Предисловие

Пожалуй, во всей мировой истории трудно найти фигуру более загадочную и величественную, чем пророк Моисей. Даже если основываться на тех сведениях о его личности, которыми располагает каждый более-менее образованный человек, они все равно поражают воображение и невольно заставляют усомниться в их достоверности.

Подобно Спартаку, но более, чем на три тысячелетия раньше, Моисей стал вождем гигантского восстания рабов внутри самой мощной, самой развитой державы своего времени. Но если Спартак в итоге так и не сумел вывести свою армию рабов за пределы Римской империи, то Моисей навсегда освободил последовавших за ним людей от рабства. Если Спартак лишь поколебал могущество Рима, то Моисей оставил за спиной полуразрушенную, сломленную страну, мощь которой после этого лишь угасала, пока она сама в итоге не превратилась в придаток других империй.

Подобно Атилле, но опять-таки на тысячелетия прежде него, Моисей вместе со своей огромной армией появился на берегах Иордана, предъявил права на земли живущих там народов, одержал ряд блестящих побед и заложил основу для того, чтобы превратить эти земли в страну своего народа.

Подобно Будде и Мухаммеду – но опять-таки за тысячелетия до них! – он стал основоположником новой мировой религии. Однако, в отличие от буддизма и ислама, эта религия была абсолютно оригинальной, она не базировалась ни на одном из известных учений прошлого, она вырастала из самой себя, родившись воистину из ничего.^[1] Наоборот, созданная Моисеем религия послужила основой для возникновения двух мировых религий – христианства и ислама.

Подобно Гомеру Моисей считается автором одной из величайших книг человечества, но если вновь посмотреть с точки зрения исторической перспективы, то и Гомер по-сравнению с Моисеем выглядит как безусый юнец рядом с седобородым старцем.

При этом следует учесть, что Моисей в итоге сделал куда больше, чем все вышеперечисленные исторические или легендарные деятели. Он, по сути, создал целый народ, определил путь этого народа в истории и тем самым определил историю человечества.

Правда, все вышесказанное следует принимать с одной поправкой, на которой, думаю, настаивал бы сам Моисей: все его деяния стали возможны лишь потому, что он выполнял волю Бога, действовал с помощью Бога и шел только по путям Бога.

Они вообще всегда рядом – Моисей и Бог, Бог и Моисей. Они неразрывно связаны друг с другом в сознании человечества, хотя опять-таки сам Моисей наверняка бы пришел в ярость, если бы кто-либо посмел бы высказать мысль о сопоставимости их фигур, попытке приравнять его, обычного человека из плоти и крови к Создателю Всего Сущего.

Парадокс личности Моисея заключается еще и в том, что она не подчиняется законам исторической перспективы. С течением времени значимость его фигуры не только не уменьшается, но и, как порой кажется, даже наоборот, возрастает.

Книга, автором которой он считается, в отличие от «Илиады» и «Одиссеи» Гомера, по-прежнему лежит на рабочем столе или прикроватной тумбочке даже не у миллионов, а у десятков миллионов людей во всем мире. Завещанные Моисеем нравственные максимы и духовные идеи то и дело слетают с наших губ, продолжая оставаться основой человеческой морали и движущей силой идущей в разных точках планеты политической и общественной борьбы.

Созданный им народ не только сумел пережить все народы древности, некогда бывшие его современниками, но и по-прежнему играет активную роль на арене мировой истории, вызывая по отношению к себе самые противоречивые чувства. Этот народ продолжает бережно хранить его духовное наследие, читает в оригинале его книгу, ежедневно повторяет написанные им псалмы, молитвы и песни. Этот народ, или точнее, та его часть, которая сохранила верность наследию предков, во всех подробностях знает его биографию – точные даты рождения и смерти, все перипетии его судьбы, всю историю его взаимоотношений с современниками.

Однако другой парадокс личности Моисея заключается в том, что до нас не дошло ни одного другого современного ему письменного источника, в котором хотя бы упоминалось его имя, кроме Торы – все того же «Пятикнижия Моисеева», первых пяти книг Библии, автором которых он традиционно считается. У нас нет ни одного материального артефакта, подтверждающего реальность его существования. Мы даже не знаем, где располагается его могила и существует ли она вообще.

Таким образом, все наши сведения о Моисее основываются, прежде всего, на одной книге, историчность которой, по мнению многих исследователей, весьма сомнительна, да на мидрашах – еврейских устных преданиях и толкованиях Пятикнижия, которые по понятным причинам с точки зрения науки выглядят еще сомнительнее, если не сказать большего.

Все это привело к тому, что в религиоведении и в исторической науке на протяжении столетий сложилось несколько точек зрения на реальность существования личности Моисея, у каждой из которой есть свои последователи.

Советское официальное религиоведение на протяжении десятилетий своего существования твердо придерживалось мысли о том, что фигура Моисея была изначально вымышленной; сам его образ – не более, чем продукт народного творчества, такой же, как, скажем герои русских народных сказок Иван-царевич, Кощей Бессмертный или Марья Моревна. Утверждая, что нет никаких исторических доказательств факта исхода евреев из Египта, их блуждания по пустыне, да и войны, которую они вели за Ханаан, советские ученые видели в самом Пятикнижии не более, чем сборник произведений еврейского фольклора, записанный еврейскими жрецами. Параллельно с рассказыванием еврейских народных сказок эти жрецы предприняли попытку кодификациии ряда законов, призванных утвердить в народном сознании мысль о древности и незыблемости того общественного строя, который сложился на территории древнего еврейского государства к началу 7 в. до н. э.

«Миф об исходе евреев из Египта, играющий столь большую роль и в древнееврейском богословии, и в пророческих проповедях, и в мессианских чаяниях, и в современной пропаганде религиозно-националистических идей иудаизма… противоречит исторической действительности, несовместим с ней»^[2], – писал убежденный сторонник такой точки зрения А.Б. Ранович. И затем, после нескольких пассажей, подводил читателя к своему заключительному, однозначному выводу:

«Таким образом, биография Моисея состоит сплошь из сказочных чудес; организованный им исход из Египта оказывается фикцией, а законодательство «на Синае» – позднейшей кодификацией норм обычного, религиозного и уголовного права раной древности, для которой имелись готовые юридические образцы и где личность «законодателя» ни в какой степени не отражается.

Что же остается от личности Моисея? Ровно ничего. Он остается лишь мифическим родоначальником легендарного «колена» жрецов-левитов, освящавших его авторитетом свои привилегии; он – герой того же типа, что и мифический учредитель элевсинских мистерий Евмолп или первопредок жрецов Афродиты на о. Пафосе Кинир…»^[3]

Однако проблема заключалась в том, что меньше всего образ Моисея, встающий со страниц Библии, подходил под определение лубочного, сказочного героя и уж тем более вождя из народного эпоса.

Мифический вождь, ведущий свой народ от победы к победе, по определению не может страдать косноязычием – а Моисей был либо косноязычен, либо заикой, о чем прямо говорится в Библии. Мифический вождь не может отказываться от поручаемой ему Свыше миссии, а Моисей поначалу делает все, чтобы от нее отвертеться. Власть мифического вождя неоспорима, подчинение ему народа и вера в него – абсолютны; ведь без этого попросту не может быть легенды! А авторитет Моисея то и дело подвергают сомнению, ему постоянно предъявляют какие-то претензии – то самая распоследняя чернь, то находящиеся с ним в родстве представители еврейской аристократии, а то вообще родные брат и сестра! Да и сам он то гневается, то сомневается, то впадает в отчаяние…

В результате образ этот оказывается слишком живым, слишком противоречивым, слишком реальным, чтобы быть придуманным. Вдобавок ко всему все новые и новые археологические и исторические открытия подтверждали, что исход евреев из Египта на каком-то этапе истории этой страны и в самом деле имел место. Постепенно становился все более ясным и тот маршрут, по которому двигались ведомые Моисеем израильтяне в пустыне; были найдены останки завоеванных ими ханаанских городов. Да и географы, ботаники, зоологи и представители других наук шаг за шагом подтверждали точность описания Библией особенностей жизни в Синайской пустыне.

Все это невольно наводило серьезных исследователей на мысль об историчности, реальности фигуры Моисея. Правда, и сторонники этой точки зрения разделились на две научные школы.

Представители первой, признавая, что в основу рассказа об исходе положены действительно имевшие место события, все же настаивают на том, что у Моисея, возможно, был некий реальный прототип, но не более того. На самом деле, по их мнению, речь идет о неком собирательном образе, вобравшем в себя черты сразу нескольких еврейских вождей, живших и действовавших в разное время. Ну и, разумеется, вдобавок ко всему народная фантазия, а вслед за ней и те, кто составлял книги Пятикнижия спустя несколько столетий после Исхода, приукрасили этот образ, приписав ему множество чудес и деяний, которых он не совершал.

Однако существует и другая научная школа, адепты которой убеждены в том, что Моисей является абсолютно реальной исторической фигурой, вождем еврейского народа, жившим в ту самую эпоху, которая описывается в Пятикнижии. Они не отрицают, что часть страниц Пятикнижия, возможно, содержит в себе элементы народной фантазии и гиперболы, но в целом все, что описано в ней, соответствует исторической правде.

При этом данный базисный вывод этой школы основывается, как говорят ее адепты, на самой исторической логике. Вот как обосновывал эту мысль русский философ А. Волин:

«Как могло произойти, что в языческом, политеистическом мире появился народ с совершенно другой, резко отличной религией? Традиционный ответ гласит: Израиль – это тот народ, которого избрал Бог, чтобы он был или стал Его народом. Я бы сказал иначе: Израиль – это тот народ, который избрал Бога как основу и смысл своего существования как народа и существования каждого его члена как индивида. В этом выборе сыграли свою роль и географические, и исторические, и климатические, и биолого-генетические условия. Но все это не могло иметь решающего значения. Условия эти не слишком отличались от тех условий, в которых находились другие народы этого района, у каждого из которых был свой племенной бог. Да и по своей психологии и складу ума израильтяне библейских времен в массе, наверно, ничем или почти ничем не отличались от соседних и родственных им моавитян, аммонитян, аморитян и даже филистимлян.

Остается лишь одно объяснение: появление религиозного гения с новым представлением о божестве, создавшего новое религиозное учение и внушившего (или пытавшегося внушить) его своему народу…»^[4]

Эту же мысль – но в куда более расширенном виде – проводит и Пол Джонсон в своей «Популярной истории евреев».

«Этому выдающемуся событию (исходу из Египта – П.Л.) соответствовала и выдающаяся личность, возглавившая восстание израильтян, – пишет Джонсон. – Моисей был ключевой фигурой в еврейской истории, осью, вокруг которой все вращалось. Если Авраам был праотцем нации, то Моисей был созидательной силой, формировавшей ее; именно под его руководством и благодаря ему они окончательно выделились в качестве народа, у которого имеется будущее. Моисей, подобно Иосифу, был образцом еврея, но совершенно другого типа и намного более грандиозной фигурой. Он пророк и вождь, человек решительного действия и необычной внешности; способный на страшный гнев и безжалостную решимость; но кроме того, он человек в высшей степени духовный, склонный к общению с Богом где-нибудь на природе, а также видениям, прозрениям и озарениям. Однако меньше всего его можно было бы назвать отшельником-анахоретом; скорее, он олицетворял собой активную духовную силу, ненавидел несправедливость, горячо стремился осуществить свою утопию. Это был не только посредник между Богом и людьми, но и человек, старавшийся обратить свой высший идеализм в в практические государственные труды, а благородные идеи – в повседневные дела…

Он брал обычные идеи, которые бездумно принимались на веру бесчисленными поколениями, и превращал их в нечто новое, что последовательно и радикально преобразовало мир так, что возврата к старому уже не было. Он подтверждает факт, который всегда признавали великие историки и который сводился к следующему: человечество совсем необязательно движется вперед маленькими шажками; иногда оно делает огромный прыжок, побуждаемое энергией отдельной, но выдающейся личности. Вот почему утверждение Вельгаузена и его школы^[5], что Моисей есть продукт позднейшего творчества, а свод его заповедей – изобретение великих жрецов после Изгнания во второй половине первого тысячелетия до н. э. (точка зрения, которой придерживаются некоторые историки) есть не что иное, как скептицизм, доведенный до фанатизма и насилие над летописью человечества. Выдумать Моисея – задача непосильная для человеческого ума; мощь его личности буквально насыщает страницы библейского повествования…»^[6]

Но, пожалуй, самое парадоксальное заключается в том, что даже если бы Моисей и в самом деле никогда бы не существовал, о нем все равно были бы написаны сотни и сотни книг – религиозных и философских сочинений, исторических исследований, романов, пьес, поэм. Потому что уже неважно, жил он на самом деле или нет – сама его фигура превратилась в архетип подлинно великого пророка и вождя, истинного духовного, политического и военного лидера нации, на ошибках и достижениях которого стоит поучиться каждому новому поколению лидеров любого народа. И, одновременно, всем народам стоит время от времени применять к своим лидерам «критерии Моисея», чтобы понять, насколько те соответствуют своей роли.

* * *

Эта книга о Моисее представляет собой первую попытку воссоздать историю его жизни не на основе какой-то одной теории или гипотезы, а сведя воедино самые разные версии, взгляды, воззрения на биографию Моисея и события Исхода, которые были выдвинуты как богословами, так и учеными на протяжении последних столетий.

Разумеется, в числе тех источников, которые использовал автор, в первую очередь значатся еврейские – ведь именно они, в конце концов, и являются основой всех наших знаний о жизни Моисея, а все последующие труды ставят своей целью либо подтвердить, либо опровергнуть их подлинность. При этом автору было крайне важно использовать не только относительно известный широкому читателю текст Торы, то есть Пятикнижия Моисеева, но и Талмуд^[7], мидраши^[8] и другие уже куда менее знакомые широкому русскому читателю древнееврейские тексты, содержащие в себе те или иные, подчас кажущиеся абсолютно реальными, а подчас и откровенно фантастические подробности жизни величайшего из пророков древности.

В немалой степени он опирался также и на текст «Иудейских древностей» Иосифа Флавия – ведь принадлежа к касте священников-коэнов, потомков брата Моисея первосвященника Аарона, Флавий в этом своем сочинении щедро делится преданиями, которые на протяжении более, чем тысячелетия передавались из уст в уста исключительно внутри этого сословия еврейского общества.

Наконец, в корпусе используемых автором еврейских источников значатся и многочисленные комментарии на Пятикнижие, составленные в разные эпохи различными выдающимися еврейскими теологами и философами.

Немалую помощь в написании этой книги автору оказали и работы христианских богословов, прежде всего, разумеется, о. Александра Меня, но также и проф. С.С. Глаголева, иерея Н. Кима и др.

Представляемая во всех вышеназванных источниках, условно называемая религиозная версия биографии Моисея на протяжении всей книги «сталкивается лбом» с попыткой опять-таки условно называемого «научного взгляда» на эту биографию, изложенную в работах самых различных авторов. Читатель найдет в ней ссылки и на широко известные научно-популярные книги З. Косидовского и В. Келлера; на явно продиктованные занимаемой ими идеологической позицией работы известных советских религиоведов 20-80-х годов XX века; а также на авторитетных религиоведов Запада и США. В книге приводятся и теории, относящиеся большинством научных авторитетов к категории спорных – например, теория И. Великовского о том, что события исхода евреев из Египта разворачивались на фоне столкновения Земли с кометой, повлекшей за собой определенные природные явления по всей планете.

Единственной теорией, которая была проигнорирована автором данной книги – это совершенно спекулятивная, на его взгляд, так называемая «уфологическая теория», утверждающей, что гора Синай была местом посадки корабля представителей высокоразвитой цивилизации, которые и сообщили Моисею Десять заповедей, а затем всячески опекали странствующих по пустыне евреев.