И наш герой бежал. Помаявшись на вольных хлебах полгода, он встретился с красноносым атаманом местных «казаков» – алкашей-маргиналов. Тот, видя перед собой справного мента – «товарища майора», – тут же выправил беглому погоны «войскового старшины» – подполковника, и должность «заместителя атамана станицы Донецкой по связи с общественностью и СМИ».

В новорожденном «непризнанном государстве» ДНР он стал практически вторым человеком после «тракториста» – бывшего комсомольского активиста одного из донецких горно-обогатительных комбинатов, прошедшего подготовку в «молодежных» общественных организациях движения «Наши» и «Селигер».

Он часто появлялся на фотографиях, у него брали интервью и писали репортажи. Сейчас, без привычной «горки», он выглядел очень мирно и обыденно. Больше походил на доброго дядюшку, только что вернувшегося с покоса, что, конечно, никак не вписывалось в общую картину современной элиты. Среди собравшихся здесь, именно он осуществлял игру на грубых ударных. Это были малые барабаны. Пока. Но в будущем он рассчитывал перейти к барабанам большим.

Садясь в свободное кресло, псевдоказак аккуратно подтянул спортивные штаны.

Шедший за ним, его товарищ оглянулся и попятился к дивану. Он был новичком в компании, и внутреннее напряжение выдавали его нервозные жесты. Сев в свободный угол, человек начал поглаживать брюки, потом сцепил руки на коленях и тут же расцепил пальцы, крутя часы и вращая металлических браслет вокруг запястья. Этот человек впервые представлял интересы ЛНР, приехал вместо другого, проверенного активиста. Житель Луганска, он просто воевал в ополчении, продвинулся в комбаты. Среднего роста, крепко сложенный и загорелый не ровным красивым морским загаром, а тем, который получают, работая на открытом воздухе, с узловатыми руками слесаря, он сильно отличался от собравшихся тут мужчин.

В наш оркестр он не вписывался, от слова совсем. В четырнадцатом году был идеалистом и упоротым приверженцем «русского мира». Постепенно начал прозревать, в чем боялся признаться даже себе.

Некоторые из гостей курили, и он тоже полез в карман за пачкой «Примы-ностальгии» с портретом Сталина под прозрачной обверткой. Эту пачку, как сувенир из Донецка, подарил ему представитель ДНР.

Большинство присутствующих подавили усмешки. Но зато теперь мужчине было чем заняться, разбираясь с сигаретами и спичками.

– Начнем? – спросил Хоббит, выпрямляясь на диване и подаваясь вперед.

– Нужно подождать этого короля в изгнании, – насмешливо проговорил брюнет.

– Не короля, только замминистра, – тем же тоном вставил шатен. – Не плохо бы его поторопить.

Хозяин посмотрел на него, кивнул и взял со столика телефон.

Набрав цифры, он откинулся назад, прикладывая телефон к уху. Гудки, слышные в помещении смолкли, и хозяин очень тихо что-то сказал и отвел руку от уха.

– Сейчас, идет, – громче прокомментировал он и оставив телефон в руке и согнувшись над ним, стал нажимать на экран, рассматривая свои записи.

– Надеюсь, когда-нибудь дойдет, – буркнул шатен, отгораживаясь от всех ладонью.

Он так и остался сидеть, опираясь лбом в пальцы, а локтем в подлокотник своего глубокого, как омут, кресла.

Представитель ЛНР, жуя зубами не раскуренную сигарету, дергал себя за короткие волосы и поглаживал легкую небритость подбородка. Спички таинственно исчезли из его рук, и он сам вряд ли бы припомнил, куда их дел.

И тут на пороге появился последний гость. Это был моложавый мужчина под шестьдесят. Одно время он был широко известным членом парламента, о котором в последние годы немного забыли. Постепенно выдавленный от большой кормушки окружением Порошенко, он вынужден был вернуться к Януковичу и хлопотать по его делам.

Эти хлопоты и привели нашего «замминистра в изгнании» на дачу «Игры под водой». Теперь он стоял на пороге, бегло оглядывал комнату и размышлял. Все складывалось удачно для его миссии и более чем удачно для дальнейшей жизни.

Его жена играла немного на электровиоле, а он любил ее слушать. Это все, что можно сказать о его отношении к нашему оркестру.

– Ну, господа, начнем, – начал он хорошо поставленным голосом диктора или председателя Законодательного Собрания. Потом откашлялся, из чего было видно, что он все-таки нервничал. – Для начала, я бы хотел всем передать слова огромной благодарности моего правительства за понимание, братскую помощь и взаимодействие. Если мы до конца пойдем рука об руку, то….

– Неужели, вы еще надеетесь, что вернетесь во власть? – насмешливо приподнял жгучие брови Горец.

– Почему бы и нет. Переймем ваш опыт, – даже без намека на шутку или сарказм, ответит Изгнанник.

– Мы не сдавали позиции и не удирали, – медленно, низким голосом, бросил Военный.

Любой вечерний пустозвон с центрального телевидения умер бы от зависти, едва услышав эти несколько слов.

– Ну, у вас же не было таких советчиков, как вы сами, – отбил мяч Изгнанник. – Я, между прочим, тогда еще говорил Виктору Федоровичу, чтобы поменьше слушал. Вам нужен был Крым, вот вы и замутили…

– Вот по Крыму, не будем. Крым наш, и это не обсуждается.

Люди, достигшие высот власти и материального благополучия, всегда избалованны и крайне эгоистичны. Они решают судьбы простых граждан, копошащихся на своих огородах, спешащих на работу, идущих в храм на Пасху или в пивную с друзьями, после бани, играющих свадьбы и растящих детей…

Они передвигают шахматные фигуры на доске, а на головы этих граждан летят бомбы и снаряды. И их разрывает на части. Но кого это волнует. Просто идет увлекательный шахматный турнир.

Каждый из присутствующих на этом острове – игрок. Музыкальный инструмент в симфоническом оркестре. Не более того. И даже дирижер был в нем не самым главным. Главными были те, кто писал ноты и заказывал музыку. Именно они-то и сидят сейчас за шахматной доской и слушают приглушенное:

«Трам-та-та, тралила, тайрам-та-та…».

Это их расслабляет, умиляет и поднимает самооценку до небесных сфер.

– Я и не обсуждаю, я просто констатирую. Лучше нас вас никто на Украине не поддержит. На артиста не рассчитывайте, – продолжил разговор «замминистра в изгнании».

– Мы всегда рассчитываем только сами на себя.

– Раз Крым вспомнили, что будет с Новороссией? – неожиданно выдал представитель ЛНР, став еще больше похожим на слесаря, который неожиданно решил поспорить с самим мэром.

– Что будет? – насмешливо вставил горец. – Вернетесь на неньку Батьковщину, ридну Витчизну или Спадщину.

– Не шутите так.

– Мы тут все серьезные люди…

– Не переживайте, – с легким немецким акцентом, вставил Тиролец. – Хуже вам уже не будет…

– Да успокойся, – бросил казак с раздражением. – Сиди тихо.

И тут вдруг поднялся маленький Хоббит.

– Господа, господа, – начал он торопливо, глотая целые слоги. – Меня очень интересует этот вопрос. Война же не закончится? Мы же об этом не договаривались?

– Нет, конечно, – ответил Военный, голос которого стал немного выше. – Мое ведомство только восстановило поток снарядов для вашего вооружения. Это те самые, с производства сняты, так что единственный сбыт – в вашу Недороссию.

Слесарь вздрогнул всем телом, но проглотил реплику, переводя взгляд с одного на другого.

– Если прекратится война, вся наша схема с северными потоками полетит в тартар, – взволнованно перебил Хоббит. – Мы потеряем кучу бабла, а вы – рычаги давления. Так что – мы в одной связки.

– Да кто же спорит, – покладисто согласился Военный.

– И вообще, господа, мы ведь одна команда. Только тесно сплоченные общими целями люди могут… – Изгнанник споткнулся и закашлялся. Его никто не перебил. И тогда он продолжил. – Ну, и у моей семьи есть финансовая заинтересованность в ВПК, не скрою. Если все пойдет по-прежнему, мы выиграем избирательную компанию и еще и останемся при хороших деньгах.

– При хороших деньгах мы все, спасибо девальвации, – усмехнулся Военный. – Особенно вот эти господа, – он снисходительно и пренебрежительно кивнул на Хоббита.

– Не все так гладко. Не все, к сожалению. Малейшее изменение в политическом раскладе, если это выйдет из-под контроля, может пребольно ударить по финансам нас всех, господа. Так что – обещайте вождю посмертную славу и живые фанфары, но держите вожжи. Иначе понесется и разнесет все в щепки.

– Держим, не волнуйтесь.

Горец, словно потягиваясь, протянул руку и поставил рюмку на столик.

– Помните же песню: ему покажешь медный грош и делай с ним, что хошь.

– И грош, и два и сотню покажите. Понастройте памятников в лавровом венке и тоге – главное, чтобы все продолжалось.

– Да не волнуйтесь вы так. Мы же тоже в деле. Крым дает нам большой козырь и звание объединителей земель русских.

– Но Новороссия – тоже русская земля, – опять ляпнул мгновенно Слесарь.

– Дружище, – выпрямил спину и посмотрел на него свысока горец. – Во-первых вас пригласили сюда без права голоса. А во-вторых, вы слишком дословно все понимаете. Уймитесь уже со своей землей.

– Я вам не дружище!

– А кто? Тебе определение «братец» – больше подходит?

– П…

Слесарь вскочил, Горца как пружиной подкинуло. Тиролец и Черчилль отреагировали, когда эти двое уже сцепились друг с другом, готовые порвать глотки.

Казак оказался между ними первым. Но тут же отлетел от толчка своего земляка.

Хозяин и Тиролец схватили их – каждый того, кто был к нему ближе. Казак встал между ними. И комнату так плотно заполнил мат, что стало нечем дышать. Даже горец изменил своей привычке выражаться вежливо.

В комнату забежали двое охранников. Тогда только хозяин поднялся из своего кресла.

– Уведите этого, – он показал на Слесаря. – Пусть остынет.

И только когда здоровяка-луганца вытолкали из комнаты, все вздохнули спокойно.

– Где вы его откопали? – раздраженно спросил Военный, почему-то оставшийся на своем месте, как и невысокие, рыхлые: Черчилль, Хоббит и изгнанник.

– Да Палыча не вовремя прихватило, – буркнул казак, все еще разгоряченный и красный.

Дышали все тяжело и часто откашливались.

Слесаря вывели в большой холл. Тут все остановились и полезли в карманы за сигаретами. Слесарь в своих карманах обнаружил только носовой платок. Охранники угостили его сигаретой и дали прикурить.

– Пожалуйста, пройдите или к себе в комнату, или за дверь. А то нас накажут, – сказал один из охранников.

– Без проблем, ребята, не хочу, чтобы вы получили из-за меня.

Слесарь поднял к груди обе ладони, показывая, что настроен мирно и повернулся уже уходить, как сзади его окрикнули:

– Костя.

Слесарь повернулся, недоумевая.

– Привет, Костян! – к нему из небольшой комнаты в коридоре шел высокий мужчина в форме охранника.

Слесарь замер на секунду.

– Никита, ты? Откуда? Как тут оказался? Как докатился до такой жизни?

Старые товарищи обнялись, смеясь.

– Да вот, катился и докатился.

– Ты же вроде в Москве жил.

– Вроде там, вроде тут.

– Понятно.

– Ты что там набедокурил?

– Да, в рожу вмазал одному гаденышу. По-нашему, по литейному. А что он думал, все проглотят? Для них мы – разменная монета. Третий сорт.

– Ладно, остынь. Иди, прими душ, легче станет. Иди, иди.

Никита все с усилием, но мягко разворачивал Костю, тот поддавался с трудом. Наконец Никита подвел своего старого друга к лестнице.

– Ну, давай, иди же. Остынешь, поймешь. Кстати, тот, кому ты припечатал, это советник президента, если что.

– Да мне похрен.

– Ладно, ладно, иди. Разгорячился тут…

Костя согласно кивнул, вздохнул, пробормотал устало:

– Так довели… – и грузно поднял ногу на ступеньку. – Я и правда пойду. Попробую все обдумать.

Костя уже быстро и раздраженно поднялся вверх по лестнице.

Купался он долго, вылил на себя, казалось, несколько бушелей ледяной воды, пока работа рассудка не замедлилась, как в старой кинохронике.

Потом он вышел из душа и крепко, до красноты, растерся полотенцем.

Вроде бы стало легче на душе. А то так сдавило, словно и правда положили камень на грудь.

Костя сел в глубокое и широкое, с красной обивкой, кресло, хотел развалиться в нем, но тут же выпрямился. Он и наедине с собой оставался таким же непоседливым. Потянувшись к столику, Костя взял с него сигареты, уже свои, российские, купленные в родном Луганске.

Думать не хотелось: зачем снова себя накручивать.

Костя закурил и откинулся назад. Кресло было удивительно спокойным, мягкость его обволакивала и баюкала. Пуская дым к низкому лепному потолку, Костя прикрыл веки, стараясь вспомнить что-нибудь приятно. Вкусный борщ или красивая женщина в его постели – как раз бы помогли ему расслабиться и успокоиться. Но в ЛНР давно уже ничего приятного не наблюдалось. Кроме пустых полуразрушенных от взрывов и бесхозности деревянных домов и вырытых окопов. По крайней мере, для него. Но кто-то неплохо устроился и в этом аду. Например, его отдаленно знакомый казак из Донецка, который и был главным инициатором того, что в последнюю секунду отправили в Черногорию его, Костю, представителем ЛНР.

Его убедили, что от этого зависит их будущее. Он будущее представлял не так.

В этом году ему исполнилось 54 года. Он застал времена СССР и ту неразбериху, в которой все погрязли после его развала. На литейном перестали платить зарплату. Виновата, конечно, была Украина. А то, что в России было то же самое, его не смущало.

Украина была виновата в развале самой стабильной страны в мире. То, что РСФСР вышла из Союза первой, или точнее, второй – опять никого не смутило.

Донбасс рванулся к России. Зачем? Он и сам плохо понимал. Вроде бы, там жилось лучше. Да, точно, но никто не задумывался, что так было только в Москве и Питере. А в глубинках, таких, как этот регион, шоколадом была намазана далеко не каждая булочка.

Просто были слухи. Откуда они шли, мало кто понимал. Но они шли, начиная с 91 года. Жители Донбасса чутко прислушивались к ним.

Лихие девяностые были на Донбассе вдвойне лихими. Нувориши девяностых, бывшие шахтеры и металлурги, шутить не умели. Кровавый передел бизнеса происходил каждые пару лет.

Большинству донбассовцев жилось плохо. И естественно, Киев виноват был во всем. И самый ярый враг для русской души – стал Бандера, человек, умерший тридцать лет назад.

Все как-то дружно забыли, что шахтеры Донбасса в 1989 году кричали, как один: «Хватит кормить Москву».

Слухи, слухи. Их, как детские самолетики из бумаги, пускала чья-то точная рука. Костя вырос и возмужал на них, что доказывает и то, что начались они задолго до девяностых годов, и до самой независимости тоже. Шахтерско-металлургический край был ими буквально напичкан. Но глотал все.

В России-матушке – было жить хорошо, в Киеве – плохо. Это уже знал каждый ребенок, ведомый мамой в детский садик и держащий в кулаке бутылочку «Агуши». Это знали школьники, особенно те, кто планировал поступать в вузы России. Кто хотел найти там работу. Кто хотел как-то улучшить свою жизнь.

В ноябре 2013 году вообще началось веселье. Из Киева приходили вести о революции. Движение Евромайдана потребовало отставки правительства и выборы Народной Рады. Кажется, Донбасс должен был быть в первых рядах этого движения. Но – не срослось, почему: много факторов. Один из которых был тот, что Янукович был выдвиженец Донецкой области.

В Киеве правоохранители открыли огонь по митингующим, погибли больше ста человек. Но украинцы были уже людьми пуганными. Это их не остановило. В итоге: правительство ушло в отставку, а Янукович просто сбежал в сопредельную страну. Почему именно в Россию? В суде задали и этот интересный вопрос, в числе других. Таких, например, как: кто стрелял в людей с крыш ближайших домов. В итоге суд признал виновными 46 сотрудников «Беркута». Януковича заочно осудили на 13 лет.

И тут Донбасс вспомнил, что, исторически, никакого отношения к Западной Украине не имел. Это опять пришло извне. Наверное, даже раньше, чем развалился Союз. Сначала это выражалось, как противостояние между Востоком республики и Западом. Запад помнил о голодоморе. Большинство жителей Востока переехали туда после него. Восток был за красных. Запад – даже не за белых. Он просто хотел, чтобы от него все отстали. Сталин собрал их в одну страну. Независимость им всем дал Ельцин. И если Запад встретил ее радостно, Восток замер в ожидании.

И вот тут появились слухи.

Их было много. Большинство мы тут перечислили. Каждый уже на месте добавлял к ним свои.

Бандера бандит, Бандера убийца. В СМИ появились ложные новости, или фейки, как говорят сейчас. Молодые люди с факелами напугали жителей Востока. И тут появился главный слух. Их хотят лишить русского языка. Они все, как один, забыли, что знают украинский, как второй родной. Но первым должен быть русский! Разумеется, Украина должна быть русскоговорящей.

И русский язык в стране стал средством политического давления.

Донбасс, как и Крым, страшно обидело то, что у русского языка хотели отнять статус регионального языка. Статус так и не отняли, хотя на мнение донбассовцев это никак не повлияло.

И они устроили настоящую Русскую Весну. В тот год был исключительно высокий урожай маков и конопли.

Люди нашли причину всех своих бед: это были бандеровцы, укропы и свидомые. Янукович оказался с ними одной крови. Движения Евромайдана стало их врагом. И те же шахтеры и металлурги, которые еще недавно кричали: долой Раду, вдруг страшно полюбили свергнутого президента. Логики в этом не было совершенно. Но они-то понимали, что на Майдане задето их святое: русский язык.