– Не взвыл бы, – упрямо возразил мистер Уиллоуби. – Малая толика приключений пришлась бы мне в самый раз.

– Так что тебе мешает? Денег у тебя хоть отбавляй. Если бы ты захотел, то мог бы стать пиратом и перехватывать в Карибском море испанские галеоны с золотом.

Мистер Брэддок скорбно покачал головой:

– От миссис Липпет мне не вырваться.

Уиллоуби Брэддок принадлежал к тем злополучным холостякам, которые обречены влачить жалкое существование под ярмом либо экономки, либо камердинера. Его личным крестом была экономка, и порабощен он был тем полнее, что в дни нежного детства миссис Липпет пестовала его в качестве нянюшки. Есть мужчины, способные противостоять женщине. Есть мужчины, способные совладать с верным старым служителем. Но если есть мужчины, способные сладить с верной старой служительницей, частенько шлепавшей их тыльной стороной щетки для волос, Уиллоуби Брэддок к ним не принадлежал.

– У нее начнется приступ того или этого, либо она примется чахнуть, стоит мне попробовать вырваться на свободу.

– Бедненький старина Уиллоуби! Жизнь бывает очень жестокой, верно? Кстати, у калитки я встретила дядю. Он пожаловался, что ты был с ним не слишком дружелюбен.

– Неужели?

– Он упомянул, что ты только пялился на него, как золотая рыбка.

– Ну вот! – с раскаянием сказал мистер Брэддок. – Мне страшно жаль. То есть он так гостеприимно обошелся со мной, и все прочее. Ну, ты объяснила ему, что я жутко волнуюсь из-за этой речи?

– Угу. Только не вижу причин волноваться. Произнести речь – это же так просто, а уж на банкете школьных товарищей и того проще: никто же ничего особенного и не ждет. На твоем месте я просто встала бы, рассказала парочку анекдотов и снова села.

– Один анекдот я приготовил, – сообщил мистер Брэддок, чуть ободрившись. – Про ирландца.

– Пата или Майка.

– Я подумал назвать его Патом. Ну, он в Нью-Йорке, и заходит в доки, и видит, как из воды выходит водолаз, ну, в водолазном костюме, понимаешь? И он думает, что этот тип – ну водолаз, понимаешь? – пересек Атлантический океан, и жалеет, что сам до этого не додумался, ну, чтобы сэкономить на билете, понимаешь?

– Угу. Один из этих слабоумных ирландцев.

– По-твоему, они улыбнутся? – обеспокоенно спросил мистер Брэддок.

– Попадают со стульев от хохота.

– Нет, правда? – Он умолк и с ужасом протянул руку. – Послушай, ты нацелилась на коржик?

– Да. Но воздержусь, если ты против. Они недостаточно хороши?

– Хороши? Деточка моя, – заявил мистер Брэддок категорично, – это самое скверное, чего удалось достичь Кларе. Просто предел. Мне пришлось сжевать один, потому что она явилась и стояла у меня над душой – следила, пока я ел. Не могу понять, почему ты не уволишь ее. Кухарка она никудышняя.

– Уволить Клэр? – Кей засмеялась. – А почему ты не уволишь ее матушку?

– Пожалуй, ты права.

– Члены семейства Липпет неувольняемы.

– Да, я тебя понимаю. Но все-таки я бы предпочел, чтобы она так не фамильярничала.

– Но она же знакома с тобой почти столько же лет, сколько я. Миссис Липпет всегда была тебе как бы матерью, ну и Клэр, полагаю, считает себя как бы твоей сестрой.

– Да, пожалуй, тут ничего не поделаешь, – мужественно объявил мистер Брэддок и посмотрел на часы. – Пора пойти переодеться. Я еще застану тебя здесь?

– Угу.

– Ну я пошел. Послушай, а этот анекдот про ирландца правда ничего?

– Ничего смешнее я в жизни не слышала, – ответила Кей, кривя душой во имя дружбы.

Он ушел, и она откинулась в кресле, закрыв глаза и наслаждаясь вечерней тишиной в этом приятном саду.

– Чай пить кончили, мисс Кей?

Кей открыла глаза и увидела перед собой плотненькую фигурку в ситцевом платье. Белобрысые волосы маленькой особы кокетливо увенчивал чепчик горничной. Нос у нее был задорно вздернут, широкий дружелюбный рот одарял Кей преданнейшей улыбкой.

– Я вот вам чего принесла, – сказала она, роняя на землю плед, две подушки и скамеечку для ног, под тяжестью которых она, пошатываясь, прошла через лужайку, как миниатюрный обозный мул. – Устройтесь-ка поудобнее да и вздремните. Вы ж с ног от усталости валитесь, сразу видно.

– Ты очень добра, Клэр, но не стоило так затрудняться.

Клэр Липпет, дочка деспотичной экономки Уиллоуби Брэддока, кухарка и прислуга за все в «Сан-Рафаэле», была наследием эпохи Мидуэйза. К Деррикам она поступила в двенадцать лет, и ее обязанности тогда были настолько неопределенными, что у нее оставалось достаточно досуга, чтобы похищать яйца из птичьих гнезд под руководством Кей, которой исполнилось четырнадцать. Когда Клэр стукнуло восемнадцать, ее повысили в собственные горничные Кей, и с этого момента она, так сказать, официально взяла власть в свои руки. Девизом Липпетов была Преданность, и даже пресловутый финансовый крах не выбил из седла эту достойную дочь клана. Решительно последовав за Кей в изгнание, она, как уже упоминалось, стала кухаркой мистера Ренна. И, как совершенно справедливо указал мистер Брэддок, кухаркой на редкость скверной.

– Не следует вам так переутомляться, мисс Кей. Отдыхать вам нужно.

– Так я же и отдыхаю, – сказала Кей.

Бывали моменты, когда – подобно мистеру Брэддоку – она находила липпетскую заботливость несколько чрезмерной, если не сказать назойливой. Кей была энергичной, волевой девушкой и хотела бы противостоять миру с вызывающим «подумаешь!» на устах. Но это оказывалось непросто, пока Клэр опекала ее и лелеяла, будто хрупкое чахнущее растеньице. Однако сопротивляться было бесполезно. Никому еще не удавалось укротить материнский липпетский дух, и, вероятно, это никому никогда не удастся.

– Я вот о чем, – объяснила Клэр, подставляя скамеечку ей под ноги. – Не к чему бы вам пачкать ручки работой, я вот о чем. Никуда не годится, что вам приходится…

Она осеклась. Взяв в руки чайный поднос, она сделала язвящее открытие.

– Вы к моим коржикам и не притронулись! – воскликнула Клэр голосом, в котором упрек и разочарование смешались в надлежащей пропорции. – А я-то испекла их специально для вас!

– Не хотелось наедаться перед обедом, – поспешно объяснила Кей. Темперамент у Клэр был бурный, и она не терпела обидных намеков на творения своих рук. – Ты же, конечно, приготовила что-нибудь вкусненькое.

Клэр взвесила этот аргумент.

– Ну-у… и да и нет. Если вы про пудинг, так он того. Кисочка свалилась в заварной крем.

– Не может быть!

– Она ж еще котенок. А когда я ее выудила, в миске почти ничего не осталось. Впиталось в нее, точно в губку. Ну да вам хватит, если мистер Ренн откажется.

– Не важно. Все равно спасибо, – сказала Кей с глубокой искренностью.

– Ну да я готовлю новый суп, так что поесть вам будет что. Я его из книги вычитала. Называется «потаж а ля принсесс». А может, все-таки скушаете коржик, мисс Кей? Он вас подкрепит.

– Нет, спасибо. Правда, не стоит.

– Ладно. Как хотите.

Мисс Липпет пересекла лужайку, скрылась в доме, и вновь в саду воцарилась благостная тишина. Но несколько минут спустя, когда голова Кей уже склонялась на плечо, внезапно из окна второго этажа, оглашая окрестности, вырвался громкий и пронзительный голос, приводя на ум зеленщиков, восхваляющих свою брюссельскую капусту, или тех, кто сзывал коров над песками Ди.

– Слова нашего достойного председателя, – ревел голос, – напомнили мне историйку, возможно, еще неизвестную некоторым из присутствующих здесь сегодня. О том, как некий ирландец отправился в Нью-Йорк, то есть в Нью-Йорке он уже был, а направился в доки, и пока там… пока там…

Голос замер. Легкие, видимо, были готовы служить, но память подкачала. Однако он вскоре вновь загремел, хотя с иного места.

– Ведь школа, господа, наша милая старая школа, занимает место в наших сердцах… место в наших сердцах… в сердцах нас всех… во всех наших сердцах… в наших сердцах, господа… которое ничто другое заполнить не может. Она формирует, если мне дозволено выразиться так, господин председатель и господа… образует… образует… образует связь, связывающую поколения. Пятьдесят ли нам лет, сорок ли, тридцать или двадцать, мы все тем не менее сверстники. А почему? А потому, господа, мы все… э… связаны этой связью.

– Отлично! – уважительно прошептала Кей.

– Вот почему, господин председатель и господа, хотя я обрадован, восхищен, доволен, счастлив и… э… в полном восторге, видя, как много вас откликнулось на ежегодный призыв нашей милой старой школы, я нисколько не удивлен.

Из кухонной двери с ножичком в одной руке и полуочищенной луковицей в другой появилась плотненькая фигурка Клэр Липпет и устремила на окно гневный взгляд.

– Эй!

– Нет, не удивлен.

– Эй!

– И кстати об удивлении. Я вспомнил историйку, возможно, еще неизвестную некоторым из присутствующих здесь сегодня. О том, как некий ирландец…

С тех дней, когда их праматери помогали мужчинам племени заставить датских пиратов горько пожалеть, что они не остались у себя в Дании, женщины семьи Клэр Липпет всегда предпочитали дела словам. Дважды сказав «эй!», их потомица двадцатого века, видимо, сочла, что исчерпала все возможности слов, и, изящно взмахнув рукой, она швырнула луковицу вверх. И столь всесторонней была компетентность этой энергичной девицы, что луковица пулей влетела в открытое окно, откуда мгновение спустя высунулась облаченная в накрахмаленную рубашку и белый галстук-бабочку верхняя половина мистера Уиллоуби Брэддока. Он потирал ухо.

– Помолчите, а? – сказала мисс Липпет.

Мистер Брэддок сурово взглянул в разверзавшуюся под окном бездну. Если не считать, что положение участников в пространстве было прямо обратным и тон диалога несколько иным, можно было бы вполне подумать, что тут разыгрывается знаменитая сцена из «Ромео и Джульетты».

– Что ты сказала?

– Я сказала, помолчите. Мисс Кей надо поспать. А как она может поспать под такой ор?

– Клара! – грозно начал мистер Брэддок.

– Клэр! – холодно поправила девица, не отступая от принципа, который ей приходилось отстаивать всю ее жизнь.

Мистер Брэддок сглотнул.

– Я… э… я поговорю с твоей матерью.

Тщетная угроза, как не замедлила показать Клэр, дернув плечом в презрительно-пренебрежительной манере, и полной победительницей с триумфом возвратилась в кухню. Она знала – и мистер Брэддок знал, что она знает, – что миссис Липпет весьма холодно отнесется к жалобам на свою любимую дочку.

Мистер Брэддок удалился в глубь комнаты и вскоре вышел в сад воплощением элегантности.

– Ты просто чудесно выглядишь, Уиллоуби, – сказала Кей с восхищением.

Этот дружеский комплимент заметно исцелил уязвленные чувства мистера Брэддока.

– Нет, правда? – сказал он и в который раз почувствовал, что Кей – девушка одна на миллион, и если бы самая мысль о браке не наводила на него такого черного ужаса, так стоило бы рискнуть и посмотреть, какой будет результат, если он попросит ее выйти за него замуж.

– И речь звучала прекрасно.

– Правда? Знаешь, я вдруг испугался, что у меня не хватит голоса.

– Его вполне хватает, – убедительно ответила Кей.

Тучи, было согнанные ее комплиментами с чела мистера Брэддока, вновь там сгустились.

– Знаешь, Кей, честное слово, тебе надо как-то обуздать эту… ну… Клару. Она невозможна, то есть швырять в человека луковицами…

– Не обращай внимания. Выкинь ее из головы, а то позабудешь свою речь. А сколько минут ты должен говорить?

– Думаю, десять. Ты знаешь, это меня убьет.

– А ты выпей шампанского. И побольше.

– Я от него делаюсь пятнистым.

– Так будь пятнистым. Я ничего против не имею.

Мистер Брэддок задумался.

– Так и сделаю, – сказал он. – Отличная мысль. Ну, мне, пожалуй, пора.

– Ключ не забыл? Вернешься ты, конечно, очень поздно. Я пойду предупрежу Клэр, чтобы она не запирала дверь на засов.

Войдя в кухню, Кей увидела, что ее преданная служительница перешла со страниц «Ромео и Джульетты» на страницы «Макбета». Она нагибалась над котлом и бросала в него всякую всячину. Юная кошечка, теперь относительно сухая и обескремленная, с живейшим интересом наблюдала за ней с полки буфета.

– Это новый суп, мисс Кей, – объявила Клэр со скромной гордостью.

– Пахнет чудесно, – сказала Кей, слегка поморщившись, когда ей в ноздри ударил смрадный аромат горелого. – Послушай, Клэр, не надо все-таки бросаться луковицами в мистера Брэддока.

– Так я сходила наверх и подобрала ее, – утешила Клэр свою хозяйку. – Она уже в супе.

– Все равно не надо. Что скажут соседи? – осведомилась Кей добродетельно.

– Так соседей же никаких нет, – логично указала Клэр, и ее задорное лицо погрустнело.