Увы, порох им пришлось понюхать в самом буквальном смысле этого слова. Первое же задание оказалось проваленным: не успели бойцы отдельного 101-ого отряда войти в Абу-Лахия, как были замечены ее ночным сторожем, который, разумеется, немедленно открыл по ним огонь из винтовки, подняв на ноги всю деревню, а затем и пограничников. Пули свистели над головами ребят Арика на протяжении всего их весьма поспешного отступления. Домой отряд, к счастью, вернулся без потерь, но в крайне подавленном настроении – получалось, что, несмотря на все тренировки, им не удалось пройти под носом у самого обыкновенного сторожа! А что было бы, если бы деревню патрулировали иорданские легионеры?!

Однако Арик отнюдь не потерял после этой операции присущего ему оптимизма. Расспросив каждого из участников этой первой операции отряда по отдельности, он самым внимательным образом проанализировал причины, приведшие к обнаружению отряда, и внес в соответствии со сделанными выводами изменения в режим тренировок, еще больше ужесточив их.

В сентябре 1953 года 101-ый отряд получил, наконец, первое задание командования: выбить на территорию Египта бедуинские племена, которые проникали в Израиль с Синая и захватывали под свои пастбища и передвижные поселки землю в пустыне Негев. Для выполнения этого задания Арик взял с собой 16 человек, посадил их на джипы и двинулся в сторону Негева.

На следующую ночь отряд Арика ворвался в лагерь бедуинского племени Узма и начал безостановочно палить в воздух. Испуганные бедуины, выскочив из своих палаток, бросились бежать во все стороны. Еще спустя несколько минут лежащая над пустыней ночь осветилась десятками костров – после того, как его парни собрали брошенное бедуинами оружие, Арик велел поджечь их палатки.

К утру бедуины пришли в себя, и несколько десятков вооруженных мужчин из обретавшихся в Негеве различных бедуинских племен, горя жаждой мести, напали на расположившихся посреди пустыни полтора десятка бойцов 101-ого отряда. Завязалась ожесточенная перестрелка, в ходе которой Арик убедился, что не зря потратил последние недели на тренировки по стрельбе на поражение противника в любых условиях. Понеся немалые потери, бедуины отступили, но только для того, чтобы вскоре начать новую атаку. Так – в непрерывных перестрелках – прошло несколько дней, пока, наконец, вожди бедуинов не поняли, что борьба с этими ни весть откуда взявшимися в пустыне евреями слишком дорого обходится их кланам, и приняли решение отойти вглубь Синайской пустыни. Отряд Арика опять не понес ни одной потери, но возвращался домой со смешанными чувствами: если одни откровенно ликовали по поводу победы и успешного выполнения первого задания командования, то другие предпочитали угрюмо молчать на сидениях джипов.

Общее мнение недовольных выразил на привале Меир Хар-Цион.

– И что?! – спросил он. – Это и есть то, что ты, Арик, называл "настоящим делом"? С кем мы воевали?! С арабскими солдатами?! С террористами?! Вся вина этих людей заключалась в том, что они незаконно пересекли границу. Так они это делают испокон веков – бедуины, как известно, кочуют по пустыне и никаких границ не признают! Во всяком случае, они никого не убили и не собирались никого убивать, пока мы их не тронули… Так зачем все это было нужно?! Почему мы должны были пролить их кровь?!

– Это было нужно хотя бы для того, чтобы арабы усвоили, что Израиль – это не проходной двор, а суверенное государство, которое никому не позволит просто так шастать через свою границу! – отчеканил майор Шейнерман. – Сегодня через нее, никого не спрашивая, переходят бедуины, а завтра перейдут террористы. Да и потом, кто сказал, что бедуины не могут быть террористами?!

Придет время – и Меиру Хар-Циону на собственном горьком опыте придется убедиться в правоте Арика. Но это будет после, а пока Моше Даян, не дожидаясь возвращения отряда на базу, сам приехал в Негев, чтобы поздравить Арика и его солдат с блестящим выполнением первого задания.

Воодушевленный этим успехом, Арик начал тут же готовить следующую операцию. По его мнению, на этот раз целью его отряда должен был стать лагерь беженцев Аль-Буридж в секторе Газа. Цель, само собой, была выбрана не случайно: в Аль-Буридже располагался центральный штаб фидаинов – состоящих, в основном, из палестинских арабов банд диверсантов, которые то и дело переходили границу и нападали на израильские населенные пункты.

По замыслу Арика, на этот раз отряд должен был действовать, разбившись на три группы. Первая из них ворвется на центральную улицу лагеря и обстреляет несколько кафе, в которых любят собираться террористы. После этого в лагере беженцев должна начаться паника, которая и позволит другой группе беспрепятственно взорвать Центральный штаб фидаинов. Еще одна группа, в свою очередь, должна будет прикрыть первую, когда та начнет отступать.

Вечером Арик ознакомил со своим планом весь личный состав подразделения, и на этот раз с его резкой критикой выступил Шмуэль Нисим (Фалах), совмещавший службу в отряде с учебой на юрфаке университета.

– Я категорически против этой аморальной авантюры, – заявил Фалах. – Следует помнить, что в лагере беженцев живут не только террористы, но и обычные, ни в чем не повинные арабы. И в кафе, между прочим, сидят тоже не только террористы, но и те, кто никакого отношения к террору не имеет. Значит, нет никакой гарантии, что когда мы откроем огонь по кафе, мы попадем только в террористов. Извини, Арик, но это все равно, что выйти сейчас на улицу любого нашего города и начать стрелять по прохожим – а вдруг среди них тоже есть тайные арабские террористы!

– Если тебе не нравится план, значит, ты не будешь участвовать в этой операции! – отрезал Арик. – Но план остается в силе. Все свободны.

Следует отметить, что к этому времени бойцы 101-ого отряда уже успели познакомиться как с положительными, так и с отрицательными сторонами личности своего командира.

"Как командир, – вспоминает в своих мемуарах Ицхак-Кача Каханер, – он обладал способностью сохранять хладнокровие в любой, самой критической ситуации, в минуты, когда и его жизнь, и жизнь всех остальных, казалось, висела на волоске. Это не значит, что для принятия правильных решений ему непременно нужно было оказаться на волосок от гибели (бывают и такие командиры). Нет, он умел рассуждать здраво в любых условиях, но в те минуты, когда становилось особенно горячо и многие готовы были впасть в панику, мы группировались вокруг Арика, который умел даже под шквальным огнем противника сохранить присутствие духа и действовать так же спокойно, слово он находится не на поле боя, а сидит за чашкой кофе в кафе. Он никогда не требовал от нас сделать то, чего он сам не мог сделать. Он всегда был впереди нас. Короче, он был прирожденным лидером. Лидер, на мой взгляд, – это тот человек, который может убедить тебя, что то, чего он хочет, на самом деле хочешь и ты. Арик был просто непревзойденным мастером такого убеждения".

Но Шмуэль-Фалах Нисим вспоминает и другого Арика – вспыльчивого, способного во гневе больно ранить человека, порой откровенно заносчивого и высокомерного, с явными замашками диктатора.

"Иногда Арик орал на нас, – вспоминает Фалах. – Он был перфекционист и, если кто-то допускал ошибку или просто оказывался не в состоянии выполнить порученное ему задание, Арик мог "добить" его своими насмешками и оскорблениями, мог унизить в гневе перед всеми. Часто сам его гнев был на самом деле только игрой на публику – это только внешне казалось, что он вот-вот взорвется от возмущения; внутри же он чаще всего сохранял абсолютное спокойствие. На следующий же день после такой вспышки Арик "отходил", и мог расточать тому же самому бойцу, которого обидел, лестные комплименты, перебрасываться с ним шуточками, вести себя с ним, как с лучшим другом – так, как будто между ними ничего не произошло. В конечном счете его прощали, так как все понимали, что главная его цель – сделать из нас настоящих бойцов… Если в генштабе забраковывали какую-то очередную его идею или отказывались дать разрешение на проведение подготовленной им операции, он возвращался на базу мрачнее тучи и называл некоторых из офицеров генштаба "ничтожествами" и "жалкими, никчемными людишками"…"

Но главная претензия Фалаха к своему командиру заключалась в другом.

"Он действительно обладал необычайной смелостью, – рассказывает Фалах дальше. – Несмотря на свой избыточный вес, он двигался с потрясающей ловкостью. Но многие из нас и в глаза, и за спиной не раз критиковали Арика. Очень скоро мы почувствовали, что Арика куда больше интересуют результаты операции, чем количество потерь со второй стороны, в том числе, когда речь шла о мирном населении. Далеко не все были согласны с таким его подходом и по этому поводу у нас часто вспыхивали споры…"

Так что та стычка между майором Шейнерманом и его солдатом Шмуэлем Нисимом была первой, но далеко не последней. Оставив свой план по проведению операции в Аль-Буридж в силе, Арик начал спешно готовить отобранных для участия в ней бойцов и уже на следующий вечер они выехали на джипах в Негев, а оттуда пешком, мимо египетских патрулей, вошли в сектор Газа. Однако на входе в Аль-Буридж первая группа столкнулась с двумя вооруженными охранниками лагеря. Меир Хар-Цион сумел оглушить ударом одного из них, но второй успел убежать внутрь лагеря. Естественно, он поднял на ноги всех его жителей, и, прежде всего, фидаинов, мгновенно возжелавших захватить в плен незваных гостей. И когда первая группа бойцов 101-ого отряда вышла на центральную улицу лагеря Аль-Буридж, она немедленно оказалась окруженной со всех сторон разъяренной вооруженной толпой, жаждущей крови.

По всей видимости, арабы не сомневались, что смогут взять этих евреев голыми руками, и в этом-то и заключалась их роковая ошибка. Они видели перед собой лишь четверых израильских солдат, противостоящих сотням вооруженных мужчин, не подозревая, что каждый из этих солдат стоит целого отделения, а то и взвода, не зная, какой огромный ресурс выживания вложил в них Арик Шейнерман. На центральной улице закипел жаркий бой, в который вскоре включилась обогнувшая лагерь беженцев с другой стороны вторая группа. Когда арабы увидели, с какой нечеловеческой яростью, сея вокруг себя смерть, сражается эта четверка израильских солдат, они невольно подались назад, а поняв, что по ним стреляют и сзади, решили, что в лагере началась широкомасштабная операция ЦАХАЛа и стали в страхе разбегаться кто куда. Это позволило третьей группе, как и предполагал Арик, беспрепятственно взорвать центральный штаб фидаинов. Кстати, единственный раненный в ходе этой операции солдат ЦАХАЛа оказался именно в этой группе – из-за неправильного обращения со взрывчаткой.

На следующий день стало известно, что потери с палестинской стороны в результате развернувшегося в Аль-Буридже боя составили 20 убитых и 20 тяжело раненных. В генштабе эти потери были расценены как чрезмерные.

– Мы воюем с террористами, а не с мирными жителями, и вы, черт возьми, солдаты ЦАХАЛа, а не наемные убийцы! – бушевал в своем кабинете начальник генштаба Мордехай Маклеф, пока Арик стоял перед ним навытяжку и, как казалось, внимательно и проникновенно, выслушивал сыпящиеся на него упреки. На самом деле слова генерала пролетали мимо его ушей: майор Ариэль Шейнерман был убежден, что главное заключается в том, что его 101-ый отряд доказал, что способен наносить эффективные удары по гнездам террора. И когда через неделю он услышал о том, что, по данным армейской разведки, после операции в Аль-Буридже фидаины заметно поутихли, Арик довольно улыбнулся. Цель была достигнута – и это для него было главное. Что касается цены, то она его, похоже, вполне устраивала.

* * *

В ночь с 12 на 13 октября 1953 года банда террористов ворвалась в прилегающий к Тель-Авиву с востока городок Йегуд и забросала гранатами один из его домов. В результате этого теракта в своей кровати была убита Сюзан Каниас и двое ее детей – трехлетняя Шушана и полуторагодовалый Реувен. Злодейское убийство матери и детей потрясло страну, Израиль жаждал мести и правительство понимало, что этот теракт не может остаться без ответа.

Утром премьер-министр Бен-Гурион собрал экстренное заседание правительства, на которое было приглашено все командование генштаба и ряд боевых офицеров, включая майора Шейнермана.

Начальник военной разведки Моше Даян сделал доклад, в котором сообщил, что все террористы, как утановила разведка, являются жителями деревни Кибия, и добавил, что, с его точки зрения, реакция Израиля на теракт в Иегуде должна быть как можно более устрашающей: ЦАХАЛ должен войти в Кибию и разрушить там не менее 50 домов, не тронув, разумеется, ее мирных жителей во избежание международного скандала.

За столом начался спор о том, какое из подразделений может взять на себя эту задачу, и вскоре выяснилось, что, по мнению всех участвующих в заседаний командиров дивизий, на разработку и подготовку столь широкомасштабной операции требуется хотя бы неделя, а между тем Бен-Гурион настаивал на том, чтобы она была проведена как можно быстрее, в самые ближайшие дни.

Арик, будучи самым младшим по званию среди остальных участников этого совещания, терпеливо ждал, пока они выговорятся, одновременно наслаждаясь предчувствием своего звездного часа.

Наконец, ему предоставили слово, и майор Шейнерман, не спеша, подошел к висевшей на стене карте.

Для начала он напомнил о том, что именно для проведения таких операций и было создано его 101-е подразделение. А потому его подразделению не нужно ни недели, ни даже нескольких дней для подготовки – его бойцы всегда находятся в боевой готовности. Что касается плана операции, то…

Арик продолжил говорить, водя указкой по карте, изображавшей местность, которую он знал, как свои пять пальцев еще со времени службы начальником разведки Центрального округа. Это позволило ему без особого труда обозначить маршрут, по которому можно было проникнуть на территорию Иордании для осуществления операции возмездия, обойдя явно готовящихся к израильской атаке иорданских пограничников. Конечно, такую большую деревню, как Кибия, силами только 101-ого отряда не взять, да и взорвать такое количество домов не так просто, добавил Арик, но ему хватит и подкрепления в виде двух взводов бригады десантников: 101-ый отряд войдет в Кибию с одной стороны, десантники – с другой, после чего жителям Кибии будет предложено покинуть свои дома, и те будут взорваны. 500 килограммов взрывчатки будет вполне достаточно…

– Ну, вот, – сказал довольный Бен-Гурион. – А вы все говорили: невозможно, невозможно!

Вечером 14 октября сводный отряд ЦАХАЛа в составе 20 бойцов 101-ого подразделения и двух десантных взводов под командованием Ариэля Шейнермана пересек границу и направился в сторону Кибии. Если не считать того, что Арик по дороге время от времени ворчал, выражая недовольство уровнем подготовки десантников, операция прошла по плану. Войдя в деревню с двух сторон, израильские солдаты быстро подавили огонь находившихся в ней иорданских легионеров, а обитатели Кибии покинули свои дома сами, поняв, что евреи пришли мстить за недавний теракт.

Взорвав 42 дома, сводное подразделение ЦАХАЛа благополучно вернулось на родную землю. Ариэль Шейнерман доложил Моше Даяну об успешном исходе операции, на вопрос о потерях сообщил, что в ходе боя было убито 12 иорданских солдат, а с израильской стороны обошлось вообще без потерь, после чего Даян с чувством пожал Арику руку, назвал молодцом и отпустил домой отсыпаться.

Счастливый Арик поспешил выполнять приказ. Дома он впервые за много дней обнял жену и… вскоре заснул, как пишут в таких случаях в сказках, богатырским сном.

Спал он долго – ровно сутки, а, проснувшись, потянулся рукой к Маргалит, но вместо нее наткнулся на лежащий рядом с ним ворох газет. Открыв глаза, Арик бросил беглый взгляд на газеты и… обомлел.

"69 убитых мирных жителей в деревне Кибия! Большинство жертв – женщины, старики и дети! Мир обвиняет Израиль в кровавой резне в арабской деревне! ООН взвешивает вопрос о введении санкций против Израиля!" – кричали заголовки на первых полосах.

Арик понял, что это – конец. Конец 101-ому отдельному отряду, его военной карьере, конец всему – никто никогда не простит ему тех последствий, которые он навлек на страну. Но самое главное заключалось в том, что он не мог понять, как такое могло произойти: ведь Кибия была пуста, она выглядела как совершенно мертвая деревня – он видел это собственными глазами! Затем он сам обошел большую часть всех намеченных к взрыву домов, ходил по их комнатам, окликал людей – и никто на этот его зов не отозвался. Лишь в одном доме он нашел маленькую девочку и вынес ее на руках на улицу, чтобы она не пострадала при взрыве…

Это был конец. Конец всему.

Рывком поднявшись с постели, Арик оделся и поехал в генштаб.

– Ты можешь делать со мной все, что ты хочешь, но, клянусь тебе, я не знаю, как это получилось! – сказал он, входя в кабинет Моше Даяна.

– Зато мы уже знаем, – криво усмехнулся Даян. – Арабы никуда не ушли. Вернее, часть ушла, а наименее мобильная часть – старики, женщины и дети – осталась…

– Этого не может быть – я лично проверял все дома! – возразил Арик.

– К сожалению, это было. Они решили остаться и попрятались в подвалах домов в надежде пересидеть там до тех пор, пока вы уйдете. И погибли под обломками… Ты действительно мог ничего не знать о тех, кто засел в подвалах. Но кого это сейчас волнует?!

– И что теперь будет со мной и с моими ребятами?

– Увы, это решаю уже не я. Вот, – Даян кивнул на лежащий перед ним лист бумаги, – сегодня утром мне сообщили, что 19 октября Старик хочет говорить с тобой лично. От него ты все и узнаешь.

Утром 19 октября 1953 года Ариэль Шарон услышал по радио официальное заявление Бен-Гуриона по поводу событий в Кибие.

"Проведя тщательное расследование, – говорил Бен-Гурион, – мы выяснили, что ни одно подраздление ЦАХАЛа, включая самое маленькое, не принимало участия в атаке на Кибию. Вместе с тем мы не исключаем, что эта акция, обернувшаяся столь трагическими последствиями, была совершена жителями каких-либо еврейских населенных пунктов, пострадавших от арабского террора или беженцев из арабских стран…"

Старик лгал и знал, что лжет! Арик и сам считал, что порой, во имя высших целей, ложь необходима и вполне уместна, но эту ложь из уст Бен-Гуриона он воспринял как предательство. Слова премьера о "самом маленьком подразделении ЦАХАЛа" могли означать только одно: тот уже принял решение о роспуске 101-ого отряда, чтобы никто не смог никогда докопаться до правды.

С тяжелым чувством майор Шейнерман вошел спустя несколько часов в кабинет премьер-министра.

Но первый вопрос Бен-Гуриона ошеломил его: оказывается, ненавидевшего своих политических противников смертельной ненавистью Старика больше всего волновало, нет ли среди бойцов его отряда сторонников оппозиционных режиму партий и бывших членов организаций ЭЦЕЛ и ЛЕХИ?

– Они вполне могли устроить за твоей спиной резню в Кибие! – пояснил премьер свой вопрос. – Кого-кого, а этих гадов я знаю лучше, чем кто бы то ни было.

Когда Арик ответил, что все бойцы его подразделения являются выходцами из кибуцев, поддерживающих правящую социалистическую партию МАПАЙ, Бен-Гурион успокоился, и разговор потек в ином русле.

Он внимательно выслушал рассказ Арика о том, какой мертвой выглядела Кибия накануне взрывов, как Арик сам обходил дома, как вынес из одного из них девочку, и вдруг заметил:

– В конце концов, все к лучшему! Не важно, что скажут о происшедшем в Европе, а важно то, как его оценят здесь, у нас, на Ближнем Востоке. А, судя по всему, после Кибии арабы не на шутку напуганы. Они поняли, что мы можем на равных говорить с ними на их языке – языке силы, и меня это устраивает.

Уже завершая длившуюся больше часа беседу, Бен-Гурион, которому все больше и больше нравился этот молодой майор, спросил:

– А почему ты до сих пор не сменил фамилию? Ну что это за галутное тряпье – "Шейнерман"?! Ты ведь – сабра¹⁹, уроженец этой земли, новый еврей, а не живущий где-то в Европе и говорящий на идише хлюпик! Нет уж, давай мы тебе придумаем какое-нибудь новое, настоящее еврейское имя! Что такое "Шейнерман" на идиш?! "Красивый человек", верно? Так ты будешь у нас Шароном! Шарон – это почти то же, что Шейнерман, только на иврите. И к тому же ты ведь родился в Шароне.

Так 19 октября 1953 года произошли сразу два важных события.

Во-первых, у Арика появился новый друг и покровитель, занимавший в тот момент высший пост в стране.

Во-вторых, в тот день перестал существовать Арик Шейнерман и вместо него у Израиля появился Ариэль Шарон.

Хотя до своих последних дней он просил называть его просто Ариком.