Глава 4

Пока я добирался с пляжа до «Дока номер один», успел обрасти охраной – присоединились, как только я вышел из раздевалки – и полюбоваться биением жизни в колонии.

– Толька, мать твою, ты как кувалду сломать умудрился?

* Дружный, жизнерадостный гогот*

– А здесь у нас будет вторая детская! – за руку таскала Лёхина мама усыпанного пылью, голого по пояс оборотня Юру по очищенному от руин таунхауса участку.

– Да, дорогая, – глядя на нее влюбленными глазами, отвечал он.

Быстро они. Совет да любовь! На утрамбованной колесами техники небольшой площади, на табуретке стоял Кузьма Ильич и вдохновлял три десятка оборотней на трудовой подвиг:

– Товарищи! Разведка доложила, что вон там, на юго-юго-востоке, – указал за дома рукой для наглядности. – Найдены виноградники!

– Ура! – отозвались оборотни.

– Культура деградировала и измельчала, но вкус и соки сохранила! Предлагаю собрать урожай и употребить его в целях винокурения!

– Предлагаю название «Внеземное»!

– Принимается! – одобрил Кузьма Ильич. – Но это – задача не первостепенная.

Народ расстроился.

– Первостепенная задача – собрать цитрусовые на северо-северо-Западе, – указал и сюда. – Сформировав первый в истории Земли–2 торговый караван, мы докажем свою жизнеспособность, полезность…

– И право на суверенитет! – подсказал оборотень «из зала».

Деревенские грохнули, Кузьма Ильич погрозил сепаратисту кулаком:

– Я те дам «суверенитет»!

– Скучает Ильич, – прокомментировал Тимофей. – Он в деревне раньше главный был, без пяти минут хозяин. Хороший хозяин – и агрохолдинг организовал, и свет благодаря ему провели: даже когда деньги есть, нужно понимать, кому их нести. Ильич – понимал. А теперь вон, – окинул рукой стремительно преображающийся город. – Деревенские – в меньшинстве, а у «новеньких» свои командиры есть. Это – правильно, потому что Ильич фермер хороший, но ни в разведке, ни в капитальном строительстве не разбирается. Вот и нашел себе привычное дело.

В следующую секунду мы повернули за угол, и Гриша отбила летящий прямо в меня кусок кирпича.

– Кошка драная, я тебе все лохмы повыдергиваю! – сопровождался шум гневным женским криком.

Хорошо, когда есть жук-дипломат – пришлось бы отбивать кирпич самому, а для нормального человека это минимум перелом руки.

– Я «драная»? Да ты на себя посмотри!

На бывшем заднем дворе, в руинах особняка, на останках крылечка сидел ухмыляющийся рыжий деревенский оборотень лет двадцати пяти, перед которым остервенело дрались две скандинавские оборотнессы. Непорядок в гареме!

– Разобраться, пресечь, – скомандовал Тимофей, и пара охранников со смехом пошла разнимать дерущихся.

– Может их в центр закинуть, пусть дерутся? – шутканул Сергей.

Мы гоготнули – в центре города вообще все плохо, там и застройка плотнее, и растительности больше. Мы-то с окраин «очистку» начали, со стороны океана – около него жить как-то приятнее.

А вот сцена совершенно сюрреалистическая: натянув на ржавый остов осыпавшейся стеклом остановки скатерть в цветочек – от солнышка защищать – положив на рейки дощечку, на ней сидели Зинаида Матвеевна в «городском» оранжевом платье и какая-то незнакомая бабушка в старенькой гимнастерке и камуфлированной юбке. Из «беженцев», наверно.

– Та ты что! – охала моя бывшая опекун. – Это что же получается, врут нам эти сволочи?

– Врут, – мрачно подтвердила та и шмыгнула носом, прижав скроенный из того же «хаки» платочек к глазу. – Всю жизнь на войне, да впроголодь! Никому мы там не нужны. Так и говорили – технику, мол, с оружием мы вам, так и быть, дадим, но остальное за свои покупайте: вы ж автономия! А покупать у кого? Так ясно – у них да втридорога!

Неплохо придумано, старая власть России – распускаешь слухи, и несчастные оборотни со всей страны как мотыльки слетаются жить в перманентной «горячей точке», воевать за возможность покупать у уважаемых людей жратву втридорога.

– А теперь вообще страсти начались, – продолжила скандинавская бабушка, начав плакать в полную силу. – К границам всех стягивают, говорят – война большая будет. С Востока – узкоглазые, с Запада – мракобесы эти. Сынки наши, – шмыгнула. – Никак пожить спокойно не дают, суки, то жуки, то эти…

Зинаида Матвеевна сочувственно обняла новую подругу:

– Ничего, Люда, мы и тем и этим накостыляем, и еще и до Америки достанем! Вольфович – он мужик во! – показала кулачок. – Он быстро всех к ногтю. Вон – даже выборы ждать не стал, одному сунул, второго припугнул – все, теперь председатель Комитета по военному положению, с министром обороны в Генштабе заседает, главнокомандующим. Ребята наши погибают и погибать будут, но главное – Родину отстоять. С Родиной-то ничего не страшна. Помнишь песню нашу, старую? – откашлявшись, она затянула. – Забота у нас простая, Забота наша такая…

– Жила бы страна родная, И нету других забот… – подхватила скандинавка.

В душе что-то зашевелилось, и до меня по-настоящему дошло происходящее. Как ни прячься за удобные оправдания типа «это не мой мир, не мои соотечественники», но это лишь вранье самому себе. Где-то там, на Земле–1, погибают в сражениях с япошками мои соотечественники. Ну и что, что планета другая? Сука, во всех мирах одно и то же – не дают враги жить спокойно. Остро захотелось сделать для нашей победы как можно больше. Хорошо, что именно этим мы сейчас и займемся.

– Ой, Андрюша! – заметила нас Зинаида Матвеевна. – Как ты, хороший мой? Совсем тебя вояки поди заездили – похудел, синяки под глазами страшенные.

– Все хорошо, баб Зин! – бодро отозвался я. – Забота у нас такая – своим помогать. Все работают, а я чем хуже?

– Молодец какой, – умилилась бабушка. – Это вот, Люд, сын Вольфовича, представляешь? Кремень парень, и рукастый – и по хозяйству справляется, и коров пасти может, и через порталы ходит!

– Да ты что?! – растеряв минорное настроение бабушка Люда. – Так надо нашим рассказать, успокоить – боятся, что мы здесь навсегда останемся, а мужики – там. Своего бы в один конец Вольфович точно не отправил!

И скандинавка с неожиданной для дамы ее возраста энергией подскочила с дощечки и посеменила на восток – там, у нас «лагерь беженцев» в виде тысяч армейских палаток. Долго не простоит – недели три, и будет Санта-Моника еще краше прежней: как минимум, избы на берегу океана будут смотреться очень стильно!

* * *

Пробой для перемещений в Москву был выбран что надо: ведет прямо в подвал Министерства обороны. В нем нас – я, Тимофей, Сергей, Гриша – привычно встретили мужики с автоматами. Мы подняли руки – инструктаж на эту тему был – и один из солдат сходил до двери, открыв ее и доложив:

– Прибыли.

Я тем временем осматривался: до нас сюда заходил только жучок-разведчик, но военные не тратили время зря, освободив помещение от мебели – раньше здесь был кабинет какого-то секретного дядьки, раз в подвале сидел – и выстроив по центру бетонную баррикаду, за которой вояки и прятались.

А вот и Вольфович – в привычном костюме, с осунувшейся рожей – тоже мало спит – с решительностью в глазах и в сопровождении мужика в форме министра обороны и с напоминающим бульдога лицом под седой шевелюрой.

Последнего я видел впервые, но к такому положению дел я привык: в этом мире вообще много незнакомых лиц. А ведь не за горами большой визит в родной мир! Попытавшись представить, как соотечественники Земли–3 отреагируют на «воскрешение» Жириновского, я подавил смешок и пожал протянутую министром руку.

– Рохлин, Лев Яковлевич, – представился он. – Министр обороны.

– Андрей. Очень хочу помочь Родине победить, – представился я в ответ.

– Это правильно! – с улыбкой хлопнул он меня по плечу. – Идем!

Энергично повернувшись, он вывел нас в коридор.

– У вас тут военное положение? – спросил я.

– И я в нем председатель Комитета, – подтвердил Жириновский. – Считай – диктатор! – весело мне подмигнул.

– Демократия хороша для мирных времен, – добавил Рохлин. – Когда народу объяснять нужно, почему они в нищете живут, а верхушка – как сыр в масле катается. Большую войну демократия выиграть не может – слишком много совещаний проводить приходится на каждый «пук».

– А товарищ министр знает про наш большой секрет? – спросил я.

– Смотри какой! – изобразил восхищение Жириновский. – Я ко Льву Яковлевичу самому первому пошел.

– Эту карту разыгрывать пока нельзя, – покачал головой министр. – Пока – это просто очередная война. Да, таких давным-давно не было, но никто не удивился – агрессивный империализм япошек ненасытен. Америка за нас, индусы готовятся второй фронт открывать – у них население большое, а земли – мало. Европа колеблется – мы их за яйца держим, полезут – кран на трубе перекроем. Пути назад не останется – либо до победного воевать, либо экономический кризис такой, какого с первого пришествия жуков не было. И общество там специфическое: пока жизнь жирная, народ строем ходит, Папе кланяется. Кризис это дело поправит – как думаешь, о чем думает легитимный открывашка, глядя как оборотня на костре сжигают?

– «Кто следующий»? – предположил я.

– Умного сыночка бог послал, – одобрил Вольфович.

– Правильно, – одобрил Рохлин. – Вплоть до восстания правильно.

– Генерал Лебедь обещал поделиться гонораром за несовершенное предательство, – напомнил я.

– А уже поделился, – ответил Жириновский, достал из внутреннего кармана бумажник, оттуда – банковскую карту. – Владей. Сорок семь миллионов рублей – треть, если по действующему курсу.

– Спасибо, – поблагодарил я, убрав карточку в карман.

Пригодится.

– Жадный? – кивнул на меня Рохлин.

– Жить спокойно хочет, – ответил Владимир Вольфович. – И осознает собственную важность.

– Хочу, чтобы человечество во всех реальностях соединилось в одно большое и перестало страдать фигней, – уточнил я. – Здесь, на Земле–1, хоть понятно всё, а у нас такое чувство, что Запад обезумел, Холодную войну воскрешает.

– Что такое «холодная война»? – спросил Рохлин.

Я коротко объяснил и добавил вопрос:

– А вам, как министру обороны, не жалко мир объединять? Такая большая армия будет не нужна.

– Думает, что я тут ради своего кармана жопу рву, – хмыкнув, пожаловался на меня Жириновскому Рохлин.

– Переживает просто, – пожал плечами Владимир Вольфович и успокоил меня. – Не боись, в космосе-то поди врагов не меньше, чем здесь будет, армия всяко пригодится. Сейчас этот мир завоюем, королеве поможем, с твоими договоримся и начнем модернизацию и перевооружение. Это – дело долгое, ВПК простаивать не даст. А там и жратву жучиную завезем, будем строить до зубов вооруженное общество всеобщего процветания. Ты молодой, у тебя максимализм юношеский в голове играет, но быть богатым и сытым может себе позволить только тот, кто способен это защитить.

– Предлагаю название: Великий Империум Человечества, – не утерпел я.

– Как-то не по-нашему, – поморщился Жириновский. – Короноваться в Императоры я не прочь, но иностранцы будут роптать. Вот оно что! – погрозил мне пальцем. – В цесаревичи пробраться собрался!

А ведь это неплохая идея! В самом деле – чего я зациклился на обычной, так сказать, жизни? С такими связями и такими темпами я вполне могу забраться и повыше!

– Собра-а-ался, – удовлетворенно прочитал выражение моего лица Владимир Вольфович. – Нет, короноваться нельзя. Нужно Мировой Совет собирать – человек пять, с кворумом в тройку.

– Если больше – скорость реагирования на вызовы упадет, – согласился Рохлин.

– А от подковерной возни нас защитит полномочный представитель от жучиной стороны, вроде такого, – указал Вольфович на Гришу.

– Королева не станет вмешиваться в человеческую политику до тех пор, пока человечество не представляет для нее угрозы, – прокомментировал жук-дипломат.

– Вот им – просто, – пустился в размышления Жириновский. – Улей, мать его! Единый организм! Вот мы сейчас типа с ребенком разговариваем, а на самом деле – с самой Сеннит. Аж 0.000001% мощностей ее супермозга на нас выделила. Это – не раса, Лёва, а одна непредставимая убогими нами сущность. Повезло нам невероятно – с креативом у Сеннит проблемы, абстрактное мышление только на войну и экспансию заточено, вот нас и копирует на качественно новом уровне. Сейчас текучку разберем, на ее планету тебя свожу, охренеешь: все как у нас! Жуки-фермеры, жуки-агрономы, жуки-коровы, жук-сеятель-удобритель-уборщик. И это нам еще промышленность не показывали. Секретная группа в подвале Академии Наук сидит, без права сношений с внешним миром, каталог того, что у королевы купить можно по буковкам разбирают. Докладывали – плачут, последние волосенки с плешей выдирают, настолько мы отсталые.

– Догоним! – выразил уверенность в человеческом потенциале Рохлин.

– «Догонять» не надо, надо крепить сотрудничество к обоюдной выгоде, – отмахнулся Жириновский.

За разговором мы успели пройти парочкой коридоров, потом – спуститься в лифте на минус шестой этаж – интересно, в моем мире под Министерством такие же катакомбы? – миновать пяток бронедверей с цифровыми замками, и, наконец, добрались до двустворчатой двери с табличкой «оперативный штаб».

Вот здесь я понял, что именно имел ввиду Тимофей, когда говорил, что «настоящей техники» этого мира я не видел. В огромном помещении сидело несколько десятков человек в армейской форме. Большая часть – за компьютерами с большими, плоскими мониторами. Всю стену напротив двери занимал экран, разбитый на восемь секторов – все показывают участки карты, по которым двигаются красные и зеленые объекты. Понять нетрудно – трансляция ситуации на поле боя в реальном времени.

Перед экраном, за круглым столом, за ноутбуками, в наушниках с микрофонами, сидели пожилые дядьки с очень большими звездами на погонах. Не молчат – отдают приказы. Наше появление не вызвало никакой реакции – война идет, нельзя отвлекаться.

По проходу, минуя мужиков за компьютерами, мы дошли до экрана на стене. Министр коснулся правого нижнего угла, вылезла цифровая панель, он набил код, и картинка сменилась – подмяв под себя «сектора», нашему взгляду предстала карта юго-восточной карты Дальнего Востока. Наши, конечно, обозначены красным. Япошки – зеленым.

– Суки! – не выдержал я.

– Японцы наступают тремя большими армиями, – министр был более конструктивен и взял лежащую на полочке экрана указку. – Первая, понятно, пытается взять Владивосток. Вторая – через Монголию, в направлении Улан-Удэ. Третья – морская, под прикрытием авиации и огневой поддержке флота, пытается высадиться на Кроноцкий полуостров. Там – самое тяжелое для них направление, потому что мы этого ждали и готовились. Дальше… – он отстучал еще одну комбинацию, и карту густой россыпью покрыли синие точки. – Понял? – спросил меня Министр.

– Готов доставлять войска куда надо, – кивнул я. – Давайте быстрее, там же наши гибнут.

– А мы, по-твоему, время зря тратим? – придавил меня взглядом Жириновский.

– Да! – с вызовом посмотрел я на него.

– Молодой, не понимает, – вздохнул Рохлин.

Задолбали своей снисходительностью.

– Операция начнется через пятнадцать минут, – продолжил министр. – Это склады американские обчищать легко и быстро, а здесь – тяжелая работа миллионов людей по всей стране. Поторопился – допустил ошибку – угробил людей. Понял?

– Понял, – признал я его правоту.

Кивнув, Рохлин добавил:

– Твоя задача – перемещение группировок в тылы противника. Вышли, выполнили задачи, ушли. Ты у нас, говорят, обстрелянный и к панике не склонный.

– Работу надо делать хорошо, – пожал я плечами.

– Ласточкин! – повернулся к столу министр.

Закончив говорить, седой худющий генерал снял наушники, закрыл ноут и поднялся со стула.

– Генерал Ласточкин будет командовать операцией. Он – приказывает, ты – выполняешь. Понял? – спросил меня Рохлин.

– Так точно!

То же мне бином Ньютона – я только этим с самого переезда в деревню и занимаюсь!