ.

Тогда получается, что Петриченко и его сообщники были той самой «группой энергичных организаторов», на которую возлагались надежды, и что в январе или феврале 1921 года представители Национального центра вступили с ними в переговоры. Имеется бесспорное доказательство, о котором будет сказано позже, что после подавления мятежа Временный революционный комитет вступил в переговоры с Национальным центром и некоторые из его членов нашли убежище в Финляндии, так что нельзя исключать возможность, что это было продолжение давних отношений.

Но была ли предварительно установлена связь с моряками, поднявшими восстание? В «Докладной записке», написанной в начале 1921 года, говорится о «наличии группы энергичных организаторов для проведения восстания» и что эта информация исходит из Кронштадта, возможно, из источников, дружески расположенных к центру. Маловероятно, что подобная группа была не только сформирована, но и активно действовала, если учесть, что у балтийцев в течение нескольких месяцев накапливалось недовольство правительством. Столь же маловероятно, что в такую организацию, даже если предположить, что она действительно существовала, входили будущие члены Временного революционного комитета. Доминирующая роль Петриченко с первых часов восстания – его подпись под резолюцией «Петропавловска», выступление на Якорной площади, руководство делегатским собранием 2 марта и Временным революционным комитетом – дает возможность предположить, что он начал действовать еще до начала мятежа. Доказательством может послужить и заявление одного из членов ВРК, сказавшего: «Мы приказали отпустить Калинина 1 марта», то есть за день до образования ВРК Петриченко и его товарищи уже отдавали приказы

Национальный центр информировал, по крайней мере французов, относительно своих планов на Балтике и просил оказать помощь в претворении этих планов в жизнь

Владимир Бурцев – ведущая фигура центра и редактор газеты «Общее дело», газеты, на страницах которой появилась первая из серии статей о восстании в Кронштадте, – был одним из руководителей Союза русских литераторов и журналистов; редакция «Общего дела» одновременно являлась парижской штаб-квартирой Союза. Следует также отметить, что летом 1921 года там же проходили заседания Национального комитета под председательством профессора Карташева (см. объявление в газете «Общее дело» за 23 июня 1921 года). Возможно, слухи просто отражали искреннюю уверенность экспатриантов[93], что восстание начнется в самое ближайшее время.

Следует, например, отметить, что первым газетные утки о восстании моряков в феврале 1921 года напечатал Союз русских литераторов и журналистов в Париже – организация, тесно связанная с Национальным центром.

Во время мартовского восстания Цейтлер превзошел сам себя в усилиях обеспечить мятежникам поставки, чтобы предотвратить трагический конец.

Затем, спустя несколько месяцев, Цейтлер направил в адрес Национального центра в Париже весьма многозначительную телеграмму: «В связи с моей запиской. Ситуация требует немедленного решения вопросов о необходимости продовольственных поставок. Действия могут начаться в любой момент»[91]. Дата на телеграмме «28. .1921». К сожалению, месяц не указан, но вполне вероятно, что это февраль: 28 февраля забастовочное движение в Петрограде достигло высшей точки, а в Кронштадте на линкоре «Петропавловск» была принята упомянутая выше резолюция. Под текстом приписка от руки «Здорово!» и подпись: «Г.Л. Владимиров» (бывший царский генерал, военный эксперт Национального центра). «Записка о необходимости продовольственных поставок», на которую ссылается Цейтлер, вполне может быть той самой секретной «Запиской». Еще один факт, говорящий о том, что ее автором является Цейтлер: 5 апреля 1921 года, вскоре после того, как большевики заняли Кронштадт, Цейтлер издал брошюрку, в которой сокрушался, что эмиграция не смогла обеспечить мятежников продовольствием, и предлагал новый план обеспечения поставок в Петроград, в случае если там опять начнутся беспорядки

Далее в «Записке» говорилось: по прибытии Русской Армии в Кронштадт командующий армией должен немедленно взять власть в свои руки. Крепость будет служить в качестве «неприступного опорного пункта» для высадки на материк, чтобы «свергнуть советскую власть в России». Однако успех операции будет зависеть от готовности французов оказать поддержку с моря и обеспечить деньгами и продовольствием. В противном случае, даже если восстание начнется, оно будет обречено на провал. Если правительство Франции согласится оказать помощь, то было бы желательно назначить «человека, с которым представители организаторов восстания смогут более детально обсудить все вопросы и кому смогут сообщить детали плана и дальнейшие действия, а также уточнить информацию о требующихся организации фондах и дальнейшем финансировании восстания». Хотя автор «Записки» не известен, но все указывает на профессора Цейтлера, представителя русского (эмигрантского) Красного Креста в Выборге. До большевистской революции Цейтлер возглавлял Красный Крест в Петербурге. После революции он эмигрировал в Финляндию, где стал представителем русского Красного Креста. Цейтлер был тесно связан с Давидом Гриммом, бывшим коллегой по университету. Теперь Гримм стал главным представителем Национального центра в Гельсингфорсе и официальным представителем генерала Врангеля в Финляндии. Как представитель Красного Креста, Цейтлер занимался вопросами поставки продовольствия в Кронштадт и Петроград, а эта проблема занимает одно из основных мест в секретной «Записке». Например, в октябре 1920 года он направил сообщение в парижское отделение американского Красного Креста о продовольственном кризисе в Петрограде