3) О беспрепятственном проезде до Романова на Мурмане с теми же лицами.

4) 0 приезде по окончании войны в Россию для постоянного жительства в Крыму – в Ливадии»²⁴.

Здесь необходимо отметить следующее: Государь не требовал отъезда за границу. Даже будучи заключенным в Царском Селе, он не выдвигал этого требования. Подруга Императрицы Александры Феодоровны Ю.А. Ден писала: «Государь и Императрица не желали оставлять Россию. "Я лучше поеду в самый дальний конец Сибири", – заявлял Император. Ни ему самому, ни Государыне была неприемлема мысль о том, что придется странствовать по всему континенту, жить в швейцарских гостиницах в качестве бывших Их Величеств, попадать в объективы фотоаппаратов репортеров иллюстрированных изданий и давать интервью шустрым американцам. Их натурам претила всякая дешевая реклама и популярность; оба полагали, что долг каждого русского оставаться в России и вместе смотреть в лицо опасности»²⁵.

Императрица Александра Феодоровна говорила графине А.В. Гендриковой: «Меня угнетает мысль о нашем скором отъезде за границу. Покинуть Россию мне будет бесконечно тяжело. Хоть я не русской родилась, но сделалась ею. За двадцать три года царствования, когда все интересы, вся жизнь России были так неразрывно близки и дороги, я забыла и думать о том, что по рождению я – не русская. Даже теперь, несмотря на все, что мы испытываем, я русский народ не виню и продолжаю всею душой любить и жалеть. Он обманут, этот несчастный народ, и сам страдает, и сколько еще будет страдать.

Чем жить где-нибудь в Англии, в королевском замке, на положении почетных изгнанников, я предпочла бы, чтобы нам дали какой-нибудь маленький, безвестный уголок земли, но здесь, у нас в России»²⁶.

Когда ей предложили написать письмо английской королеве с просьбой о помощи, Государыня ответила: «Мне нечего просить у английской королевы», а на аналогичное предложение англичанина мистера А. Стопфорда написать письмо Георгу V, Императрица сказала: «Я не могу этого сделать. Что я могу сказать в этом письме? Я слишком обижена и оскорблена поведением моей страны. Но и в этом я не могу осуждать Россию. Кроме того, Государь особенно встревожен. Он очень опасается, что его отречение и наступившая смута могут сорвать великое наступление. Нет, мы не можем сноситься с нашими родственниками»²⁷.

Император Николай II, обращаясь к Временному правительству, говорил, что хочет остаться в России, а если его принудят уехать за границу, он будет воспринимать это как изгнание. К слову сказать, и в ответе Временного правительства от 6 марта 1917 года, сделанном князем Г.Е. Львовым, не было упоминания о выезде Царя за границу: «Его Императорскому Величеству. <…> Временное правительство разрешает все три вопроса утвердительно; примет все меры, имеющиеся в его распоряжении: обеспечить беспрепятственный приезд в Царское Село, пребывание в Царском Селе и проезд до Романова на Мурмане. Министр-председатель князь Львов»²⁸.

Безусловно, немедленная отправка Царя либо за границу, либо в безопасный регион России, например в Крым, отвечала не только интересам безопасности Царской Семьи, но и интересам Временного правительства. Но Временное правительство не выполнило полностью ни одного условия Царя. Более того, Временное правительство изначально стремилось к пленению Николая II.

Государь еще находился в Ставке, а в отношении него начинают предприниматься действия, ограничивающие его свободу. Причем эти действия были задуманы заранее и делались преднамеренно. 7-го марта 1917 года в Москве новый министр юстиции Керенский на заседании Совета выступил с речью. Позднее, в своих воспоминаниях, в русском и во французском изданиях, Керенский по-разному описывал это заседание. С.П. Мельгунов дает хороший анализ этих разночтений: «Отвечая на яростные крики – "смерть Царю, казните Царя", Керенский сказал: "Этого никогда не будет, пока мы у власти". "Временное правительство взяло на себя ответственность за личную безопасность Царя и его семьи.

Это обязательство мы выполним до конца. Царь с семьей будет отправлен за границу, в Англию, я сам довезу его до Мурманска". – Так написано в русском тексте воспоминаний Керенского. В иностранном издании автор подчеркивает, что он вынужден был сделать намек и разоблачить правительственный секрет в силу настойчивых требований Московского Совета. – "Вся атмосфера изменилась, словно под ударом хлыста", когда был поднят вопрос о судьбе Царя. Ответ Керенского вызвал, по его словам, в советских кругах величайшее негодование против Временного правительства.

Московские газеты того времени несколько по-иному освещают характер собрания – не только буржуазные "Русские ведомости", но и социалистическо-меньшевистский "Вперед". – "На эстраде стоит петербургский гость с широкой красной лентой, весь бледный, красный букет в его руках дрожит. <…> Затем на вопросы, заданные из среды собрания: "Где Романовы?", Керенский отвечает: "Николай II покинут всеми, и просил покровительства у Временного правительства… Я, как генерал-прокурор, держу судьбу его и всей династии в своих руках. Но наша удивительная революция была начата бескровно, и я не хочу быть Маратом русской революции… В особом поезде я отвезу Николая II в определенную гавань и отправлю его в Англию… Дайте мне на это власть и полномочия". Новые овации, и Керенский покидает собрание»²⁹.

Эсер Гедеоновский, присутствовавший на собрании, позднее вспоминал, что последние слова Керенского «вызвали целую овацию»³⁰. Таким образом, Совет, реакцией которого впоследствии Керенский и другие члены Временного правительства будут объяснять ссылку Царской Семьи в Тобольск, тогда, в марте 1917 года, своей овацией дал Керенскому «права и полномочия» на увоз Государя в Англию, а не на его арест. Воспользовался ли этим Керенский? Совершенно нет. Его действия были прямо противоположны его высказываниям. В тот же день, в Москве, на совете присяжных поверенных, Керенский на вопрос: «На свободе ли Романовы?», ответил: «Романовы в надежном месте под надежной охраной. Все надлежащие меры приняты»³¹.

Это была ложь, так как ни Государь, ни Государыня, ни вообще кто-либо из Царской Семьи к этому времени арестован не был. При этом, как справедливо замечает С.П. Мельгунов, «никаких кровавых лозунгов в смысле расправы с династией никто (разве только отдельные, больше безымянные демагоги) в первые дни в массу не бросал»³².

Тем не менее на следующий день, 8 (21) марта 1917 года, Государь, опять-таки обманным путем, был арестован. В Могилев прибыли члены Государственной Думы Бубликов, Вершинин, Грибунин и Калинин. В Ставке «ждали их, думая, что они командированы Временным правительством "сопровождать" Императора в Царское. Но когда Государь сел в поезд, эти лица объявили ему через генерала Алексеева, что он арестован»³³. В тот же день другой генерал, Л.Г. Корнилов, в Фиолетовой гостиной Александровского Царскосельского дворца объявил Императрице Александре Феодоровне, что она арестована. Таким образом, не прошло и суток после того, как Керенский громогласно заверял, что он не желает быть «Маратом русской революции» и что он «отвезет Царя в Мурманск», а Царская Семья, между тем, была лишена свободы. Слова Керенского, что «надлежащие меры приняты», стали понятны. Повторим при этом, что это лишение свободы было незаконным со всех точек зрения и внешне абсолютно бессмысленным: ведь по собственным заверениям Керенского, «никакой опасности для нового строя члены династии не представляют». Если же они такую опасность все же представляли, то тем более, зачем было их задерживать в России, когда у Керенского был готов «специальный поезд», а путь на Мурманск открыт? Когда Карабчевский прямо спросил Керенского: «Отчего Временное правительство не препроводит немедленно его с семьей за границу, чтобы раз навсегда оградить его от унизительных мытарств?», то тот не сразу ему ответил: «Промолчав, он как-то нехотя процедил: "Это очень сложно, сложнее, нежели вы думаете"»³⁴. Эти слова означают очень многое.

Итак, вместо отправки в г. Романов на Мурмане, как гарантировало Временное правительство Императору Николаю II, Царская Семья была заключена под стражу в Царском Селе. Когда же и кем было принято решение об аресте Императора и его Семьи, и чем руководствовались люди, это решение принимавшие?

Давая показания следователю Н. А. Соколову 14–20 августа 1920 года в Париже, Керенский заявил: «Николай II и Александра Феодоровна были лишены свободы по постановлению заседания Временного правительства, состоявшегося 7-го марта. Были две категории причин, которые действовали в этом направлении. Крайне возбужденное настроение солдатских тыловых масс и рабочих Петроградского и Московского районов было крайне враждебно к Николаю. Вспомните мое выступление 7 марта в пленуме Московского совета. Там раздались требования Его казни, прямо ко мне обращенные <…> Я говорил, что вину Николая перед Россией рассмотрит беспристрастный суд. Самая сила злобы рабочих масс лежала глубоко в их настроении. Я понимал, что здесь дело гораздо больше не в самой личности Николая II, а в идее "царизма", пробуждавшей злобу и чувство мести. Протестуя, я, на свой страх, вынужден тогда был искать выхода этим чувствам и сказал про Англию: если суд не найдет Его вины, Временное правительство вышлет Его в Англию, и я сам, если нужно будет, буду сопровождать Его до границы России. Никаких оснований в действительности в то время у меня не было полагать, что этот вопрос будет фактически разрешен в этом смысле, так как к этому времени он еще не поднимался во Временном правительстве и никаких переговоров с правительством Англии в это время не велось. Не полагая, что возможен в этом отношении отказ Англии, я высказал эту мысль, борясь со злобой рабочих масс и не желая допустить пролития крови. Вот первая причина, побудившая Временное правительство лишить свободы Царя и Александру Феодоровну. Правительство, лишая Их свободы, создавало этим охрану Их личности. Вторая группа причин лежала в настроениях иных общественных масс. Если рабоче-крестьянские массы были равнодушны к направлению внешней политики Царя и Его правительства, то интеллигентно-буржуазные массы, и в частности высшее офицерство, определенно усматривали во всей внутренней и внешней политике Царя и в особенности в действиях Александры Феодоровны и Ее кружка ярко выраженную тенденцию развала страны, имевшего, в конце концов, целью сепаратный мир и содружество с Германией. Временное правительство было обязано обследовать действия Царя, Александры Феодоровны и Ее кружка в этом направлении. Постановлением Временного правительства от 4-го марта была учреждена Верховная Чрезвычайная следственная комиссия, которая должна была обследовать деятельность носителей высшей власти старого строя. <…> Для того чтобы эта комиссия могла выполнить ее обязанности, необходимо было принять известные меры пресечения в отношении Николая и Александры Феодоровны. Эта необходимость и была второй причиной лишения Их свободы»³⁵.

Таким образом, первое, чем объясняет Керенский арест Государя, это необходимость обеспечить безопасность Государя и его Семьи. Это заявление Керенского – ложно. Мы видели, что никаких «требований» казни Царя на пленуме Совета не раздавалось, никакого «возбужденного настроения» против Государя не было. В показаниях Керенского 1920 года появляется очень интересное дополнение: если в речи 1917 года он говорит, что просто увезет Императора Николая II на «специальном поезде» в Мурманск, а потом в Англию, то в показаниях 1920 года этот отъезд уже возможен только после суда над Царем. Эта версия отправки в Англию через суд очень любопытна: в 1918 году этой же ложью комиссар Яковлев и его подручные будут объяснять вывоз Государя из Тобольска. Интересно, что другой видный деятель Временного правительства, министр иностранных дел П.Н. Милюков, в показаниях Соколову от 12 июля 1921 года отрицал инициативу Керенского в отправке Царя в Англию. «Вряд ли, – говорил он, – прав Керенский, приписывая самому себе инициативу мысли об отъезде Царя в Англию, высказанную им 7-го марта в Москве. К этому моменту вопрос об отъезде Царя в Англию был уже решен во Временном правительстве»³⁶.

Запомним это признание Милюкова: к 7-му марту Временное правительство имело четкое решение об отправке Царской Семьи в Англию. Таким образом, утверждая, что у него не было «никаких оснований полагать» у что ему удастся положительно решить вопрос об отправке Царской Семьи в Англию и что этот вопрос «еще не поднимался во Временном правительстве и никаких переговоров с правительством Англии в это время не велось», Керенский в очередной раз лгал. Выступая на пленуме Советов 7-го марта, Керенский знал, что получено согласие английской стороны на отправку Государя в Англию. Но вместо этого 8-го марта Царская Семья была арестована.

Но вернемся к аргументам Керенского. Керенский, да и не только он, а и Г.Е. Львов, П.Н. Милюков, Дж. Бьюкенен утверждали, что причиной невозможности вывоза Царской Семьи за границу стало противодействие Временному правительству со стороны Петроградского Совета. Совет – вот та почти демоническая сила, которая, по утверждению Керенского и других, мешала Временному правительству спасти Царскую Семью. Что же представлял собой Петроградский Совет в марте 1917 года? Совет образовался 27 февраля 1917 года на основе Союза петроградских рабочих кооперативов, который действовал заодно с социал-демократической фракцией Государственной Думы. Полное его именование было «Временный Исполнительный Комитет Петроградского Совета рабочих депутатов». По своей сути этот совет был меньшевистским. 27 февраля на съезд советов собралось 125–250 депутатов³⁷. В состав президиума вошли депутаты Государственной Думы: меньшевик Н.С. Чхеидзе, трудовик А.Ф. Керенский и меньшевик Н.Д. Соколов. Таким образом, мы видим, что Керенский первоначально был членом президиума Совета и соратником Чхеидзе. Правда, вскоре между Керенским и Чхеидзе произошел конфликт: Чхеидзе категорически отказался поддерживать образованное Думой Временное правительство и отказался от предложенного портфеля министра юстиции, а Керенский не только поддержал Временное правительство, но и вошел в него, согласившись на должность того самого министра юстиции, от которой отказался Чхеидзе. Большинство историков при этом утверждают, впрочем, со слов того же Керенского или Львова, что между Советом и Временным правительством сразу же образовалась вражда. Однако это не соответствует истине. «Совет в первое время своего существования, – пишет А.А. Демьянов, – всегда поддерживал Временное правительство»³⁸.

Здесь необходимо осветить еще один важнейший вопрос, без которого взаимоотношения между Временным правительством и Советом будут непонятны. И Временное правительство, и Петроградский Совет находились под сильнейшим влиянием масонской ложи Великого Востока народов России. В.С. Брачев пишет: «Особо важное значение придавало руководство Верховного Совета Великого Востока народов России взаимодействию с Петроградским Советом, руководящая роль в котором, как и во Временном правительстве, принадлежала "братьям-масонам": Н.С. Чхеидзе (председатель), М.И. Скобелев, Н.Д. Соколов, К А. Гвоздьев. "Тот факт, что Чхеидзе был "братом", – отмечал впоследствии А.Я. Гальперин^[5], – сильно облегчал мою задачу. Я мог говорить с ним совсем просто: чего кочевряжитесь, ведь все же наши считают это неправильным, надо исправить и сделать по-нашему". С учетом существования тайного единого масонского центра (кадеты, меньшевики, трудовики, прогрессисты, эсеры), цепко державшего под своим негласным контролем и Временное правительство и Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов, традиционное ленинское представление о периоде с марта по июль 1917 года как периоде двоевластия нуждается в серьезной корректировке. Власть-то, оказывается, была у нас все-таки одна»³⁹.

То же самое пишет и В.В. Кожинов: «В тогдашней "второй власти" – ЦИК Петроградского Совета – масонами были все три члена президиума – А.Ф. Керенский, М.И. Скобелев и Н.С. Чхеидзе – и два из четверых членов Секретариата – К А. Гвоздьев и Н.Д. Соколов. Поэтому так называемое двоевластие после Февраля было весьма относительным, в сущности, даже показным: и в правительстве, и в Совете заправляли люди "одной команды"»⁴⁰.

В подтверждение этого достаточно сказать, что в состав Верховного Совета ВВНР Керенский и Чхеидзе были избраны одновременно на общем заседании!⁴¹

Таким образом, Керенский давно знал Чхеидзе, да и всю головку Совета – по работе в ВВНР, и имел с ними тесные отношения. С самого начала февральского переворота все члены ВВНР действовали вместе и сообща. «В момент начала Февральской революции, – писал масон Н.В. Некрасов, – всем масонам был дан приказ немедленно встать в ряды защитников нового правительства: сперва Временного Комитета Государственной Думы, а затем и Временного правительства. Во всех переговорах масоны играли закулисную, но видную роль»⁴².

Да, между руководством ВВНР и Чхеидзе могли быть определенные разногласия (Чхеидзе после февральского переворота считал роль «братства» выполненной), но, безусловно, все главные вопросы решались масонским Верховным Советом, и никакой Петроградский Совет не мог ему противостоять.

Учитывая вышеизложенное, можно с полным основанием сказать, что так называемые разногласия между Временным правительством и исполкомом Совета носили в марте 1917 года непринципиальный характер и легко могли быть улажены руководством ВВНР. Тем более когда дело касалось такого важного вопроса, как судьба свергнутого Императора и членов его Семьи. Член Временного правительства Суханов фактически подтверждал это, когда говорил, что «не стоило большого труда, чтобы смягчить решение Исполн. Ком.»⁴³.

При этом Керенский все время стремился продемонстрировать Совету верховенство власти Временного правительства. «Чрезвычайно любопытно было отношение Керенского к исполнительному комитету Совета раб. и солд. депутатов. Он искренно считал, что Вр. правительство обладает верховной властью и что испол. комитет не вправе вмешиваться в его деятельность»^. (Набоков). Всё вместе взятое позволяет утверждать, что пресловутое «давление» и «влияние» Петроградского Совета на Временное правительство, вплоть до его большевизации, было колоссальным и сознательным преувеличением, устраивавшим обе стороны и их зарубежных покровителей.