© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Центрполиграф», 2018

© Художественное оформление, ЗАО «Центрполиграф», 2018

* * *

Глава 1
Птолемей Сотер
Сатрап с 323 по 305 г. до н. э.
Царь с 305 по 285 г. до н. э.
Умер в 283 г. до н. э.

Царь Македонии Александр, прозванный Великим, в 334 г. до н. э. пересек Геллеспонт^[1] и, ураганом пролетев через Малую Азию, Сирию и Финикию, через два года вступил в Египет. В тот момент он находился на перепутье. Он достиг цели, которую поставил перед собой в самом начале, и, если бы захотел, мог бы отправиться домой. Александр вернул свободу греческим городам Малой Азии, освободил Сирию и Египет от власти персов, основал Александрию, город, увековечивший его имя, и, находясь в Мемфисе, получил от верховного жреца Амона-Ра божественные почести, а затем, прибыв в оазис Сива, убедил верховного жреца Зевса-Амона подтвердить его божественное происхождение. Но этого ему было недостаточно. Его воображение рисовало картины огромной державы, занимающей территорию всего неведомого ранее Востока, и весной 331 г. до н. э. он покинул Египет, решив добраться до Индии. Через восемь лет в далеком Вавилоне он умер от лихорадки, и созданное им государство, простиравшееся от Геллеспонта до Инда, от Окса до Нила, распалось. Когда новость о смерти Александра достигла Афин, оратор Демад вопрошал: «Что же будет со всем миром?» Спор между его военачальниками о порядке престолонаследия только добавлял масла в огонь. Последнее слово в утверждении кандидатуры правителя принадлежало рядовым македонцам, и ни один из претендентов на престол не рискнул воспротивиться этой традиции.

Существовал и другой обычай: приближенные покойного царя предварительно определяли, насколько весомыми являются права на трон того или иного кандидата, и, выбрав наиболее подходящего из них, заручались поддержкой войска. Следуя этой традиции, Пердикка собрал соматофилаков, семерых военачальников Александра, чтобы определиться с выбором. Этим людям, относившимся друг к другу с ревностью и подозрением, было нелегко принять какое-либо решение. При жизни Александр не делал различий между соматофилаками – не наделял ни одного из них своим доверием, не прислушивался к их советам и не давал возможности проявить инициативу. Верность державе и мечте Александра о всеобщем братстве сошла на нет сразу после его смерти, и каждый из соматофилаков перед походом на совет раздумывал над тем, как использовать смерть правителя в своих интересах.

Но разработать четкие планы удалось только Пердикке и Птолемею. Первого не устраивало положение второго человека после Александра, и, едва тот испустил последний вздох, Пердикка стал мечтать о том, чтобы самому стать его наследником. Наиболее очевидным наследником являлся слабоумный сводный брат Александра Филипп Арридей, но персиянка Роксана, жена покойного царя, была беременна, и Пердикка предложил отложить выборы до тех пор, пока этот ребенок не родится и не выяснится его пол. Его замысел был прост. Он собирался убедить своих товарищей-соматофилаков избрать его на это время регентом, а затем использовать этот пост для того, чтобы обеспечить себя правом на престол, женившись на одной из представительниц македонской царской династии. Клеопатра, сестра Александра и вдова эпирского царя, собиралась выйти замуж во второй раз, и Пердикка стал рассматривать ее в качестве потенциальной невесты.

Члены совета были ошарашены. Пердикка не пользовался большой популярностью, и сразу несколько бывших товарищей готовы были вступить с ним в конфликт. Так поступил Мелеагр. Он вскочил на ноги и стал кричать, что македонские мужчины никогда не ждали, чтобы соблюсти интересы женщин, и что солдаты желают видеть в качестве царя только Филиппа Арридея. Разгорелся жаркий спор. Одни военачальники были готовы ждать, другие заявляли, что необходимо принять решение. Споры продолжались до тех пор, пока Птолемей, человек весьма прямолинейный, пользовавшийся большим уважением, не вызвался помочь бывшим товарищам прийти к соглашению. Они с Пердиккой никогда не питали друг к другу большой любви.

Эти два военачальника вместе штурмовали Скалу Хориена, крепость, мешавшую продвижению Александра к Инду, и Пердикка упорно не желал признавать роль, которую сыграл во взятии этой твердыни Птолемей. При этом последний никогда и ни с кем не ссорился и, уже успев разработать собственный план, намеревался сохранить дружеские отношения с Пердиккой, получившим от умирающего Александра перстень с печатью. По его мнению, членам совета следовало отложить принятие решения до тех пор, пока Роксана не родит. Затем, по его мнению, нужно было поступить так: если на свет появится девочка, то на трон должен будет взойти Филипп Арридей, а если родится мальчик, то наследство Александра будет разделено между ними.

Это был весьма разумный компромисс: отцами обоих наследников являлись цари, а выбирать, какая из их матерей достойнее, не было смысла, так как Филиппа произвела на свет танцовщица из Фессалии, а Роксана была персиянкой, и ее варварское происхождение очень смущало военачальников. Пока же наследника (или наследников) следовало охранять, а территорию державы – разделить между соматофилаками, которые должны будут управлять своими «наделами» и действовать сообща во имя царя царей. Себе Птолемей попросил Египет, далекую и малопривлекательную территорию, мотивировав это тем, что считает себя недостойным нести бо́льшую ответственность.

Предложение Птолемея было одобрено всеми членами совета. Каждый из военачальников руководствовался теми же стремлениями, что и Пердикка: все они хотели оказаться как можно дальше от Македонии или получить сатрапию, достаточно большую для того, чтобы в будущем сделать ее независимой. Мелеагр отказался от критики, а Пердикка уверил всех членов совета в своей честности. В итоге последнего избрали главнокомандующим и защитником наследника (или наследников) престола. В благодарность за помощь в разрешении конфликта военачальники постановили отдать Египет Птолемею. Надо сказать, что этот подарок обошелся им довольно дешево, ибо никто, кроме скромного Птолемея, не жаждал управлять территорией, расположенной настолько далеко от центра державы.

Затем соматофилаки приступили к гораздо более приятному занятию – разделу державы Александра, и надо сказать, что это удалось им без каких-либо конфликтов. Антипатр получил Македонию, Лисимах – Фракию, Антигон – бо́льшую часть Малой Азии, Мелеагр – Финикию, Лаомедон – Сирию, а Селевк – Вавилон.

Не успели бывшие телохранители Александра разделить отдаленные азиатские земли, как в македонском лагере раздался шум, из-за которого им пришлось прерваться. Новость о принятом военачальниками решении просочилась наружу. В итоге солдаты, служившие в коннице, и пехотинцы уже готовы были перерезать друг другу глотки. Когда встал вопрос о престолонаследии, противоречия между этими двумя видами войск, не питавшими друг к другу большой сердечной привязанности после недавнего бунта в Описе, накалились до предела. Воины, входившие в состав фаланги, поклялись, что не будут служить царю, в венах которого течет хотя бы капля персидской крови, а всадники заявляли, что сыну Александра следует дать шанс. Мелеагр вызвался вразумить пехотинцев, и остальные члены совета согласились. Военачальникам следовало выбрать более сговорчивого посредника, так как, оказавшись в лагере, Мелеагр заявил, что поддерживает Филиппа Арридея, и, возглавив фалангу, стал готовиться к нападению. Конница приняла вызов, и на протяжении какого-то времени всем казалось, что стычка неизбежна.

Но затем ситуация стабилизировалась. Пердикка уверил, что достигнутая военачальниками договоренность – всего лишь временная мера, после чего пехотинцы и всадники разошлись по своим частям лагеря. Кризис миновал, но, получив этот урок, новоиспеченные сатрапы стали спешно готовиться к отъезду из Вавилона. Однако ни один из них не собирался покидать город до тех пор, пока Роксана не разрешится от бремени или пока не удастся вытрясти из Пердикки, человека довольно жадного, сумму, необходимую для путешествия в новую сатрапию.

Надо сказать, что в царской сокровищнице было достаточно богатств для того, чтобы покрыть эти расходы. Шестьдесят талантов, хранившихся в войсковой казне Александра, когда он пересекал Геллеспонт, на протяжении всего похода превратились почти в четверть миллиона, но Пердикка ожесточенно торговался и спорил с сатрапами по поводу того, сколько денег он готов им дать и сколько они согласны получить.

Птолемей воспользовался этой задержкой и завладел статуями египетских богов, вывезенными Камбизом и правившими после него персидскими царями из Мемфиса. Пердикка заметил это. Он понимал, какое значение имеют подобные действия Птолемея, но ничего не сказал ни на этот раз, ни тогда, когда будущий правитель Египта решил похоронить Александра в Сиве. Диадохам нужно было выбрать между двумя местами – расположенным в этом оазисе святилищем Зевса-Амона или Эгами, древней столицей Македонии, где по традиции находили свое последнее пристанище члены царской семьи. Довод Птолемея о том, что при жизни Александр часто называл Амона своим отцом, а значит, после смерти сын должен покоиться в храме родителя, показался его товарищам вполне обоснованным. И только один Пердикка продолжал сомневаться. Он не доверял Птолемею, но очень боялся Антипатра, получившего во владение Македонию, и полагал, что в сложившихся обстоятельствах первый из этих двух людей олицетворяет собой меньшее зло. Через некоторое время Роксана родила мальчика, которого назвали Александром, и теперь уже ничто не мешало Птолемею отправиться в Египет.

Тогда ему было около сорока лет. Он находился в самом расцвете сил, был зрелым и уверенным в себе человеком. Годы войны и богатый жизненный опыт закалили его. Широкий лоб Птолемея свидетельствовал о недюжинном уме, резко очерченные скулы и тяжелый подбородок – о сильном характере, а подвижный рот говорил о способности к сопереживанию и пониманию. На монетах того периода (если, конечно, считать их достоверным историческим источником) он изображен с суровым, но в то же время умиротворенным выражением лица. Профиль Птолемея кажется слишком угловатым для того, чтобы его можно было считать красивым. Но так или иначе мы, взглянув на эти изображения, понимаем, что перед нами знатный человек, не чуждый культуре. Птолемей был сыном Лага, ничем не прославившегося землевладельца, и Арсинои, дальней родственницы македонских царей. Свадьба родителей будущего правителя Египта вызвала всеобщее удивление, и, объясняя этот мезальянс, зловредные придворные стали болтать, что Арсиноя могла бы найти более выгодную партию, но не сумела сделать этого из-за подозрений в своей добродетельности. Ходили слухи о том, что эта девушка была одной из многочисленных любовниц Филиппа, и Лаг любезно согласился назваться отцом ее старшего сына. Македонский царь и правда принимал деятельное участие в продвижении Птолемея по службе. Сначала он сделал мальчика одним из «пажей» при своем дворце и так хорошо относился к нему, что позволил дружить с Александром. Мальчики прекрасно ладили, и, когда последний, разозлившись из-за повторного брака отца, тайно покинул двор, верный Птолемей последовал за ним.

Птолемей обзавелся собственной репутацией во время военных походов, предпринятых Александром после восшествия на престол. Он присутствовал при разрушении Фив, руководил конным отрядом в битве при Гранике, командовал одним из подразделений армии при взятии Скалы Хориена, отвечал за арьергард, когда македонское войско двигалось вниз по Инду.

Благодаря этим деяниям он начал продвигаться по службе: сначала стал одним из телохранителей царя (соматофилаком), а затем – конюшим, получив таким образом два самых высоких чина из всех, которые способен был даровать Александр. Но смелость была не единственным достоинством Птолемея. Он также был безупречно честным, презирал всевозможные интриги и ненавидел обман. Короче говоря, будущий правитель Египта совсем не походил на типичного македонянина.

То, что Птолемею повезло оказаться в Египте, имело положительные последствия, ибо терпение жителей этой страны уже готово было лопнуть. Надежды на благосклонного и честного царя, который возьмет власть в свои руки после изгнания персов, рухнули, как и вера в то, что вот-вот наступит золотой век. Едва Александр покинул страну, как чиновники снова стали угнетать и оскорблять население. В этом во многом был виноват сам царь, оставивший египтянам административный аппарат, в теории казавшийся превосходным, но на практике сделавшийся совершенно отвратительным. Полномочия были разделены. Правосудием заведовали представители местной знати, а обороной – два македонских военачальника. Доходы и расходы подсчитывались в древнегреческом городе Навкратисе, колонии, основанной на берегу Канопского рукава Нила представителем XXVI династии Амасисом.

Там Александр познакомился с Клеоменом, пользовавшимся репутацией прекрасного «финансиста» и пообещавшим царю вовремя и в полном объеме собирать и пересылать египетскую дань. Но на самом деле он лгал. Будучи человеком совсем не чуждым коррупции, Клеомен обманывал и без разбора грабил как египтян, так и македонян. Его жажда наживы была неутолимой. Он обложил крестьян огромными податями, не обращая ни малейшего внимания на протесты знати, растратил жалованье солдат, невзирая на возмущение их командиров. Еще больше осмелев, Клеомен начал искать другие источники пополнения своего кошелька. Одним из них стали храмовые сокровищницы, а другим – монополия на все сельскохозяйственные товары. Как только Птолемей ступил на землю Египта, к нему потянулись многочисленные жалобщики на эти и другие действия «министра финансов», и он решил покончить с Клеоменом. Желание расправиться с этим человеком в Птолемее подогревало и то, что Пердикка самоуверенно назначил Клеомена его правой рукой. Таким образом, казнь зарвавшегося грека должна была способствовать выполнению сразу двух задач: с одной стороны, показать египтянам готовность Птолемея очистить административный аппарат, а с другой – напомнить Пердикке, что египетский сатрап имеет право самостоятельно командовать в собственном доме.

Оценив положение в стране, Птолемей остался крайне недоволен. Казалось, будто Египет находится на гране катастрофы. Крестьяне обнищали, торговля и ремесло находились в упадке. Словом, социальная сфера и экономика страны готовы были рухнуть. Было понятно, что корень всех бед следует искать в излишней приверженности традициям. В Египте все замерло и ничего не менялось. Однако традиции и порядок, сложившиеся в стране при фараонах и прекрасно работавшие в те времена, теперь теряли свою актуальность. Разделение общества на правителя и жрецов, солдат и крестьян устарело. Не менее бесполезным было и подразделение населения страны на пастухов, земледельцев и ремесленников. Считалось, что доходы храмов должны быть меньше, а те, что получал царь, – больше.

Упадок не обошел и религию – египтяне поклонялись в основном местным божествам, а культы общегосударственных богов были почти полностью забыты. Жрецами каждого нома двигали эгоистические и вполне материальные соображения, а в многочисленных храмах поклонялись в основном зооморфным богам. Ради усиления влияния храмов и их служителей прежняя египетская администрация пожертвовала даже армией, которая перестала выполнять функцию военной машины и была уже почти неспособна поддерживать порядок внутри страны. Армейские подразделения не были толком вооружены, и их боевой подготовкой никто не занимался. Рядовые солдаты широко использовались для обработки царских и храмовых земель.

Прочная в древности связь между правителем и его подданными также ослабла. Вера в божественное происхождение царской власти, на которое претендовали первые и которое признавалось вторыми, таяла. Это крайне озадачило Птолемея. Ведь он был сатрапом, а не царем, сыном добропорядочного македонянина, а не отпрыском Зевса-Амона, о праве на принадлежность к числу потомков которого заявлял Александр. Сам Птолемей просто не осмелился заявить о своем божественном происхождении. Его власть над Египтом была довольно шаткой, ведь Пердикка относился к нему не очень дружелюбно, да и Антипатр, Антигон и другие диадохи при случае могли поступить с ним не особенно милосердно. Поэтому Птолемею было очень нужно, чтобы египтяне остались довольны его правлением и одарили его своей преданностью, и он придумал, как достичь этой цели.

По всей территории Азии были разбросаны колонии, созданные Александром, каждая из которых представляла собой уменьшенную модель древнегреческого города-государства. Но эта политика оказалась не очень удачной, так как со временем в подобных поселениях зарождались волнения и мятежи, а Птолемей предпочитал сильную верховную власть, способную ради общего блага диктовать свою волю чиновникам, жрецам, крестьянам и иноземцам, и полагал, что она должна находиться в его руках.

Новый сатрап считал, что Египет должен стать его единоличным владением, но в то же время понимал, что обязан править, не угнетая местное население и не допуская несправедливости. С другой стороны, как ради соблюдения собственных интересов, так и в целях развития страны, Птолемею были необходимы иноземная столица и приток иностранных «мозгов». Первая требовалась для того, чтобы осваивать ресурсы страны, а вторые должны были стать опорой для административного аппарата, который он планировал создать. Птолемей решил, что не вызовет недовольство у местного населения, если позаимствует и столицу, и «мозги» у греков.

К эллинам, приезжавшим в долину Нила в качестве наемников по просьбе фараонов, плативших им, чтобы защититься от вторжения или восстания, и остававшимся там на положении колонистов, в египетской сельской местности уже давно привыкли. Египтяне были гостеприимными, а поселенцы – дружелюбными, и Амасис, весьма дальновидный представитель XXVI династии, стал приглашать в Египет не только греческих наемников, но и торговцев. Для этого он основал Навкратис и даровал его жителям право на самоуправление. За греками последовали и другие переселенцы – ионийцы, критяне и евреи, создававшие собственные политевмы^[2], или поселения с самоуправлением, и женившиеся на египтянках, надеясь таким образом облегчить душевную боль, связанную с жизнью на чужбине. Но их потомки, лишенные необходимого образа мыслей и не имеющие столицы, не подходили Птолемею, и он в поисках нужных ему людей обратил свой взор на Грецию.