Прибыв на место на машинах, в уютную рощицу недалеко от песчаного берега, веселые одноклассники быстренько бросили вещи в бунгало, захватив с собой все необходимое для шашлыка, и побежали на пляж. Там нашелся подходящий тенечек, где и решили поставить мангал. Всем было невтерпеж окунуться – пацаны, оставив девчонок насаживать маринованное мясо на шампуры, побежали к воде, принялись плескаться, нырять и беситься. Один лишь Тихомиров, захватив полотенце, расстелил его на окраине тенька, и принялся листать книжку. Он, конечно же, не имел представления о таких вот выездах на природу, поэтому выделялся среди общей веселости и непринужденности своей серьезностью и отторжением от общего дела, наблюдая то за девчонками, то за пацанами.

– Мальчики! – крикнула одна из девчонок. – Мы свое дело сделали – теперь ваша очередь огонь разводить и мясо жарить!

– Потерпи, дорогая, – шутливо отозвался Вершинин, брызгая в пацанов холодной водой, – наше время отжарить вас ночью придет! – все дружно заржали. – А если ты про шашлык, то сейчас, мы решим здесь кое-что, – Вершинин похлопал по спине качка Ретинского, который уже накупался и собирался выходить. – Витек, а Витек!

– Леший, ты что, не набесился еще?! – обратился к нему Витек.

– Да нет! – сказал Вершинин, прыгая вокруг Вити, как заводной. – Я предлагаю спор. Слабо тебе вон до того мыса доплыть? – Вершинин показал пальцем на выступающую скалу на смежном берегу озера.

– Мне уже порядком надоели твои споры, Леха, – попытался отказаться Ретинский.

– Ой-ой, как трусливо! – наигранным тоном вопил Вершинин. – Сказал бы мне «спасибо»! Если бы не мои споры, то, во-первых, не встречался бы ты сейчас с Кудрявцевой, во-вторых…

– Леха, ты же знаешь, что меня не нужно на «слабо» брать, – посмотрел на Лешу Ретинский.

По его взгляду Вершинин понял, что Витек созрел.

– Мужики, вы с нами?! – пригласил и других пацанов Вершинин, которые уже успели выйти на берег и обтереться.

– Что за дело? – спросил один.

– Легенькое совсем! До того мыса доплыть – кто быстрее, – проговорил Вершинин и внезапно вскричал. – Прямо сейчас! – и они с Витьком ринулись плыть по направлению к другому берегу. Еще двое пацанов, побросав полотенца, ринулись за ними.

– Господи, чего они удумали? – сказала одна из девчонок с шампурами в руках.

Юля Кудрявцева, рассматривающая свой новый купальник, приподняла соломенную шляпку и взглянула на заплыв пацанов:

– Что ж поделаешь?! Дети, – надменно произнесла она, – совсем еще дети.

Тихомиров сразу же оторвался от книги и стал пристально наблюдать, кто же из одноклассников быстрее доплывет до скалы. Естественно, он болел за Лешу.

Вершинин и Ретинский плыли быстрее всех, активно размахивали руками над водой и обильно бултыхали ногами – они тут же оторвались от других. Алексей, еще не проплыв и половины пути, уже представлял, как первым достигнет мыса и покорит его, величаво встав на вершине и показав всем, что он самый сильный, выносливый и крутой. Вершинин на вершине! Постепенно двое отставших преследователей снялись с дистанции, еле вернувшись на берег, сославшись на усталость и голод. Ретинский с Вершининым рвались вперед. Усталость после половины пройденного пути стала напоминать о себе и влиять на скорость, рвение и желание ребят доплыть до этой проклятой скалы. Тяжелый Ретинский стал уступать по скорости более легкому и скоростному Вершинину, поэтому решил с горечью от проигранного спора развернуться к берегу. К тому же Ретинского мучило какое-то странное чувство опасности.

– Слабаки! – крикнул из воды Вершинин. – А я доплыву! – не взирая на бессилие, Вершинин решил во что бы то ни стало закончить начатое.

Переплывая глубокое место перед заветным финишем, Вершинина неожиданно пробила внезапная дрожь. Все тело затрясло, зубы застучали, губы посинели. Леша не сразу понял, что с ним происходит, поэтому решил ускориться и поскорее нащупать ногами мелководье, но волны отбрасывали его все дальше и дальше от берега. Он тщетно старался перебороть водную стихию, но силы стремительно оставляли его. Тут он почувствовал, как его ослабшие руки не стали сгибаться, а замерзшие ноги, отказавшись подчиняться, стали тянуть его ко дну, словно два якоря. Вершинин стал истошно бултыхаться в воде – через мгновение его ноги свело окончательно. Он стал захлебываться, понимая, что, как бы он не бултыхался, выплыть не удастся, ибо он только потеряет оставшиеся силы.

Прежде чем пойти ко дну, он успел лишь высунуть голову из воды и истошно закричать, непроизвольно запустив в рот холодную воду. Его бултыхание, мало похожее на техничное плавание, тут же заметили на пляже. Девчонки подняли шум, начав махать руками Витьку Ретинскому, находившемуся недалеко от Вершинина, чтобы тот развернулся. Витя тут же заметил утопающего друга и попытался доплыть до него, но силы не позволяли ему прийти на помощь Вершинину вовремя.

Леша впервые понял, что абсолютно не способен повлиять на подобные обстоятельства жестокой жизни, которая с легкостью способна убить его в любой момент. Сейчас его губила самоуверенность и нерасчетливость. Он оказался бессилен против водной пучины, постепенно поглощающей его. Удержаться на плаву все труднее и труднее. Алексей успел лишь сказать ногам: «Какого хрена?!» – гибнуть он не хотел – по крайней мере, именно так. Иногда он даже считал, что навечно останется молодым, а если и умрет, то в роскоши. Сейчас на прощание с жизнью у него не было времени – теперь он желал только одного: чтобы его вытащила из воды невидимая рука чуда.

Тут и произошло неожиданное… Дима! Тот самый Димка, худенький, стеснительный, неуверенный в себе мальчик, сорвался с места и помчался к воде, кинувшись спасать Вершинина. Он бросился в пучину, резво поплыв в сторону утопающего. Ей-богу, он бы убил себя, если бы позволил себе опоздать к тонувшему Вершинину. Последний ведь был крупнее Тихомирова, что затрудняло бы немедленное спасение, но здесь Дима надеялся на свою сноровку, приобретенную в секции плавания. Он не помнил, как достиг Лехи – он плыл так быстро, что вскоре обогнал Ретинского, который изо всех оставшихся сил плыл за ним, понимая, что в одиночку Тихомиров не сдюжит их общего друга.

С берега с замиранием сердца наблюдали за спасательной операцией, удивляясь скорости Димы Тихомирова (будто в него был встроен моторчик от лодки). «Самому бы не утонуть!» – думалось в тот момент Димке. Он подгребал под себя воду, высоко закидывая то одну, то вторую руку, вертя головой, то вдыхая, то выдыхая воздух, как профессиональный пловец. Алексей видел, что подмога идет – он и не ожидал, что Тихомиров был способен на такой геройский поступок. Вершинин шел ко дну, не мог больше держаться, ведь его тело сковало – он бултыхался недолго, всеми силами протягивая руки как можно выше.

Как только Дима подплыл ближе, Леши на поверхности уже не было. Дмитрий, не теряя надежды, вдохнул поглубже и нырнул в темную пучину, преодолевая сопротивление воды, которое то и дело хотело выкинуть его на поверхность. Тихомиров протягивал руки вглубь – Леша как мог тянулся к нему. В первый раз Тихомирова вытолкнуло из воды, но он тут же нырнул обратно, всплеснув ногами – хорошенько разогнавшись, он приблизился к Леше, уже давно пускающему пузыри изо рта, обхватил его за грудь и потянул за собой на поверхность, что оказалось весьма непросто. Их стремительно тащило вниз.

Титаническим усилием Дима поднял друга на поверхность, стараясь держать голову Леши на поверхности. Бездыханное тело Вершинина, кажется, желало потопить и Тихомирова. Но тут Лешу подхватил подоспевший Ретинский. Вместе им было легче доплыть до пляжа.

Пацаны на берегу приняли Алексея на руки, отнесли в тень, положив его на песок.

– Не дышит! – крикнул один.

– Пульс проверь! – крикнул другой.

Девчонки молчали, не сдвигаясь с места и не веря своим глазам.

Ретинский припал к лежащему Леше, совершенно не зная, что с ним делать теперь.

Тихомиров вышел из воды последним: его знобило, ноги тряслись.

– Витя, – негромко произнес Тихомиров, – переверни его на живот.

Ретинский мигом крутанул Вершинина, положив того головой вниз, и вода, заполнившая глотку и дыхательные пути, мигом вылилась изо рта горе-пловца Лешки на песок – он очнулся, громко прокашлялся, захватил столько воздуха в грудь, сколько смог, и удивленно посмотрел на столпившихся вокруг него одноклассников, будучи не в силах подняться.

Дима увидел очнувшегося Вершинина и еле вымолвил: «Живой», – сказал он и тут же рухнул на песок без сознания.

– Как ты себя чувствуешь?! Чем тебе помочь?! – спрашивали одноклассники Вершинина один за другим, обступив его со всех сторон.

Вершинин, приподняв тяжелую голову и осознав, что он уже вне опасности, произнес:

– Димке лучше помогите.

Все обернулись и увидели, как упавшего от изнеможения Тихомирова ласкают волны с озера. Все бросились к нему и привели его в чувство.

В тот день произошло много чего неожиданного и пугающего. Горе-пловцы к вечеру оклемались, но осторожная Кудрявцева не разрешила им даже прикасаться к алкоголю. На ночь к ним в комнаты пришлось подселить по одному человеку, чтобы наблюдали за ними, если им вдруг станет нехорошо. Гулянка была немного подмочена, но не испорчена – все лишь восторгались поступком Тихомирова, в том числе и Леша. Между ними той ночью произошел длинный разговор, который никто не слышал, но после него что-то в их отношениях поменялось – это серьезно сблизило их.

Залить день нехилых впечатлений горячительными напитками полностью не удалось, но каждый очень старался. Кудрявцева запретила Вершинину пить, но Ретинский все-таки таскал ему рюмку за рюмкой, бокал за бокалом, стакан за стаканом. Говорили, что Вершинин в ту ночь успел даже оприходовать одну из девчонок. Чудак-человек!

4. Дима вспомнил тот разговор с Лешей на озере. Бесценные воспоминания немного согрели его.

Тихомиров увидел доколе знакомую ему комнату с широким окном. На стенах остались обои, но они были в лоскуты разорваны. Кое-где виднелись желтые пятна от недавнего потопа. Старый пол почти прогнил. Именно в эту комнату в полупустом общежитии и запирали Вершинина, когда он остро нуждался в новой дозе наркоты, на которую умудрился подсесть в клубе.

За процессом его избавления от зависимости отвечал небольшой отряд добровольцев во главе с Витей Ретинским. Они пользовались и методами убеждения, и методами принуждения, прибегая не только к словесному, но и к физическому воздействию – их способы были порой жестоки и негуманны, зато приносили результат.

За процессом пристально следил и Дмитрий Тихомиров, морально страдая вместе с Вершининым. И вот, воспользовавшись подходящим моментом, Тихомиров раз и навсегда решил убедить Алексея в том, что его образ жизни плох и порочен.

Вокруг тем временем привыкли не обращать внимания на слезы и мольбу Вершинина отпустить его – отпускали, а потом вновь ловили и запирали обратно в этот своеобразный изолятор. Мольба и слезы сменялись яростью и негодованием.

Леша сидел в той комнатушке безвылазно и только и делал, что стонал от боли, которую ему причиняла ломка. Его научились усмирять без капли сожаления. Вершинин предпринимал изощренные попытки к бегству, но ничего дельного не выходило. За несколько недель жизни в пустой комнате он превратился в нелюдимого зверя, с укором и злостью смотревшего на стороживших его людей. Непременно зверь должен был стать человеком, и он им стал, но намного позже. Взаперти легко можно сойти с ума, но Леша оказался стойким – в отличие от Тихомирова, который еле терпел действия Ретинского и его сподвижников с целью вытащить Алексея из ямы. Дима расценивал это как издевательства над человеком, над его хорошим другом. Но Витек был настроен серьезно: именно так он спас Вершинина от смерти, как позже сделал Тихомиров на озере.

Витек предупреждал Диму, что входить сейчас к Вершинину и что-то ему внушать – это бессмысленно и опасно, ведь непонятно, какая за этим может последовать реакция. Но Дима был непреклонен и все же добился своего. Витя же настоял на том, что Тихомиров войдет к Вершинину только под его присмотром. Так и случилось…

Свет от серого и унылого весеннего неба проникал в пустую комнату через окно без занавесок. Двери со стеклянными вставками (Вершинин выбивал их неоднократно) распахнулись, и Дима с ужасом сделал шаг в импровизированную камеру. За ним со злобно-серьезным видом вошел Ретинский.

Услышав скрип старых половиц, Вершинин ошалело раскрыл глаза. Он сидел на полу, оперевшись спиной об стену, поджав колени к груди и положив на них руки. Немытые черные волосы закрывали его очи. Алекс сидел в запыленных черных джинсах и разорванной рубашке белого цвета. Он смотрел на свои дырявые кроссовки с белыми подошвами, которые валялись у стены напротив.

Вершинин и с окна пытался спрыгнуть, выбив вдребезги все стекла, и об стены бился, двери проламывал, прямо в тонких джинсах и разорванной рубашке в мороз убегал на другой конец города, размахивал кулаками, пытаясь отгородиться от своих надзирателей, то и дело находивших его. К врачам он идти не хотел, поэтому пришлось избавлять его от зависимости народными средствами, по заветам бывалых пацанов, которые тоже прошли через это. Леха лишь глубоко-глубоко в душе осознавал, что все это делается ему на благо. Тихомиров очень рисковал, затевая с ним серьезную беседу.

– Леша, – тихо позвал Дима.

Тот медленно поднял голову и посмотрел на Тихомирова измученным взглядом.

– А-а-а, – хриплым голосом протянул Вершинин, стараясь подняться, – и ты пришел. Что надо?! Поржать, полюбоваться… на то, как человек страдает…

– Вовсе нет, – спокойно возразил Димка, разглядывая, во что жалкое и несуразное превратился Вершинин. – Зачем ты так говоришь?

– А просто так, блять! – сказал Вершинин, безуспешно пытаясь встать и поймать заветное равновесие после нескольких часов раздумий и сидения в одном положении. Тогда он только начал осознавать всю серьезность ситуации, в которую он угодил. Вершинин боролся сам с собой, но пока не мог контролировать свои бездумные высказывания в адрес пришедших. – Потому что мне плохо! – воскликнул он. – Эй, Ретинский! Сколько можно меня здесь держать?! Когда меня отсюда выпустят?!

– Как только, так сразу, – ответил ему Витя, сложив руки на груди.

– Что ты сказал?! – орал Вершинин, словно пьяный, а Тихомиров не верил своим глазам. – Садист ты, сука! Ебаный фашист! Вот я выберусь отсюда, и ты, дерьмо собачье, пожалеешь, что на свет родился! Мы засудим тебя – ты сядешь! Видишь, Дима, – Вершинин подошел к Тихомирову, положил руку на его плечи и показал пальцем на Витька (от Леши пахло так себе), – из-за этого человека я страдаю… из-за него я сижу здесь. Если бы не он, то все было бы как прежде! Понимаешь, Дим?!

Дальше Вершинин перешел на шепот:

– Димка, я всегда знал, что ты хороший парнишка, так что… как моего кореша тебя прошу, – он помолчал, а потом продолжил. – Только тихо… Сгоняй мне за наркотой. Я давно купил, но не забрал. Я скажу, куда идти и где спрятано… Я знаю, ты сделаешь это для меня…

Дмитрий стал отрицательно качать головой еще в середине реплики Алексея, а Ретинский понял, что именно шепчет Вершинин. Витя подошел к Леше и легким движением руки откинул наркомана в сторону – Вершинин мигом очутился на полу, где и сидел.

– Ну и хуй с тобой! – продолжал дерзить Вершинин. – Как я еще мог называть тебя другом?! Ума не приложу! Съебывайте отсюда! Оба! Видеть вас не хочу, – признался Леша и замолчал, вернувшись в прежнюю позу, отвернувшись в сторону окна, словно обидевшийся ребенок.

– Нет, Леша! – внезапно произнес Тихомиров. – Я тебя не узнаю – это не ты! Где же тот прежний Леха Вершинин, которого я знал, любил и уважал?! Он был бы здесь, если б не то, чем ты занялся. Леша, – Дима решился прикоснуться к нему, – я всегда говорил тебе… всегда, каждый раз предупреждал тебя, что вся твоя жизнь – все эти вечеринки, клубы, наркотики, алкоголь… Все это неправильно… все это погубит тебя. Я, как видишь, был прав. Услышь же меня, Леша! У тебя есть шанс исправиться, пойти по другому пути – нужно только перебороть себя, отказаться от всего этого, и все будет по-старому, как прежде… Как ты хочешь, – Тихомиров будто умолял его. – Ты разрываешь мне сердце. Разрываешь его всем своим друзьям. Ты мучаешь себя и других. Опомнись, вернись к жизни, забудь об этой дряни!

Вершинину с первых же слов Димы не понравилась речь друга – у него сразу же заболела голова, и он сорвался… Он повел себя как абсолютно неадекватный взбесившийся человек, не помня самого себя:

– Бесите! Как же вы меня бесите! Каждый раз одно и то же, – взялся за голову Вершинин и принялся кричать во весь голос. – Всегда вы вмешиваетесь! Всегда вы лезете! Не смей меня учить! Не надо мне лекции читать! Я живу, как хочу, делаю то, что считаю нужным. Мне не нужны ничьи советы! Моя жизнь – это не ваше дело, а вы все лезете и лезете! О себе бы лучше позаботились! Мне и без вас хорошо живется!

– Почему ты так говоришь? – чуть ли не плакал Тихомиров.

– Опять ты лезешь! Отъебись от меня! – рявкнул на Тихомирова Леша и кинулся на него, схватил крепко за шею и принялся душить друга. – Мне уже тошно от тебя, ты мне надоел, ненавижу тебя, тихоня проклятый! Вообразил себя праведником?!

Ретинский, научившись в случае необходимости с одного удара отключать Вершинина, подлетел к ним и вмазал Леше по лицу своим тяжеленным кулаком. Тот грохнулся на пол без чувств. От внезапной агрессии Вершинина у Тихомирова подкосились ноги – он никак не ожидал, что его лучший друг захочет придушить его по-настоящему.

– Вот до чего доводит эта гадость, – говорил Витя. Затем он взглянул на испуганного Диму. – С тобой все нормально? – спросил Ретинский, вглядываясь в покрасневшую от ручищ Алексея шею Димы. – Димас, он ведь не понимает, что творит…

Тихомиров, не проронив ни слова, убежал из комнаты, оставив Ретинского наедине с Вершининым, который так и валялся на грязном полу. Витя сразу смекнул, что после такого нельзя выпускать Тихомирова из виду. Он погнался за ним. Дима воспринял все Лешины слова слишком близко к сердцу: он воспринял их как правду, не взяв в расчет то, что Вершинин сейчас находится далеко не в нормальном состоянии. Вершинин всеми этими словами и действиями всадил нож прямо в сердце Димке. Теперь неуправляемым стал Тихомиров – в таком состоянии он мог сделать с собой все, что угодно.