Цитаты из книги «Диалоги»

Мы называем нечто несомым и несущим, ведомым и ведущим, види

благочестие любят потому, что оно благочестиво, а не потому оно благочестиво, что его любят.

А насчет чего мы, оказавшись несогласными и не будучи в состоянии прийти к какому-либо[14] решению, стали бы врагами друг другу, пришли бы в гнев? Быть может, под рукою у тебя нет ответа, так посмотри, что я думаю на этот счет: не будет ли это – справедливое и несправедливое, прекрасное и безобразное, доброе и злое?

А вражду и гнев, любезнейший, вызывает несогласие относительно чего? Разберем это так: допустим, что мы, я да ты, не согласны в том, какое из двух чисел больше. Разве несогласие насчет этого сделает нас врагами, заставит нас сердиться друг на друга?

Скорее всего, мы будем побеждены, а вы победите в том случае, если приложите усилия не злоупотреблять славой своих предков и не растрачивать ее, зная, что для уважающего себя человека, нет ничего постыднее, как заставлять почитать себя не ради себя самого, но ради славы предков. Конечно, когда почет родителей переходит на детей, это – прекрасное и великолепное сокровище; но позорно и недостойно мужа пользоваться сокровищницей богатств и почестей и не передавать ее детям, по причине недостатка собственных приобретений и славных дел.

Нет большего несчастия, как испытывать ненависть к рассуждениям. – «Мизология», как и «мизантропия», происходят одним и тем же путем: последняя возникает от сильного и безотчетного доверия к кому-либо. Мы считали человека вполне справедливым, порядочным, надежным, а, немного спустя, оказалось, что он человек негодный, вероломный. То же самое оказалось с другим человеком и т. д. E Когда это испытываешь часто, особенно в отношении тех, кого считал самыми близкими себе, лучшими своими друзьями, в конце концов, после нескольких таких неудач, начинаешь ненавидеть всех и думать, что вообще вполне порядочных людей нет.

В род же богов никому не дозволено попасть, если он не занимался философией и не уходит вполне чистым; а это доступно только тому, кто любит знание. Вот почему, друзья мои Симмий и Кебет, истинные философы воздерживаются от всех телесных страстей и не поддаются им. И поступают они так не потому, что боятся разорения или бедности, как страшится этого большинство людей корыстолюбивых; они воздерживаются от страстей еще и потому, что не боятся, подобно людям властолюбивым и честолюбивым, утраты почета и дурной славы.

Стало быть, не надо ни отвечать на несправедливость несправедливостью, ни делать кому бы то ни было зла, даже если бы пришлось и пострадать от кого-нибудь.

Сократ. Ну а как бы мы решили такой вопрос: человек, занимающийся гимнастикой, обращает внимание на любое мнение – и похвалу и порицание – всякого человека или только одного – врача или учителя гимнастики?[89] Критон. Только его одного. Сократ. Значит, этому человеку надо бояться порицаний и радоваться похвалам его одного, а не большинства? Критон. Очевидно. Сократ. Стало быть, он должен действовать, упражнять свое тело, есть и пить только так, как это кажется нужным тому, кто к этому делу приставлен и понимает в нем, а не так, как это кажется нужным всем остальным.

Не говоря уже о чести, мне кажется, что это и неправильно, о мужи, – просить судью и избегать наказания просьбою, вместо того чтобы разъяснять дело и убеждать