2

Эрос редактировал не все гемопрограммы, а только их новостийную часть. Эдитор гемоньюс – так окрестил его Кондрат. Еще три пацана и одна девчонка отвечали за другие гемоблоки. К примеру, созданием гемоклипов занимался парень, с которым Эрос не был знаком. Гемоигры редактировала страшная, как атомная война, девушка из третьего подъезда. Прошлым летом, когда Эрос еще не знал Ален, он мимолетом переспал с Жанкой… А что делал он сам? По правде говоря, ничего. Ну, почти ничего. Палермо подключил к Эросовому комгему ребристый, как движок от древнего мопеда, сублиматор. Приборчик, собственно, и отдувался. А Эрос его нехотя, особенно не напрягаясь, контролировал.

Справедливости ради надо отметить, что сублиматор – штуковина сверхпоправочная! Непостижимая простым смертным. Сколько Палермо ни впаривал Эросу устройство и основные принципы работы своего чудо-детища, все было напрасно. Эрос так и не въехал. Ну разве что в самых общих чертах усвоил. Вроде того, что сублиматор идентифицирует многочисленные гносисы, содержащиеся в крови гемов, добровольно сброшенной ими в сеть Гемоглобова. Кровь так же полна гносисом – непреходящим, подобно всей истории человечества, знанием, – как серое вещество, упрятанное природой в костяной бокс человека. Да кровь просто сочится, хлещет гносисом! Невостребованный или попусту выпущенный наружу гносис сворачивается – чернеет, густеет, отмирает… Закончив процесс идентификации, сублиматор классифицирует добытые из кровей нескольких десятков людей знания, раскладывая их по соответствующим тематическим папкам: «Развлечения», «Страхи», «Мечты», «Секс», «Зависть», «Юмор», «Заботы», «Печаль», «Ненависть», «Любовь», «Сны»… Безжалостно препарированный, на первый взгляд, и растасканный по рубрикам гносис на самом деле объединялся в единый информационный блок. Гапон назвал его «гемоньюс». Тематические гемоновости в автоматическом режиме рассылались их подписчикам. Каждому свое. Происходило это через каждые четверть часа и выглядело следующим образом.

Пользователь семейной Сети включал комгем, вводил в вену иглу, при помощи гемовода соединенную с комгемом, устраивался удобней в кресле, на диване или прямо на полу – и входил в Гемоглобов. Отпускал в Сеть кровь и ждал… Подгоняемая мини-гемиксом – маломощным локальным электронным насосом, кровь устремлялась по гемоводу прочь от ее хозяина. Все дальше от тема, рискнувшего сыграть одновременно с жизнью и забвением, которым, возможно, и была сама смерть – вещь незнакомая и туманная. В глазах тема картинка привычного мира расплывалась все сильней, все ощутимей подташнивало, душа отчего-то радовалась безвозвратно утекающим силам… Все глубже в запредельные дали, все ясней и понятней грех – грех Адама, осмелившегося изведать запретное знание.

По прозрачному и тугому, как артерия, гемоводу кровь вытекала из тела слабеющего с каждой секундой смельчака, через форточку или отверстие в стене покидала дом тема – не живого, не мертвого. Конечным пунктом кровяного пути был гемвер – сервер Гемоглобова, установленный в квартире Кондрата… В ясный день, когда облака лишь местами превращают небеса в подобие вареных джинсов, а то и вовсе не кажут носа, в такой вот солнечный день, остановившись неподалеку от их дома, можно было отчетливо наблюдать, как, налившись кровью, провисают темно-красные нити гемоводов, беспорядочной, неправильной сетью опутавших три четвертых стены дома. Некоторые жильцы уж слишком близко к сердцу приняли это новшество. (Опять же справедливости ради нужно сказать, что картинка из перекрещенных вдоль и поперек гемоводов, едва заметно вздрагивающих не то от порыва ветра, не то от бегущего по ним тока крови, и впрямь выглядела диковато.) С семидесятивосьмилетней Антониной Васильевной чуть удар не случился, когда она впервые увидела Гемоглобов в действии: руки ее, воздетые к небу, будто одеревенели, ноги, наоборот, подломились, и несчастная старушенция с выпученными очами и застрявшим между зубами языком беспомощно осела. Промахнувшись мимо скамейки, повалилась на грядку с ландышами. Палермо потом рассказывал, что когда помог бабульке подняться, с трудом разобрал, как она пролепетала: «Боженьки ты мой! Шо ж это творится?! Словно с живого кабанчика кожу содрали – а под ней-то кровушка бежит…» Сравнение Васильевны показалось Кондрату прикольным. «Во бабка дает! – похвалил он. – Самую суть уловила: кровь бежит. Должна бежать! На этом стоит наш Гемоглобов».

Из разных окон-квартир гемоводы сбегались, как уже было сказано, в дом Гапонов – там находился гемвер и центральный гемикс. Мощный электронный насос откачивал кровь у отчаянных гемов – любителей острых ощущений. Куда уж острее!.. Десятки алых ручьев впадали в компактное озерцо с прозрачными пластиковыми стенками – гемотермос, специальную емкость в гемиксе, служившую для временного сбора крови. Там-то и происходило основное таинство: в гемотермосе, как в миксере, кровь смешивалась, одновременно раскладываясь на гемобайты, в которых-то и был заключен персональный гносис каждого гема. По транскабелям, по внешнему виду ничем не отличавшимся от телевизионных кабелей, гемобайты сбрасывались в сублиматоры пяти редакторов программ. В сублиматорах гносис подвергался опознанию и сортировке: каждому гемобайту находился его шесток – тематическая папка. При этом редакторы слабо отдавали себе отчет, в чем же, собственно, заключаются их редакторские обязанности. Уж Эрос в этом точно мало что соображал. Бессмысленным взглядом наблюдал за игрой сине-красно-желтых огней – индикаторов, густым рядком расположенных на передней панели сублиматора, тупо всматривался в их затейливый бегущий рисунок, словно пытался разгадать зашифрованное в цветовой чехарде послание. Напрасно!

На той же передней панели было устроено небольшое углубление, назначение которого Эросу, естественно, было неизвестно. Его все тянуло залезть в ямку пальцем… Но он ограничивался тем, что стряхивал туда сигаретный пепел. Пожалуй, единственная умная мысль, на которую невзначай навело его бесплодное наблюдение за сублиматором, была та, что человек сегодня так же бессилен в понимании большинства законов и механизмов природы, мироздания, да чего там далеко ходить – ежедневного человеческого социума, как и десятки тысяч лет назад. И, наверное, пройдет еще немало веков, а может, и тысячелетий, пока человеку будет позволено открыть еще 1–2 процента тех самых законов. В самом деле, кто бы мог предположить еще месяц назад, что игла нужна не только для того, чтобы штопать носки или ширяться…

Отсортированный гносис по семнадцати транскабелям – столько тематических папок было создано редакторами гемопрограмм – возвращался в кондратовский гемикс, где, подобно приправе или специям, добавлялся в кровь каждого гема. Таким образом кровь обогащалась теми знаниями и ощущениями, на которые подписался тот или иной пользователь Гемоглобова. Насыщение крови заказным гносисом происходило в момент выхода крови из гемотермоса через специальные шлюзы – за каждым гемом был закреплен свой, персональный, шлюз. В шлюзах были установлены миниатюрные устройства, принцип работы которых сильно напоминал работу автомобильных форсунок. Через такую вот гемофорсунку и впрыскивались в кровь заказанные подписчиком гемобайты – гемоновости, гемосплетни, гемоигры, гемоужасы и другие формы кровяного гносиса.

На тот час, о котором повествует наш рассказ, было задействовано 89 шлюзов с гемофорсунками. Это свидетельствовало о том, что столько же жильцов в доме по улице Якира отважилось подключиться к Гемоглобову. Наиболее футуристическому и в то же время, пожалуй, самому архаичному интернету.

Шлюзы открывали восьмидесяти девяти кровяным ручьям дорогу назад – к телам их хозяев. Конечно, это была уже не та кровь, которую гемикс первоначально откачал у гема и влил в гемотермос. Совсем иная кровь возвращалась, чужая… Это был настоящий взрывной коктейль из своих и чужих лейкоцитов, кровяных телец, молекул ДНК и, конечно же, чужого гносиса. Сущая гемобомба неслась по гемоводу в кровеносную систему гемоподписчика! Уцелеть мог только мертвый… Чтобы визуализировать ощущения, чтобы усилить кайф с помощью привычных, а точнее сказать, воспринимаемых сознанием визуальных и смысловых образов, параллельно насыщению крови гемобайтами в гемиксе шел процесс копирования этих самых гемобайтов и конвертации копий в файлы, формат которых читался комгемами. Конвертированные копии посылались в комгемы, в конце концов находя отражение – порой фантастическое, захватывающее, а порой низкое и ужасное – на мониторах пользователей Сети. Абсолютно синхронно с передачей электронных копий гносиса в комгемы в тело каждого гема возвращалась обогащенная, смешанная кровь. Таким образом, благодаря двойной атаке – через кровеносную систему и зрительные органы чувств, гем достигал максимальной высоты и глубины ощущений и знаний. Чувств и гносисов без границ, без тормозов! Гем, больше подталкиваемый нездоровым любопытством, нежели поступающий по доброй воле своей, проникал в космос, где эфиром и звездным веществом служила кровь его и остальных гемов, а Млечным Путем, будоражащим сознание, испытывающим волю, был Гемоглобов. Интервалы между отливами и приливами крови – между откачкой ее из организма пользователя и возвращением ему обогащенной порции – не превышали 15 минут. А казалось, не хватит и вечности…

Какое-то время Эрос бродил по интернету. За окнами хлестал ливень, навязчиво тарабанил по карнизу, неуклюже выбивая из оцинкованной жести неведомые адреса в Сети. Эрос безотчетно прислушался – не разобрал. Вздохнул. Отпил из чашки с горячим кофе, едва откусил от бутерброда с ломтиком сыра и алой долькой помидора… Эрос лениво скакал с сайта на сайт, как с кочки на кочку, бывало, оступался, взглядом увязая в какой-нибудь виртуальной топи. Однако, не найдя ничего путного, равнодушный к изысканиям безымянного веб-мастера или модератора сайта, совсем скоро кликал следующий адресок. Но и другой, и третий, и все остальные адреса в итоге оказались такими же мутными и застоявшимися, как болотная жижа… Когда это вконец наскучило, он переключился на поисковик. Ему было стыдно признаться себе, что все, что он делал – или, вернее, не делал, – служило одной единственной цели – протянуть время. Проволочить, проволынить – сделать все, что угодно, лишь бы оттянуть момент принятия решения, зловещий миг вхождения в Гемоглобов. Эрос боялся его, как смерти. Поэтому нарочно застрял в традиционном интернете.

В поисковике он набрал свое имя, скомандовал поиск. Мириады сайтов, мириады текстовых комбинаций, где звучало имя его, Эрос, мириады смыслов – легендарных, мифических, банальных, противоречивых и просто исключающих друг друга. Но нашлось лишь с полдюжины информашек, действительно заслуживающих внимания, – Эрос скачал бы их, если бы не фильтр. Кондрат приказал Палермо поставить на каждый комгем фильтр, дабы у гемов не возникало соблазна скачивать из интернета разную чушь, а затем разбавлять ею кровь. Сетевым, искусственным, гносисом разбавлять первородный гносис крови.

Ну, что еще? Затравленным взором глянул – нет, даже не глянул, прикоснулся с опаской к иконке Гемоглобова – кресту, как бы произрастающему из ярко-алого сердца. Прикоснулся да тотчас отдернул, отвел глаза от зловещего знака, словно обжегся об него; ненароком скакнул взглядом на иконку по соседству – знак гемочата. Название имело явный посыл к Гемоглобову, но, слава Богу, лишь к его имени, а никак не к его кровавой природе. Гемочат – почти заурядный чат. Почти – потому что его придумал тот, кто придумал и Гемоглобов, – Кондрат Гапон.

Войдя в гемочат, Эрос зарегистрировался как Атараксий. Тут же исправил: Атараксия – Невозмутимость. Сейчас это был, пожалуй, единственно отважный поступок, на который он был способен.