Наш ответ: Нехай Руслан Шамсудинович и знает и видит не хуже нас с вами. И он сам бы рад все «это» устранить и «причесать». Но у него нет времени… У Руслана Шамсудиновича до всего этого «руки не доходят». А почему? А потому что у музея есть какие-то очень важные, очень спешные и очень большие задачи. А задачи и недостатки здесь нами перечисленные – они «мелкие» и не важные, их исполнения никакие комиссии не требуют, и еще они «никому не нужные» на фоне той какой-то большой и огромной общеполитической задачи, которую не покладая рук выполняет весь музей (84 выставки в 2018 году /даешь выставку за три дня! … «а пятилетку – за три года»/). Ну, здесь тогда понятно становится: лес рубят – щепки летят, подумаешь, какие-то там мелочи, бабушка книги своего мужа принесла – никому ненужные, да уже давно все книги эти оцифрованы… И детские рисунки и поделки – да сколько уже их можно хранить в главном музее страны? Десять лет что ли? И для чего? В пухто! Накопили тут мусора – всё у вас на «затычках», какой шкаф ни открой, оттуда сыплются старые бумаги. Выкинуть все старье! Музей должен блестеть, как у кота!

Всем всё понятно?!

– У матросов нет вопросов…

Так вот и уничтожены (спущены в пухто) все 14 кг рукописей Чернышева, изданных и неизданных его книг. Рукопись его несостоявшегося сборника морских рассказов молодых шести авторов уничтожена, как и рукопись книги командира подводной лодки о действиях лодки в ВОВ, которую они вместе с командиром написали, но книга «не прошла» – получила плохую рецензию на 20 страницах и осталась навечно в архиве Чернышева. То есть уже не осталась «навечно», уничтожена в составе 14 килограммов чернышевского архива в 2018 году. Формальной причиной уничтожения «непрофильных» книг и «недокументов» послужило недостаточное количество шкафов. А шкафы такие новые, стандартные, фабричные, серой краской крашеные, очень кому-то понадобившиеся… числом пять или шесть штук! Вот и «выселили» из шкафов скопившиеся там килограмм 100—150 «старых бумаг», среди которых и «Чернышев» и «бог его еще знает кто и что…» в пухто (мусорный ящик размером с кузов грузового автомобиля), имеющий определенное место хранения в ЦВММ.

И учетных каких-либо номеров на уничтоженных архивах капитана 1-го ранга, писателя и сотрудника журнала «Морской сборник» Игоря Петровича Чернышева не было. Архив Чернышева по музею не числился. Значит архива чернышевского в музее как бы никогда и не было. Так что и комиссию никакую по принятию решения об уничтожении этих 14, да и всех 150 килограммов бумаг (и фотографий) собирать не надо было. Что ж собирать-то комиссию? Если это «не документы». Если документы не зарегистрированы и им не присвоены инвентарные номера (читайте Ильфа и Петрова – синие бумажки «слушали-постановили») то это «не документы», это просто старые бумаги, никому не нужные, никем никогда не смотренные, скорее всего оставшиеся от старых уволившихся сотрудников музея, «натолкали» их тут в новые шкафы, и лежит этот «мусор» бумажный, новые шкафы, так нужные музею, занимает. Всё в этих шкафах уже знающими людьми разделено «по-морскому» – «на говно-неговно». Так что не задумывайтесь, это классифицировано давно как «говно» – в пухто!

И вынесли…

Периодически мусор, скапливающийся в пухто, вывозится хозяйственной городской службой на городскую свалку… Раньше-то было «удобно» – в здании Фондовой биржи, где располагался ЦВММ с 1939 по 2013 год, было печное отопление. И «непрофильные предметы» не было необходимости вывозить на городскую свалку, и сердобольные сотрудники по пухто не лазили, пытаясь спасти «непрофильные» предметы.

Особенно ностальгически и, одновременно, просто выглядит и решается проблема с сохранением и дальнейшим (через 2—5 лет) уничтожением детских работ, победивших в разных городах по объявленным юбилейным и праздничным событиям, победивших и присланных как победители (!) в ЦВММ. После проведения выставки-экспозиции детских работ-победителей через пару месяцев выставку снимают, детские работы бережно хранят (например, в бездействующей и неподключенной одной из двух курительных комнат /кабины такие пластмассовые вместимостью, по контейнерным меркам, как «10-тонный контейнер/). И еще через время (2—5 лет) детские работы, «отлежавшись», отправляются всё туда же – в пухто.

По причине того, что не нашлось пока доброго сердца, придумавшего бы дальнейшую жизнь детским работам: хотя бы оцифровыванию их – фотографированию и размещению в оцифрованном виде на детском портале ЦВММ. Нет пока такого «портала», и «дождь смывает все следы», и время, неумолимое время «забирает» не только человеческие жизни, но и предметы, нас окружавшие и бывшие для нас когда-то дорогими реликвиями… или детскими поделками на морские темы.

Беспощадное время… Или бездушные люди?

И с архивом этим чернышевским и во многих других случаях, когда родственники приносят в музей книги умерших моряков по морской тематике, как технические, так и популярные, а музей их «не берет». А книги тяжелые, а старушка их до музея с трудом довезла… И куда она теперь с этими десятью—пятнадцатью килограммами книг, которые так берег и так ценил ее покойный муж – конструктор подводных лодок, проработавший в «Адмиралтейских верфях» 35 лет…

Доброго сердца у музея нет («у него гранитный камушек в груди») эти книги принимать, благодарность старушке писать, и потом эти книги торжественно в школьные библиотеки передавать с «наградным листом»: «Книги из личной библиотеки такого-то и растакого-то».

«Добрые сердца» в ЦВММ есть, и школьные и другие библиотеки есть, и морские детские технические и патриотические клубы такие библиотечки торжественно примут и с гордостью будут хранить как великие реликвии.

Всё есть! Нехая нет! У Нехая другие представления о массовой воспитательной работе среди населения и молодого поколения. И ничьих других мнений /кроме собственных/ Нехай не слушает, и советов «дурацких» ничьих не воспринимает, и ни с кем не советуется, и «такой ерундой» не занимается… Отработанный пар? В пухто!

Оставим эту грустную тему и пойдем дальше в своем бесконечном плавании по милям «утрат» в работе ЦВММ, как выразился наш соавтор Н. В. Скрицкий: «Не книга у вас получилась о ЦВММ, а бесконечный фельетон»…

***

Но мы сильно отвлеклись. Снова вспомним книгу Е. Н. Корчагина «Морской музей России» 2004 г.

Материалы о «современной жизни музея» с названием «Девять десятилетий Морского музея России», опубликованные Е. Н. Корчагиным в 2004 году под одной обложкой с репринтным изданием книги Огородникова, на удивление представляют совсем небольшую – восемь страниц – и к чести авторов Г. М. Рогачева, А. Л. Ларионова, С. Ю. Курносова, весьма толковую статью о современной жизни музея (за «отчетный период» 1909—2004 гг.). Это восемь страниц, где три автора кратко охарактеризовали все последовавшие за Огородниковым времена – советской власти, всех великих войн, потерь и свершений, через сильный флот, флот слабеющий, развал Союза и девять прошедших после развала лет…. Публикация небольшая, но сказать в ней коллективу авторов во главе с Корчагиным пришлось обо всем перечисленном и еще много о чем из жизни нашей страны и ее главного морского музея. И сказали об этом авторы так вразумительно, что статья эта встала для нас в один ряд с Огородниковым.

***

Последний наш «визави», нынешний впередсмотрящий Руслан Шамсудинович Нехай – генерал-майор в запасе, имеет большой опыт службы в советской и российской армии, участник боевых действий, кандидат политических наук, доцент кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин Михайловской военной артиллерийской академии. Родился 30.07.1956 года в республике Адыгея. С октября 2013 года по настоящее время директор ЦВММ. Обладая выдающимися волевыми и организационными качествами, построил новейший музей. Имеем мощное государственное образование с невиданным за всю его историю расцветом в тех областях, которые он (Нехай Р. Ш.) знает и понимает («как учили) – политико-воспитательную, издательскую работу и работу с «массами», при совершенном небрежении к другим областям музейного дела (которые никогда не знал и сегодня не знает): музейному, ветеранскому, клубному, «морскому» (в том смысле что морского дела армейский офицер Нехай не знает и знать не стремится), исследовательскому, экспедиционному, закупочному, собирательскому, выставочному…

С «непобедимой» твердостью, устоявшейся и отработанной во время службы в рядах Вооруженных Сил Российской Федерации, в иных – боевых военных – условиях, где Руслану Шамсудиновичу приходилось служить и дослужиться до звания генерал-майора, «там», на военной службе, у Руслана Шамсудиновича выработалась собственная «наука побеждать», собственные представления о кадровой политике (способах подбора персонала в Центральный военно-морской музей России) и еще ко многим и многим другим «делам», которые он знает и понимает. Всё находящееся за пределами в силу возраста, отсутствующего опыта и бескомпромиссности, характерной для настоящего лидера, во вверенной ему организации отвергается. Так целые области быстро хирели «без полива», забывались, не изучались и не умножались, за современными задачами становились не видны и не нужны.

У музея за годы советской власти были разные директора и начальники. По рассказам людей, проработавших в музее 10, 20, 30 и 40 и более лет, редко бывали директора «из размышляющих историческими категориями» или имеющих сколь-нибудь подходящее академическое образование, концептуальное мышление, редко они бывали и людьми пишущими (научных статей директора прошлых времен – советской власти – не писали совсем или писали в редких случаях). Но по большому жизненному опыту они, будучи хорошими хозяйственниками, имеющими крестьянскую хватку, как, например, послевоенный директор Кобыльских Сергей Максимович (1946—1947 гг.) или Кровяков Николай Сергеевич (1947—1951 гг.), которых вспоминает В. Б. Морозова, отличались «понятливостью». Они – фронтовики, воевавшие в Великую Отечественную войну, понимали нужды простых людей, уважали «ученость» сотрудников, не имели высокомерия и заносчивости, вскоре бурно расцветшие среди чиновничьего сословия, фронтовики-директора не имели тенденций перестроить «здание музея» по своему пониманию. Наоборот, они всячески учились у сотрудников так мало им знакомому музейному делу, в начале своего начальствования поменьше командовали, свои «суперценные» мысли вслух не высказывали, побольше молчали и слушали. И, нужно отдать им должное, через несколько лет представляли собой уже довольно опытных специалистов в музейном деле, продолжая понимать, что границы их музейного опыта остаются достаточно узко-административными, и указывать в фондах, как здесь нужно правильно работать они себе не позволяли… Директора-фронтовики впитывали от окружающих знатоков-историков – сотрудников музея – общее знание и уважение к морскому делу. К службе морской и дружбе мужской. Это воевавшее поколение «из ниоткуда возникнув» – все сплошь сыны крестьян и рабочих, через одного воевавшие в окопах Второй мировой войны – дало стране плеяду людей, выработавших в себе академическое мышление и составивших славу русской науки, академиков и теоретиков молодого советского государства. Государства рабочих и крестьян, победившего фашизм…

Куда делись они со временем, после 1974—1975 года, нам не удалось понять, но их постепенно сменили «нехаи». Причины тому называют всякие, но одна из них понятна – шапкозакидательство: «мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем», и «покажем Кузькину мать». Наши корабли, наша советская техника всегда стремилась к повышению боевой мощи за счет всего остального, поэтому вопросы обитаемости на кораблях были на одном из последних мест. Коммунизм строили за счет человека и не считаясь с нуждами человека, поспешая «догнать и перегнать» капиталистические страны. Все люди хотят человеческих условий жизни. Если человеческие условия десятилетиями «нечеловеческие» и «обитаемость кораблей» не улучшается, население в конце концов устает, и энтузиазм строить великое будущее угасает. Это, наверное, только одна из причин, почему великая страна Союз нерушимых республик – пала.