Корабли уходят

Волны, поднятые лавиной, докатились до дальних берегов. Первым развернул паруса Серый Кит, чей предок когда-то учил Медведя ловить рыбу.

– Ты разорвал договор с морем, – сказал Кит, его голос дрожал, как вода в шторм. – Я больше не приплыву в твой залив.

– Ты предатель! – зарычал Медведь, но Кит уже исчез в тумане.

Вслед за ним уплыли корабли из Страны Солнечных Чайек.

– Мы не хотим, чтобы наш хлеб пах льдом и пеплом, – сказал Капитан, бросая в воду венок из маков.

Даже Лис из Степей, который веками воровал рыбу из медвежьих сетей, отвернулся:

– Твоя сила стала ядом, – проворчал он, уходя в горы. – Я не хочу быть частью этой сказки.

В ледяном царстве начали исчезать голоса. Первой покинула гнездо Золотая Синица, чьи трели когда-то звучали на всех праздниках Медведя.

– Я не могу петь под ваши крики о враге с западного берега, – сказала она, прощаясь с Рябиной у своего окна.

– Но ты же наша гордость! – взмолилась Рябина, роняя алые ягоды. – Кто будет напоминать о красоте?

– Красота не живёт там, где её топчут, – ответила Синица, унося в клюве веточку с последним листком.

Пересмешник, чьи песни собирали зверей на полянах, улетел следом:

– Мои слова стали оружием в чужих клювах, – прошептал он. – Я выбираю тишину.

– Ты выбираешь трусость! – закричали ему вдогонку Вороны-Советники, но Пересмешник лишь махнул крылом:

– Нет. Я выбираю жизнь.

Тень в пещере

Однажды ночью, когда метель выла, как раненый зверь, Медведя посетил призрак Старого Волхва – дух, что когда-то учил его мудрости.

– Ты забыл, – сказал Волхв, его голос звенел, как лёд под луной, – что сила – не в когтях, а в том, чтобы слышать шепот корней.

– Они смеялись над моими льдами! – прорычал Медведь, сокрушая скалу. – Говорили, что я слаб!

– А теперь ты доказываешь, что они были правы, – покачал головой Волхв. – Посмотри вокруг: твоё царство стало тюрьмой.

Медведь огляделся. В пещере, где раньше горели огни пиров, теперь валялись обломки кораблей. Вороны-Советники каркали о «величии», но их слова падали в пустоту.

– Они льстят тебе, потому что боятся, – продолжил Волхв. – Но страх – плохой советчик.

Последний кузнец

В ту зиму закрыл свою мастерскую последний Кузнец, чьи цепи когда-то держали корабли у причала.

– Я ухожу, – сказал он, бросая молот в снег.

– Ты обязан служить царству! – взревел Медведь, его дыхание сковало дверь мастерской льдом.

– Нет, – ответил Кузнец, разжимая кулак. На ладони лежала крошечная птичка из железа – память о сыне, погибшем в лавине. – Я служил тебе, пока ты не начал жечь то, что должен был хранить.

Цветы сквозь лёд

Прошли годы. На опушке леса, где когда-то собирались Певчие Птицы, выросла рябина с золотыми ягодами – будто капли их песен. А на берегу залива, куда больше не приплывали корабли, лёд начал трещать. В трещинах пробивались жёлто-голубые цветы, похожие на те, что цвели на Зелёном Острове.

– Уничтожьте их! – рычал Медведь Воронам, но те лишь переглядывались.

– Они… не горят, – пробормотал один, тыкая клювом в лепестки.

– И не замерзают, – добавил другой.

А вдали, за горами, звери рассказывали легенды о Пересмешнике и Синице, чьи песни теперь звучали в чужих лесах. И о том, как Лис из Степей, став странником, нёс с собой горсть земли с Острова, говоря:

– Это напоминание. Даже самый крепкий лёд растает, если сердце помнит тепло.

Мораль: Когда война становится памятником самому себе, даже лёд плачет. А те, кто ушёл, учат мир: дом там, где не ломают крылья, чтобы доказать, что ты умеешь летать.

Сказка о Царе Ледяных Зеркал и Хлебе, Который Таял

В далёком северном царстве, где зима длилась вечность, а иней украшал окна причудливыми узорами, правил Царь Ледяных Зеркал. Его дворец стоял на вершине горы, стены его были из хрусталя, который отражал всё втройне: казалось, будто в царстве три солнца, три луны и в три раза больше золота. «Смотрите, как вы богаты!» – кричали царские советники, Волки в парчовых мантиях, указывая на блики в зеркалах. Но люди, дрожащие в своих избах, знали правду: зеркала лгали.

Холод, который жёг

Каждую ночь Царь выходил на балкон и дул на землю. Его дыхание превращалось в иней, который съедал монеты в кошельках.

– Почему мой хлеб стал размером с голубиное яйцо, а цена – с бычью тушу? – спросила однажды старуха у купца на базаре.

– Это временно, – прошипел купец, перечёркивая ценник углём. – Царь строит великие ледяные крепости, чтобы защитить нас.

Но крепости росли где-то за горами, а люди мерзли. Дрова стоили как жемчуг, соль – как шуба из соболя. Даже дети знали, что «временное» – значит «навсегда».

В лесу, за окраиной деревни, Дровосек рубил мёрзлые ветви. Его сосед, Сеятель, с пустыми руками копался в замёрзшей земле:

– Всё, что посеял, снесли в царские амбары. Говорят, «на благо народа». А теперь даже семян не осталось…

– Ты думаешь, Волки-Советники сами едят эти зерна? – усмехнулся Дровосек, бросая вязанку хвороста на снег.

– Нет. Они их продают за границу, – прошептала Женщина с ребёнком, завёрнутым в лохмотья. – Мой муж слышал, как купцы хвастались в кабаке: «Наш Царь – торговец льдом и голодом».

Во дворце Царь Ледяных Зеркал восседал на троне, сплетённом из голубого льда. Его окружали Волки-Советники, их зубы блестели от жира, а глаза были пусты, как снежная равнина.

– Народ ропщет, – сказал один Волк, облизывая когти. – Говорят, цены на уголь выросли вдвое.

– Значит, объявим, что уголь стал вдвое жарче гореть! – рассмеялся другой. – И добавим: это заслуга Царя.

Царь, играя с ледяным скипетром, кивнул:

– Пусть зеркала покажут новые цифры. Скажите, что урожай пшеницы вырос.

– Но амбары пусты… – попытался возразить младший Волк, но старший тут же ударил его лапой:

– Зеркала не лгут. Лгут те, кто не видит их света.

В ту ночь в заброшенной мельнице собрались те, кто больше не верил зеркалам. Старуха принесла краюху хлеба, которая крошилась в руках:

– Раньше мука была белой, а теперь – серой, как пепел.

– А у меня соль закончилась, – сказал Рыбак, доставая из сетей пустоту. – Рыба ушла на глубину. Говорят, даже она боится царского дыхания.

Молодой Пекарь, чья лавка закрылась на прошлой неделе, развёл руками:

– Мне Волки приказали печь «воздушные караваи» – чтобы люди думали, будто хлеба много. Но как печь воздух?

– Ты должен был добавить опилок, – горько усмехнулся Сеятель. – Так делают в соседней деревне.

Вдруг дверь скрипнула. На пороге стояла Девочка с замёрзшими щеками:

– Мама говорит, скоро мы будем грызть кору… А Царь всё врёт?

– Не врёт, – обняла её Женщина. – Он просто… не видит.

Настал день, когда даже терпение замёрзло. Старуха вышла на площадь, держа в руках ту самую краюху хлеба. За ней потянулись другие: Дровосек с топором, Сеятель с пустым мешком, Рыбак с рваной сетью.

– Зеркала врут! – крикнула старуха, и её голос, казалось, расколол небо.