Это прозвучало несвязно, но Версавел уже привык. Любая ассоциация, которую приводил Ван-Ин, в конечном счете вела к «Дювелю».

– В пустыне большинство людей довольствуются водой. Ты, наверное, единственный фламандец, который утоляет жажду «Дювелем».

– Нет правил без исключений, Гвидо. Ты ведь должен это знать, ты же голубой.

– И я это знаю, – произнес Версавел нарочито высоким голосом. – Но на твоем месте я бы уже начал упражняться на случай, если мы скоро станем большинством.

На обслуживание жаловаться не приходилось: через минуту официант уже принес ледяной «Дювель» и искрящееся «Перрье». Ван-Ин не постеснялся пробуравить носом густую пену и сделал глоток. Версавел не стал ему мешать.

– В любом случае Вермасту не стоит волноваться о своем луге, – заметил Ван-Ин весело. – Через несколько дней его аккуратно перекопают.

– Ты думаешь, там есть еще тела?

– Кто знает, Гвидо. Европейцы потихоньку входят во вкус. Серийные убийцы уже какое-то время не типично американский феномен. Мне жаль людей из прокуратуры, которые сейчас перерывают землю.

– Мне нет, – сухо парировал Версавел.

И оба расхохотались.

* * *

Ив Провост уже запирал дверь своего офиса, когда зазвонил телефон. Он нехотя снова повернул ключ и шагнул внутрь.

Несмотря на то что Провост был заурядным адвокатом, у него имелась огромная вилла в Кнокке, квартира в Кап д'Агде и домик в горах в Австрии. Его адвокатская контора размещалась в величественном особняке на канале Груне-Рей – место в Брюгге, которое наиболее часто встречается на различных изображениях города.

Провост прошел по длинному коридору. Его шаги глухо звучали в узком пространстве с высокими потолками. В отличие от остальной части дома его офис представлял собой образец того, что в настоящее время завладело воображением итальянских дизайнеров: гладкие столы из полированного вишневого дерева, футуристические шкафы с незаметными дверями, черные лакированные стулья, на которых никто не мог усидеть больше пятнадцати минут, и затейливые светильники, которые почти не давали света.

– Алло, Провост слушает, – рявкнул он, сняв трубку оливково-зеленого цвета с необычно плоского телефонного аппарата.

– Ив, это Лодевейк, – прозвучало еще гораздо более неприветливо.

Провост замер. Если Лодевейк Вандале огрызается, значит, Провоста ждут плохие новости.

– У нас проблема, Ив.

– Я слушаю.

– Это не телефонный разговор. Садись за компьютер и жди моего письма.

Провост не успел потребовать объяснений. Вандале повесил трубку и направился к своему рабочему столу. В отличие от офиса Провоста кабинет Вандале навевал мысли о старомодной добротности. Здесь были только дубовая мебель, медь, бархат и полотна уже давно забытых художников девятнадцатого века, голубовато-серый компьютер IBM стоял на столе в стиле Людовика XVI. Компьютер так же не сочетался с остальным интерьером, как гамбургер с трехзвездочным рестораном.

Вандале был человеком старой закалки. Однако это не означало, что он избегал современных технологий. Как ученик Макиавелли, он использовал всякое средство, которое могло послужить его цели. И как верный католик, он, и глазом не моргнув, выдал бы свою дочь замуж за мусульманина, если бы этот союз принес ему хоть какую-нибудь выгоду. К счастью, у Вандале не было дочери. Он сознательно остался холостяком, потому что от женщин одни только неприятности.

Вандале включил компьютер и отправил Провосту сообщение по электронной почте. Для этого он использовал так называемый сложный код, ключ от которого был известен только Провосту.

Барт, главный инспектор полиции Брюгге, услышал, как Вандале, шаркая ногами, шел по коридору. Он знал его уже очень давно. Еще молодым агентом, Барт однажды застал Вандале с полуголым мальчиком на заднем сиденье припаркованной машины. После словесной перепалки они все уладили как взрослые люди. Вандале заплатил ему десять тысяч франков, на этом все и закончилось. Барт знал эту «кухню». И отлично понимал, что если не примет взятку и составит протокол, то Вандале просто-напросто подкупит кого-нибудь из прокуратуры. В обоих случаях для педофила исход был бы положительным. Для Барта же разница состояла в десяти тысячах франков, которым он в то время мог найти применение. Когда он спустя несколько недель познакомился с Мелиссой, женщиной, которая стоила ему целое состояние, он набрался смелости и связался с Вандале в надежде оговорить точную сумму взятки. Однако старый лис не поддался на попытку шантажа, но и не отправил его домой с пустыми руками.

Он предложил Барту быть «связующим звеном» между ним и полицией. В обмен на это Барт ежемесячно получал в качестве вознаграждения определенную сумму. За предоставление важной информации и за рискованные задания он мог рассчитывать на приличный бонус.

– Прошу прощения, что заставил вас так долго ждать. Мне надо было позвонить племяннице, вы же знаете женщин, – засмеялся Вандале.

– Ничего страшного, господин Лодевейк.

Барт надеялся, что Вандале раскошелится, потому что Мелисса уже несколько месяцев мечтала о широкоэкранном телевизоре.

– Вы знаете, что я очень ценю вашу преданность, господин Барт.

Ростом Вандале был метр девяносто с лишним. Он излучал авторитет, и его зычный голос многим внушал уважение.

– То есть вы посчитали мою информацию полезной?

Вандале сложил свои тонкие губы трубочкой. При виде розового ротика у Барта побежали мурашки по коже. В глубине души он ненавидел педофилов.

– Полезной – это некоторое преувеличение, мой дорогой Барт. Давайте будем называть ее интересной. Я уже очень давно продал загородный дом. Если сейчас там внезапно обнаружился скелет, то это не более чем происшествие. Вы ведь не думаете, что…

– Разумеется, нет, господин Лодевейк.

Барт сглотнул. Скелет тоже лежит в земле уже давно. Эта новость явно напугала Вандале. Иначе почему же он сломя голову рванул в свой кабинет, когда Барт рассказал ему о находке? На то, что старик растерялся, указывала отговорка о срочном звонке племяннице. Эта отговорка была такой же прозрачной, как пеньюар Мелиссы.

– Но это не помешает мне должным образом наградить вас за ваши хлопоты.

Лицо Барта просветлело. Деньги были единственным аргументом, который мог заставить его молчать. Вандале вынул из бумажника четыре банкноты по десять тысяч. Лицо Барта откровенно сияло. Завтра Мелисса получит свой широкоэкранный телевизор. Когда он потом придет домой и расскажет ей хорошие новости, она вдруг обнажится. Может быть, на ней будет кружевное белье, которое он подарил ей на Рождество.

– Это необыкновенно щедро с вашей стороны, господин Лодевейк.

Вандале дружески похлопал его по плечу.

– Я надеюсь, вы и дальше будете держать меня в курсе?

– Само собой разумеется, господин Лодевейк. Если появится что-то новое, я вас немедленно проинформирую.

Ханнелоре устроилась в саду: ноги в приподнятом положении, стакан охлажденного овощного сока под рукой. Последние лучи солнца скользили вдоль облака, едва касаясь его. Рассеянный свет окрашивал стены их персонального земного рая в соломенно-желтый цвет, словно кто-то надвинул на солнце поляризационные очки. Если верить прогнозу погоды, это был последний день лета.

Ван-Ин демонстративно выложил на стол три сигареты и сделал маленький глоток мозельвейна. Он имел право на два бокала.

– Вкусно?

– Божественно.

Вдали тихо звенели колокола. С юго-востока поднимался ветер. Потом будет дождь, как и обещали.

– Диета в любом случае помогает.

Ханнелоре наслаждалась своим «новым» мужчиной. Ван-Ин сидел в трусах. За три месяца автомобильная шина вокруг его поясницы уменьшилась до размеров спущенной велосипедной камеры.

– Сегодня утром Версавел тоже это заметил. Какой следующий шаг? Собака?

Ханнелоре приподняла брови.

– Собака? – спросила она удивленно.

– Ну да, тогда ты будешь отправлять меня по вечерам выгуливать собаку. Это тоже будет сжигать кучу калорий.

От внезапного порыва ветра зашелестели листья. Это было похоже на звук гремучей змеи.

– Когда скоро появится ребенок, ты, наверное, будешь рад тому, что тебе надо будет выгуливать собаку.

– Что ты хочешь этим сказать?

Ван-Ин зажег сигарету и наслаждался ударной дозой никотина. Ханнелоре приподняла платье, взяла его руку и положила ее себе на живот.

Когда она сидела, округлый живот был более заметен.

– Я еще не скоро увижу, как комиссар Ван-Ин меняет ребенку подгузники, – улыбнулась она. – Думаю, ты благодарить меня будешь, когда я вас с Фидо буду отправлять на прогулку.

Глядя на ее гладкий живот, он представил себе обкаканную детскую попку и его страсть поубавилась.

– С этого дня, Питер, мы можем вести обратный отсчет. Сегодня утром я в первый раз почувствовала шевеление ребенка.

Ван-Ин плотно прижал свою руку к ее животу, но ничего не почувствовал.

– Я вот думаю, а не вредны ли для тебя все эти эмоции, – озаботился он неожиданно серьезно.

Грозные тучи окрасили траву в темно-зеленый цвет. Сумерки медленно одерживали победу над угасающим солнцем. Ханнелоре сделала глоток овощного сока.

– Мы живем не в Средневековье, Питер. Ребенок же не родится чудовищем из-за того, что я сегодня видела череп.

– В твоем положении я бы над этим не смеялся. Моя мама всегда говорила…

– Чушь. Ты же не веришь в эти бабушкины сказки?

«Почему мужчины ведут себя так инфантильно, когда их жена беременна?» – спрашивала себя Ханнелоре. В конце концов, она просто делала свою работу.

Ван-Ин жадно посмотрел на две оставшиеся сигареты, которые, словно мелки, контрастировали с деревянной столешницей. Он взял одну и мигом ее зажег.

– Раньше все было проще, – вздохнул Ван-Ин. Он глубоко затянулся и сделал глоток вина.

– Ты же не переживаешь из-за того, что через несколько месяцев тебе придется менять ребенку подгузник?

– Я бы хотел, чтобы мы сидели на необитаемом острове, – вместо ответа, произнес Ван-Ин мечтательно. – Никаких хлопот. Потягивать вкусные коктейли, жарить рыбу и остальную часть дня валяться на пляже.

– Питер, множественное число от «подгузника» – «подгузники». Это Ветте-Виспорт^[3], а не необитаемый остров, вино закончилось и сейчас начнется дождь.

Над багровой черепичной крышей сгущались грозовые тучи.

– Знаешь, как мы поступим, – сказала она с загадочной улыбкой. – Если ты за месяц раскроешь дело о скелетах, поездка в Португалию за мой счет.

– Шутишь?

– Ты мне не веришь?

– Верю. А ты проверяла состояние нашего банковского счета?

– На моем сберегательном счете всегда есть кое-что на черный день.

– Эти деньги нам нужны для малыша, – протестовал Ван-Ин. – Кстати, это еще вопрос, назначат ли на это дело меня.

– Я об этом позабочусь, Питер.

– Ни в коем случае.

– Есть дело или нет дела, я хочу в Португалию. Скоро у нас уже больше не будет такой возможности, – заявила она решительно.

– Любимая, ты же знаешь, что беременным женщинам летать на самолете не советуют.

– Да?

Ханнелоре встала и медленно сняла платье. Она выглядела как модель Боттичелли: чувственная, плодовитая, необычайно женственная. Нет ничего прекраснее, чем будущая мать.

– То есть летать нельзя. Но, может быть, господин хочет приземлиться на родной аэродром?

– Ханне… – простонал Ван-Ин.

– Я надеюсь, у господина голова не болит?

Он решительно затоптал наполовину выкуренную сигарету и нырнул к Ханне в траву. Высоко над их головами сталкивались холодные и теплые воздушные фронты. Первый удар грома прокатился по городу, как подпрыгнувший шар от боулинга. Ван-Ин парил на шептавшей ему разные приятные слова «воздушной подушке». Он едва чувствовал тяжелые капли дождя, которые падали ему на спину.