– Это типа поговорки «горе не беда». Типа не беда, а даже как бы наоборот. Не беда. Горе. Да.

Тут Шурик увидел подтаскиваемый ему под бок долгожданный котел:

– Что у нас на жидкое?

Это была каша. Какая это была каша! Дома я нос воротил, считал несъедобной. Любую. Как же я ошибался!

Ели прямо из котла. Деревянными ложками. В две смены. Мы, четверо пришлых плюс Гордей, затем, оттащив котел от раненого, бойники.

– А мяса здесь не водится? – Быстро насытившийся Малик поводил ложкой в котле, разыскивая что-нибудь более основательное.

– И я бы не отказался, – мечтательно закатил глаза Шурик.

Перед его мысленным взором материализовался, шкворча и брызгая одуряющим ароматом, роскошный шашлычок. Даже я увидел. Мало того, я ощутил запах, вкус и игру солнечных бликов на живущих одним мигом сгорающих капельках жира.

Бойники, к тому времени достаточно доброжелательно относившиеся ко всем нам, отшатнулись.

– Мяса?!

– Одно слово – черти, – презрительно и безысходно махнул рукой Гордей. Потом он глянул на солнце. – Наша задача – дойти до башни без ночевки. Запас времени пока есть, но лучше поторопиться.

Зашаркали обиваемые от налипшей грязи ноги кого-то из бойников – он отправился к злополучному дереву с вещами и флагами. Через минуту второй флаг был спущен, отныне над лесом гордо реял один первоначальный.

Остальные бойники тоже поднялись. Они восстановили набор первой необходимости для снизошедших ангелов, остатки провианта и котел уложили в мешки, в другие упаковали добычу в виде шкур – не пропадать же добру. Бойники взвалили поклажу за плечи, и колонна двинулась сквозь лес.

Четверо несли Шурика, еще один приглядывал за Маликом, который при всем желании ничего не сделал бы со связанными руками. Конец длинной веревки охранник намотал себе на руку. Еще один плелся позади меня и Томы. Двое шли сбоку по сторонам, следя за окрестностями. Царевич то вырывался вперед, то отставал, то грациозно гарцевал рядом с нами.

– Сверху! Сюда!

Крик издал бойник левой стороны. Как он разглядел что-то в непробиваемой листве чащи, осталось неизвестным. Наверное, жизнь заставила. Точнее, навязчивое нежелание умереть.

Если бы сверху была опасность, команда, я уверен, последовала бы другая. Дерево, куда указывал сигнальщик, окружили. Три бойника разошлись спиралями, прочесывая округу, остальные заняли круговую оборону.

Больше никого не обнаружили.

– Спускайтесь! – громко объявил Гордей в густую листву.

Их было двое. Парочка в нежном возрасте, но однозначно старше меня и Томы. Сначала они сбросили нехитрое имущество – две холщовые котомки, затем спрыгнули сами. Оба в самопальных кожаных сандалиях, девушка – в штанах и жилетке из типичной для здешних мест серой дерюги, парень – в балахоне до колен. Я даже сказал бы, что в сарафане, если бы он не был парнем. Оба – светловолосые, светлокожие и какие-то светящиеся изнутри. Так показалось. Наверное, потому, как они бережно относились друг к другу и как смотрели влюбленными глазами. Со страхом, практически с ужасом от того, что их заметили, и притом – с любовью. Которая выше страха и прочего. Они мне понравились.

Их заключили в кольцо из копий, один из бойников вырвал у них из рук котомки и грубо выпотрошил. Внутри оказались продукты и дырявое покрывало. Одновременно парня опрокинули наземь, лицом в землю, сарафан сорвали. Вспомнилось: у древних греков такой мешок без рукавов с отверстиями для рук и головы назывался туникой. Вот и здесь без той простейшей конструкции не обошлось. Где «здесь»? Хороший вопрос. Правильный вопрос. Просто чудесный. Полжизни отдам за ответ.

Нет, столько не отдам. Еще чего, полжизнями разбрасываться. Но что-то отдал бы наверняка. Жаль, что ничего нет, кроме чужого ножика. Ау, люди, кому ножик за раскрытие мировых тайн? Хороший ножик!

Девушка отстранилась от едва не осуществленной «услуги» бойника, она сама приспустила рубаху чуть ниже плеч и отвернулась.

Оба загривка украшали татуировки: три дерева. Бойник, осмотревший их вблизи, согласно склонил голову.

– Наши.

Все оглянулись на царевича.

– Знаете закон? – осведомился он высокомерно, всем видом выражая недовольство разговором с низшими.

Девушка кивнула:

– Крепостные не могут самостоятельно покидать землю, не перейдя в иное сословие.

– Наказание?

– Смерть.

Гордей задумчиво спросил:

– Причина настолько серьезна?

– Его, – девушка указала на парня, – захотела взять в мужья войница Клавдия. Назначили помолвку. А мы любим друг друга!

– Клавдия – хорошая войница, – проговорил царевич, вышагивая по полянке.

Окованные металлом ноги совершали пять шагов в одну сторону, там замирали, потом Гордей медленно разворачивался и столь же не торопясь шел обратно. После четырех томительных циклов, когда общие нервы звенели и потрескивали от напряжения, последовало продолжение:

– Клавдия – завидная партия. Ее внимание нужно заслужить. В мужья – вообще дорогого стоит. Вы сделали неправильный выбор. Назовитесь.

– Ива, – сообщила девушка. – И Хлыст.

Оба несчастных не смели поднять глаз. Отвечали они, буровя взглядом сандалии, достойные скорее помойки, чем живых людей. Впрочем, говорила пока только девушка.

– Закон надо исполнять. – Указательный палец царевича выбрал двоих солдат. – Вы, на счет три. Один, два…

– Стойте! – завопила Тома.

По ее щекам текли слезы.

К сожалению, добавить ей было нечего – сила и местный закон на чужой стороне.

– Почему? – едко отозвался царевич.

Здесь он в своем праве. Ему осталось лишь посмеяться над нашими потугами на милосердие и справедливость, как мы их понимали.

– Неужели проблему нельзя решить по-другому? – я тоже решил попытать счастья. – Хорошие работники не нужны?

– Закон. Двое преступников по твоей милости до сих пор живы, других не будет.

– Тогда мы отказываемся от вашего гостеприимства. Приятно было познакомиться, до свидания. Мы уходим.

Я взял Тому за руку, и мы вполне серьезно зашагали себе в неизвестность. Лес – большой, редкий, чего не идти докуда дойдем…

– Стойте! – раздалось вслед.

Трюк сработал. Мы остановились.

Чем обрадуют?

– При согласии оставить двух новых преступников в живых, – сказал Гордей, – вы со своей стороны поклянетесь спокойно, без новых заскоков и накладок, проследовать в башню?

Да чем угодно!

– Клянусь!

– Пусть она тоже скажет, – показал он на Тому.

– Клянусь! – заверила та.

– Хорошо, – расплылся царевич в улыбке и воздел руки. – Во исполнение своей части договора я оставляю Иву и Хлыста в живых. Пусть чистоту моих помыслов видит Алла-сокрушительница, справедливая и суровая, да простит Она нас и примет. Клятвы царевича достаточно?

Возвышенное обращение по вертикали в финале сменилось на горизонталь, окружавшую Гордея в нашем лице.

– Да.

– Отлично. – Он повернулся к бойникам. – Связать и оставить. Поторопитесь, мы спешим.

– Они не проживут и суток, – неожиданно подал голос один из копейщиков.

Гордей одарил его взглядом, заставившим споткнуться. Кажется, по возвращении у бойника будут проблемы.

– Царевич свое слово держит? Исполнять.

Точка поставлена. Я обреченно глянул на Малика. Тот в меру возможности развел руками. За наши жизни он рискнул бы побороться хоть с дьяволом, но рисковать всем за чужие? Тома снова хлюпнула носом.

Бойники размотали веревку, обреченных толкнули друг к другу – как последнее утешение, ведь иных указаний не было. Связанную в последнем объятии парочку положили на траву. Каждый знал: не пройдет и дня, если не часа, как их найдут собаки. Точнее, волки, так теперь нужно говорить.

Мы понуро двинулись вперед. Не оглядываясь.

Бойники ступали неслышно, только копыта глухо стучали, вбиваясь в почву, да мы с Томой ломились сквозь зелень подобно бронетранспортерам, решившим срезать путь через торговые ряды деревенского рынка. Сто шагов… двести…

Скорбную тишину нарушил я. Криком.

– Где восьмой?!

– Стоп! – скомандовал Гордей.

Процессия замерла.

– Ты нарушил слово! – накинулся я на царевича, едва сдерживая наворачивавшиеся предательские слезы. Ноги запутались в тапках, губы в паузах сжимались и дрожали: – Даже из милости ты не имеешь права убивать их! Хоть маленький, но у них был шанс!

– Шанса не было, – буркнул Малик, в свое время внимательно отследивший действия вязальщиков.

Взгляд царевича ошалело пробежал по отряду.

– Вы, четверо, – покрытая металлом ладонь ткнула в носильщиков Шурика, – быстро назад.

Не договорив, Гордей сам развернул коня. Мы с Томой помчались сквозь лес за ним, и нас никто не удерживал.

Глазам предстала картина: Гордей гарцевал вокруг окровавленного тела бойника, нанизанного на копье, вставленное в ямку. Маска-колпак валялась далеко за деревьями, бородатая голова безвольно болталась. Балахон был задран по шею, отчего почти не пострадал. Штаны в одеянии павшего воина не предусматривались, их заменяла юбка вроде шотландской, только одноцветная.

Парочка исчезла. Из травы любопытными змеями торчали обрывки веревки.

– Кто это? – надменно бросил царевич подбежавшей четверке.

Один из бойников приподнял свешенную голову за волосы.

– Третьяк с Понизовки.

– Казенное имущество не испортил, семью не потревожу. Снимите.

Бойники поняли его правильно. Не как я. В один из мешков убрали чуть окровавленную вещь – бережно стянутую и заботливо свернутую, лишь после этого из тела выдернули древко с обтекающим красными каплями наконечником. Оставшееся тряпье тоже не забыли.

– Не понимаю. – Тома схватила Гордея за стремя. – Что произошло?

– Освободил, стервец. Вернуться после такого не мог, бросился на копье.

– Какое самопожертвование… – Томины глаза застило влагой. – А мы…

Бойник, вытиравший копье, небрежно бросил:

– Это Ивкин батька. Я тоже с Понизовки. У них единственная дочка была.

– Беглецов искать не будем, – решил царевич, покосившись на меня. – Волки найдут. Во всяком случае, я слова не нарушил.

Он повернул коня назад.

– А похоронить? – не удержался я.

Гордей поиграл желваками, глаза на миг сыграли в прятки.

– Похороните, – упало нехотя.

Обобранное догола тело взяли за руки-ноги и привалили к дереву. Голова осталась свешенной на грудь, а сложенные ладони упокоились на животе. Сверху накидали веток.

Вот и вся церемония. Раздалась команда:

– Возвращаемся.

Могу ошибаться, но, по-моему, похоронная команда посмотрела на меня с благодарностью.

Да, здорово быть ангелом. Даже царевич не мог сказать мне «нет». Ангельские права меня полностью устраивали, осталось выяснить, каковы обязанности. Не здесь ли собака… извиняюсь, волк зарыт?