Письмо 5, часть 5

…опираясь на трость с изображением святого Пенина и греческой лягушки. Он отличался своими старинными привычками (это чисто Лотарингская забава) – дарить и подписываться о любви.

Дарить признания в любви и подписываться о любви. Новороссийская фирма «Филантроп» еще научится у него…

И даже когда в пустыне подбрасывал бериллы пригоршней вверх, он не ждал, что кто-то протянет руки их ловить, как дождь; и даже когда катастрофа души, и воротничок сжимает виски…

Еще сто спасибо скажут.

В фирме «Филантроп».

Письмо

В одном из уцелевших писем мне удалось прочесть: «Пишет вам ваш лучший друг и товарищ сказать: вынужден вам сообщить, что в этот прекрасный месяц восьмого мартабря некоторое смещение иньского начала в мире потрясло меня. У всех женщин начало прецессии оси, дрейф ледников и небесные всполохи. Моя мама бунтуется, бунтуются мои дочки и жена, бунтуются все мои любимые в жизни женщины, сотрудницы и родные, бабушки и другие спутницы жизни.

Поэтому сообщаю коротко и только главное: «Все отменяется!»

Письмо 6, часть 6

Открыл формулу главной мистической тайны – произойдет то, что ты затеял! и то во что ты поверил. Если в деньги, то – деньги. Если в Бога – то будет Бог (эта формула записывается двойными литерами: «ДД, ББ, DD»).

Впервые читал газеты второго тысячелетия, я хотел понять, что пишут? Везде описывался только обеденный стол. Обратить внимание смог только на стол людей, имеющих среднемесячный доход 1000 рублей в месяц; да, и на бутылки с цыганским вином «Калгатэ».

Вокруг меня игрушки начала третьего тысячелетия; рожицы и игрушки смотрят на меня с запоздало счастливыми взглядами. Золотая мишура. Бенгальские огни и хлопушки. Люди дарят друг другу: справочник расписания самолетов, дождик и приспособление для открывания бутылок об дверной косяк. Я удрученно смотрю на приспособление, и по моему телу разливается предпраздничная меланхолия.

А мимо творятся перипетии любви. Интрига жизни и воплощенный в салатах смысл счастья в полном соответствии с замыслами богов.

Дорогие наши женщины! Мы, мужчины, перебивая друг друга и захлебываясь, дарим то, что не собрались, и то, «кому не хватило смелости». Мы, роняя цветы с броневиков, вылезаем через чугунные люки. И становимся совсем ручными!!

…Подошла таинственная фигурка несбывшихся надежд моего друга и пожаловалась.

– Утешься, миленькая, вот тебе маленькое французское платье с пуговкой, от него благоухает счастьем осуществившейся мечты. Держи его в своих руках, ведь даже Богу одному трудно создать совершенное творение.

– Ты неясный символ любви.

Эфир соткан отражениями твоих прекрасных глаз…

2001 год

Пехотинец на феодосийской набережной

Я еду по набережной – на лавочках заслуженные старушки и старички в прошлом.

В нашем городе вдоль набережной, вдоль моря – сплошная чугунная решетка, каждые двадцать метров в нее вделаны гранитные столы для писателей, записывающих свои впечатления.

Черный пехотинец с малиновым беретом, на спине у него написано «Спецподразделение налоговой полиции», белой краской. «У вас вся спина белая» (вспомнил цитату). А на животе у него пистолет с наручниками. «Если не получится отъем денег в пользу государства – он может убить», – догадался я и стал нажимать на педали быстрее. Цикломобиль на подвижной петельке и сочинитель в люльке на резиночках стали быстро удаляться, избегнув столкновения с миром реальным.

– А свидания бывают?

– Не положено!

Мимо меня быстро замелькали прошлогодние афиши израильского цирка и «живых обитателей тропиков».

Успокоился я только возле мусорных ящиков с надписями «Я люблю тебя, Феодосия!» и «Феодосии 25 веков!»

В лучах заходящего солнца дача Стамболи возникает как мираж над Суворинскими камнями. Как Мангуп – высится здание «Ой Петри» для турок. Гуляют по опавшей листве изящные женщины, курящиеся «герцеговиной флор». Под вывеской кафе «Бермуды» у переезда торгуют семечками традиционные тсс-старушки и стерегут разграфленный асфальт автостоянки новые-старички с визитными карточками на груди. Вас обслуживает человек из прошлого: инициалы, образование, образец подписи.

Новый вид труда и заработка (каждой поковке свой инструмент).

Ты письма мои не храни, прочтешь и сожги. Конверты тоже.

Настоящая демократия – это эра изустных преданий и передач из рук в руки.

1995 год

Феодосия, апрель

Уже неделю почти десять градусов тепла. Народ проснулся от зимней спячки, снял шапки и вывалил на улицу. У всех есть время, все прогуливаются. Женщины вызывающе в капроне. Из кафе «Ассоль» вышла девчонка-переплетчица из типографии, о которой я до сих пор не знаю, все-таки мальчишка она или нет, несет пирожок, нюхает. Павлову плохо после вчерашнего, он сидит в своем кафе средневекового вида. Остапенко вяло плямкает клавишами личную абверстраничку. Во всех прохожих чудятся знакомые: если блондинка в красной курточке, то Анечка, если волосатик выцветший в джинсовой, то Сережа. Если в пальто до пят и с рюкзачком, то Оля. А тебя нигде здесь нет, потому что я не видел тебя в зимней одежде. Деревья и женщины – голые. Деревья без листвы, женщины в капроне. Все остальное – Великий город и море. Все идут, стоят, фланируют и прогуливаются по набережной. Заглядывают через чугунные решетки на море, глазея на воду, на уточек. Оцепеневшие чайки, одурев от тепла, сидят смирно. А за спинами зрителей воды, великий город, великой истории и судьбы, на картинах здешних художников еще больше города и его жизни, ветра и солнца закатов среди небес над землей обетованной. На кораблях, судах и морских трамвайчиках зажигают огни, подул теплый вечерний бриз. Деревья шуршат тысячами своих молодых листочков в зонтичных кронах. Все идут домой с непокрытыми головами. Дома в окна дует ровный южный ветер, на диване на животе спит кошка Клепа – кактус с лапками. Озабоченная мухой жизнь, как кот, лежит на брюхе…

1997 год

Любовь и голуби

Лето, море, юг. Копия древнего рая.

Я сижу на лавочке в Севастопольском полисадничке возле супермаркета и думаю о временах, Богом назначенных народам. Поодаль в тени боярышника гуляют два голубя, один черненький покрупнее, другой рябенький, помельче. Мальчик и девочка, – думаю я себе. Здесь происходит маленькое чудо – черненький своей подруге поправляет перышки на шейке. Я начинаю думать свое человеческое – он-то за ней ухаживает, а она? А она, тем временем, его в шейку целует и перышки поправляет.

И все это очень нежно у них так получается, что во мне тут же прекращается вся война дуализма и лень отлетает… «времена» останавливаются… И мир входит в меня и распространяется вокруг везде, куда хватает глаз.

Пока мир воцарялся на земле, к нам прилетела еще одна пара голубей. «Прилетели, сели». А «мои» голуби прикоснулись друг к другу и застыли, ни на кого не обращая внимания. Он положил ей свою голову на шею, чуть-чуть сверху. Постояли так, потерпели страсть, глаза закрывши, и потом он ей опять стал нежно причесочку поправлять.

А вторая пара теперь идет к моим влюбленным мелкими своими шажочками, смешно так переваливаясь, – забытые библейские символы мира из страны социализма… Рядом с нами растет шелковица, тутовое дерево китайское, смоква буддийская, под такой Будда сидел перед просветлением. Прохожие, гуляющие мимо нас, это интуитивно чувствуют и на минутку останавливаются поесть смокв с меланином. Вот и мама с дочкой едят и папа их вот, и еще двое молодых азиатов…

А черненький голубок пошел навстречу гостям прилетевшим, начал гулить, начал кланяться им. И я окончательно уверовал, – он мужчина. Раскланиваться есть ритуал, входящий в правила многих брачных игр, – у тетеревов на току, у людей на балах… А прилетевшие гости все ближе и ближе подковыливают. А самочка рябенькая вдруг первая подбежала к гостям и клюнула. Ревнует?! Клюнула, но без энтузиазма, лениво так, нехотя, от жары или просто формально, соблюдая принятые кем-то в данном случае условности для дам. И так они там вальяжно фыркали и не спеша разбирались несколько времени. Потом появились еще голуби. Видно было – все подлетали парами и располагались вокруг первой, моей пары, очевидно признавая их первенство и авторитет хозяев данного места.

А мне уже казалось, что никто из прилетающих так нежно друг друга не любил, как мои «первенцы». Гости все больше лежали в пыли, как маленькие тюленьи цыплята, поправляли крылышки, животики и везде-везде. Черненький мальчик всегда оказывался крупнее всех подлетавших к ним в гости. И всегда пытался раскланяться с каждым из прибывших гостей. Его рябушка прилагала все усилия к тому, чтобы постоянно быть рядом с ним и к нему поближе. По «ходу дел» он все время что-то находил съедобное в пыли и ей складывал в клювик, а она найдет – так обязательно ему даст. И он брал…

Все периферийные гости тоже нежно и незаметно любили друг друга.

Потом одно время казалось, что любовь у черненького с рябушкой пропала. Потом как-то вдруг вообще все в этой стайке распалось, все как-то разбрелись. Черненький стал мурлыкать с двумя еще не улетевшими дамами. А бело-рябушка нисколько больше не ревновала, и все смешалось, центр сбился, парочки разошлись в разные стороны… И всех разбредшихся гостей уже и не видно нигде. Разлетелись… И, казалось, что я был не прав во всех своих «наблюдениях любви». Только, глядь, черненький знакомец опять мелкими шажками откуда-то сбоку возвращается под свой куст, а под кустом опустились уже новые две пары и появились новые голубь-девочки. И черненький, не обращая внимания на мальчиков, опять головку клонит, перышки на копчике хохлит и бежит к ним сломя голову – «курлы, курлы». «Кобель», с новым энтузиазмом защитника любви, – в сердцах и с разочарованием думаю я о предателе. Так повторяется, не иначе, раза три, пока я не обнаруживаю, что его знаки и позы к другим адресаткам всегда какие-то формальные, и как бы не складывались его отношения с другими девочками и мальчиками, все гости приходят и уходят, а пара моя оказывается опять вместе. А мои все подозрения опять – слишком человеческие, и у меня опять не хватило добра простить ему. А у рябушки опять хватило…

А к дереву подходили все новые разные люди, и все пробовали понемножку сладкую шелковицу. И всем нравилось, что она тут растет таким приятным сюрпризом. А мои подопечные все любили и любили друг друга возле дерева просветления, ввиду морских крутых берегов, на которые многоэтажные дома, как крабы, вылезли из воды погреться на солнце.

Август 2006 года

Феодосия

(текст для четырехминутного фильма)

Здесь, в таинственном уголке Крыма, похожем на святые земли Палестины, на берегу широкого залива, у восточных отрогов Крымских гор приютился город, город древний и молодой – благословенная Феодосия. Уникальные природные и климатические богатства, долгая, насыщенная драматическими событиями история, дух творчества и романтики привлекают к себе туристов и отдыхающих, ценителей искусства и ученых различных стран.

И сегодня Феодосия – Город Художников и Поэтов, как об этом объявляет рекламный щит, установленный при въезде в город. Феодосия – один из древнейших городов мира. Он старше Парижа и Вены, он может соперничать даже с «вечным Римом». Он по возрасту старше Иисуса Христа на пять веков.

Основанная выходцами из эллинского города Милета в VI веке до н. э., греческая Феодосия простояла тысячу лет, неоднократно разоряемая набегами из степи. В V веке н. э. греческая Феодосия вовсе перестает существовать, «побывавши у многих владычеств в плену», разрушенная, в конце концов, во времена великого переселения народов с востока на запад.

И исчезли дома с колоннами, свидетельства просвещения и культуры были погребены под слоями земли, не стало математиков и поэтов, опустела гавань, вмещавшая до сотни судов. Девять веков это место заносилось песком и ветром, а дикие народы обходили его стороной, и место это называлось «Кефе», что означает в переводе с древнетюркского: череп, мертвая голова.

Но город восстал из пепла при других народах и носил другие имена, не сохранившиеся в большинстве своем; а до наших времен дошли лишь названия средневековой Ардавды – Семибожной, турецкой Кафы или Кучук Стамбула – малого Константинополя, половецкого Бутара. И таинственного города Фей. Когда в 1783 году Крым стал владением Российской империи, городу вновь вернулось его первоначальное имя: Феодосия – Богом данная.

Крепость, возведенная здесь в Средние века Генуэзцами, является наиболее приметным, хотя и далеко не единственным памятником древнего зодчества на территории современного города.

Одна из удивительных особенностей Феодосии заключается в том, что практически каждый из ее музеев является уникальным в своем роде. В мире существует единственный музей дельтапланеризма. И он находится в Феодосии. А рядом, в поселке Коктебель, можно посетить музей планеризма и парашютизма – один из трех существующих в мире. В городе провел свои лучшие годы Александр Степанович Грин – «волшебник из Гель Гью», писатель, романтик, фантаст, здесь им были созданы «Бегущая по волнам» и «Золотая цепь», в его доме сегодня находится единственный в мире музей романтизма. Оформление музея выполнено по проекту Саввы Бродского. Музей стилизован под корабль: старинные якоря и кранты, растяжки и фок мачта.