Я ничего говорить подвыпившему бретеру о высшем провидении не стал, просто не видел смысла впустую сотрясать воздух, тем более что нам и в самом деле несказанно повезло. Лошадей мы завели за стену, и на виду сидела не четверка путников, а парочка непонятных бродяг. Вот Сильвио и не обратил на них внимания. Если начистоту, я нисколько не сомневался, что Микаэль все разглядел верно. Чего-то подобного и стоило ожидать. Нас спасла лишь немалая фора: черно-красные попросту не ожидали столь скорого отъезда из Лёнинцгена.

Маэстро Салазар в несколько глотков влил в себя остававшееся в кружке пиво, обтер ладонью усы и пробормотал:

 
Ангелы небесные… шулеры искусные,
Картами краплеными смертных жизни меряны,
Встречами случайными люди перемешаны,
Тайными мотивами судьбы сплетены!
 

Я не удержался от кривой ухмылки и, возможно, слишком уж резко заметил:

– Сегодня тебя так и тянет пофилософствовать! Утомил, право слово!

Микаэль набычился, но я не стал выслушивать его отповедь и, на ходу отвязывая с пояса кошель, отошел к возившемуся с котлом монаху. Вложил в мозолистую ладонь с заскорузлыми пальцами пару серебряных фердингов и спросил:

– Дальше будут селения?

Дядька кивнул.

– Райле. Съезд по правую руку. Указатель не пропустите.

Я поблагодарил монаха и скомандовал:

– Собирайтесь! Переждем непогоду в Райле.

Уве и Марта уставились на меня с нескрываемым удивлением, но им хватило ума промолчать, так что мы подтянули седельные ремни, вывели отдохнувших коней на обочину и отправились в путь. А стоило только навесу скрыться из виду за поворотом, я спрыгнул в грязь и повел лошадь в придорожные кусты.

– Что происходит, магистр? – всполошился Уве, которого никто не удосужился просветить о свалившихся на нашу голову неприятностях. – Что вы делаете?

– Заметаю следы, – ответил я. – Пошевеливайтесь!

Лес был не слишком густым, так что не составило особого труда провести по нему коней, пусть и пришлось удалиться от дороги, дабы монах не заметил среди деревьев нашу пробирающуюся в обратном направлении компанию. Некоторое время спустя маэстро Салазар отправился на разведку, а я в двух словах поведал слуге о новых проблемах. Уве явственно посмурнел, но сразу взял себя в руки и от горестных замечаний воздержался. А там и Микаэль вернулся. Он вывел нас из леса и спросил:

– Филипп, много у нас времени в запасе, как думаешь?

Я только плечами пожал. Гадать на кофейной гуще не имело никакого смысла.

– Ходу! – скомандовал я, и лошади потрусили по мутным лужам и бурой жиже, именовавшейся в местных краях трактом.

3

В Лёнинцген мы возвращаться не стали и через пару часов повернули на юг в надежде, что уходящая в поля дорога рано или поздно выведет к обитаемым местам. В столице королевства нас ничего хорошего не ждало, к тому же люди де ла Веги вполне могли разгадать незамысловатый маневр, нагнать и порубить на куски. Посему нашей новой целью стал перевал через Тарские горы на юге королевства. Пусть крюк намечался изрядный, зато и риска повстречаться с преследователями этот вариант сулил куда меньше остальных альтернатив.

И в самом деле – до гор добрались без всяких приключений. Да и перевал оказался не слишком крутым, он не стал серьезным испытанием для наших лошадей, а таможенные чиновники что с той, что с этой стороны крайне снисходительно отнеслись к сомнительным документам девчонки, прибившейся к свите магистра Вселенской комиссии по этике, стоило лишь одарить их небольшой мздой. Укрываться мороком я Марте строго-настрого запретил, поскольку на пропускных пунктах неизменно дежурили колдуны.

На ночевку в кои-то веки остановились на нормальном постоялом дворе. Тот был выстроен на окраине Нейвхельфа, как именовался небольшой городок, через который проходила спускавшаяся с перевала дорога. Заодно удалось разузнать последние новости, благо горожане только и говорили, что о недавней кончине прежнего сеньора здешних земель – старого графа Бейнреха. Сам отошедший в мир иной курфюст никого из бюргеров не заботил, волновала их исключительно вызванная его смертью междоусобица, притязания на власть епископа Вима и уменьшившийся в силу общей неустроенности поток торговцев.

Картинка складывалась совершенно безрадостная, и на следующий день мы воочию убедились в том, что горожане красок нисколько не сгущали, а во многом даже не отдавали себе отчета, сколь плачевно обстоят дела в провинции. Многие селения на стыке владений графских сыновей, которые сошлись в схватке за верховенство в роду, были разорены и сожжены; крови на тех землях пролилось изрядно. Раздетых до исподнего покойников никто не хоронил, их и в канавы стаскивали далеко не всегда, и у меня неприятно свербело меж лопаток от одной лишь мысли, сколько проклятых мест появится на этих землях и что за жуткие твари заведутся там, вскормленные людскими страданиями и мертвой плотью. Иной раз запределье очень близко, сможешь дотянуться – только руку протяни.

В Мархоф мы въехали ближе к полудню, и уж там я останавливаться на окраине не стал и повел своих спутников прямиком на университетский холм. Теоретически мы еще успевали засветло добраться до Кларна, но после не самого простого путешествия хотелось устроить себе небольшую передышку. К тому же в город меня привели незавершенные дела, и заранее было не предсказать, сколько именно времени займет улаживание всех необходимых формальностей.

Первым делом я завернул в уже знакомую пивную и не прогадал: комнаты на втором этаже, в которых прежде останавливались живоглоты, пустовали, а на конюшне отыскались свободные стойла для лошадей. После обеда Уве отпросился проведать однокашников. Маэстро Салазар, выяснив, что вина в заведении не держат, ушел вслед за школяром, а Марта попросила взять ее с собой. Я подумал-подумал и отказывать ведьме не стал, благо в мужском платье она выглядела точь-в-точь как худосочный юнец.

По деревянному мостку мы перешли с крыльца пивной на мощенную брусчаткой мостовую и двинулись к вершине холма. На улицах было многолюдно, а на площади перед главным зданием университета оказалось и вовсе не протолкнуться от школяров, которые, по своему обыкновению, в перерывах между лекциями дурачились, распевали похабные частушки, на ходу жевали сухари и булки, читали конспекты и спорили до хрипоты и сорванных связок. Кто-то играл в карты, кто-то звенел серебром, спуская монеты в орлянку. Где-то дрались.

Ошеломленная всеобщей суетой Марта судорожно вцепилась в мою руку. Охватившее девушку замешательство не осталось незамеченным, и в нашу сторону обратились заинтересованные взгляды, но взглядами все и ограничилось; отпускать остроты никто не решился. Одних смутила шпага на моем боку, другие отворачивались, увидев заткнутый за оружейный ремень магический жезл, и даже самые отпетые смутьяны и вольнодумцы забывали о сальных шуточках при виде служебного перстня. Едва ли они всерьез опасались навлечь на себя неприятности, скорее, полагали неуместным смущать бедолагу, которого угораздило привлечь к себе внимание магистра Вселенской комиссии по этике. Обычно ничего хорошего школярам столь тесное знакомство с моими коллегами не сулило.

В воротах я кивком поприветствовал педеля и под удивленно-настороженными взглядами школяров провел Марту через внутренний двор.

– И все они здесь учатся? – шепнула мне на ухо ведьма, которой для этого даже не пришлось привставать на цыпочки.

– Да, но не все – на факультете тайных искусств, – ответил я и распахнул входную дверь, пропуская девчонку внутрь. Та шагнула через порог и при виде неоштукатуренного куска стены замерла с открытым от изумления ртом.

– Идем! – потянул я Марту к лестнице.

Девчонка неохотно последовала за мной, нагнала и сказала:

– Тут случилось что-то нехорошее. Не сейчас – давно.

В плане эмпатии и чувствительности ко всяческой чертовщине природные ведьмы могли дать сто очков вперед не только ритуалистам, но даже истинным магам, поэтому я лишь кивнул, принимая услышанное к сведению, поднялся на второй этаж и распахнул дверь приемной канцлера.

Секретарь дернулся от скрипа петель и недоуменно нахмурился, но сразу узнал меня и вскочил из-за стола.

– Магистр Черен? – В его голосе прозвучала нескрываемая тревога.

«Вон Черен», – мог бы поправить я, но делать этого не стал и потребовал:

– Доложите обо мне его сиятельству.

Секретарь неуверенно замялся.

– Не знаю, примут ли вас…

– И не узнаете, пока не доложите!

Я указал на дверь, и собеседнику волей-неволей пришлось заглянуть к канцлеру. Он тут же вернулся и придержал дверь открытой.

– Проходите!

– Жди здесь! – указал я Марте на стул у стены, а секретаря попросил послать кого-нибудь за магистром Риперторпом. После прошел в кабинет и был неприятно поражен тем, сколь сильно сдал глава университета с момента нашей последней встречи. Он заметно усох, кожа пожелтела, на лице прибавилось морщин. Да и сидел старик не за столом, а в кресле у разожженного камина. При этом еще и кутался в теплый плед, хоть натоплено в кабинете было до чрезвычайности. А вот голос нисколько не изменился.

– Магистр вон Черен! – поприветствовал меня канцлер. – Глазам своим не верю! Вот уж не чаял увидеть вас снова! Что привело в наши края? Работа?

Тут хозяин кабинета закашлялся, да так, что согнулся в три погибели, и я счел необходимым выждать, пока ему станет легче, лишь после этого ответил:

– Его преосвященство епископ Вим просил меня принять участие в судьбе племянника. Надеюсь, я не опоздал?

– Насколько мне известно, – скрипучим голосом произнес канцлер, – с момента вашего отъезда состояние бакалавра вон Далена не претерпевало серьезных изменений. Так понимаю, братство святого Луки исполнило взятые на себя обязательства?

– Совершенно верно.

На канцлера мой ответ не произвел ровным счетом никакого впечатления; дела мирские уже мало заботили измученного болезнью старика. Я достал из саквояжа лист с формулой изгнания эфирных червей, но придержал его у себя, не спеша передавать хозяину кабинета. Как ни хотелось поскорее избавиться от последней улики, которая, пусть и косвенно, но все же связывала меня с убийством маркиза Альминца, по условиям договора в обмен на формулу канцлеру полагалось выдать соответствующую расписку. И было бы чрезвычайно опрометчиво полагать, будто в ней нет никакой нужды лишь на том основании, что искомый документ получен мной в обход братства святого Луки. Рано или поздно монахи узнают о случившемся и едва ли воспылают добротой к человеку, по чьей милости лишились всяческих шансов отсудить у епархии земли университета Святого Иоганна. Куш на кону стоял изрядный, за такое не зазорно и убить. И даже если нет – у братства хватало высокопоставленных покровителей, которые могли серьезно усложнить жизнь слишком самонадеянному магистру Вселенской комиссии.

Я для себя такого не хотел и потому предупредил:

– В соответствии с условиями договора вашей светлости надлежит заверить акт передачи формулы.

Хозяин кабинета поглядел на меня с нескрываемым сомнением и все же позвонил в колокольчик, вызывая секретаря. Когда тот возник на пороге, хозяин кабинета велел вызвать синдика и декана факультета тайных искусств, а после виновато развел руками:

– Предложил бы вам бренди, да теперь здесь не сыщется и капли спиртного! Только целебный настой… – Канцлер осторожно поднес к губам кружку, глотнул и скривился, даже не пытаясь скрыть отвращения. – Не стал бы мучить этим пойлом и злейшего врага. – Он словно опомнился и указал на кресло напротив. – Присаживайтесь, магистр! Прошу вас, присаживайтесь! Сам я ничего не понимаю в тайных искусствах, поэтому записи посмотрит мэтр Келер. А после уже составим акт…

– Я взял на себя смелость пригласить магистра Риперторпа, дабы он выступил независимым свидетелем.

Канцлер вяло кивнул.

– Пусть так, – сказал он и больше не проронил ни слова, только кашлял да ворчал, маленькими глотками цедя целебный отвар.

Уж не знаю, по какой причине, но секретарь не предупредил Клоса Келера о моем присутствии в кабинете, и декан факультета тайных искусств замер на пороге как вкопанный. На миг он забавно округлил глаза, тут же опомнился и подбоченился, попытался даже втянуть слегка выпиравший из-под мантии животик. Без особого, впрочем, успеха.

– Мэтр! – улыбнулся я вошедшему.

– Магистр! – Келер вернул мне улыбку, до двусмысленности кривую, поймал себя на этом и сделал попытку исправить ситуацию, придав беседе неформальный оттенок: – Какими судьбами, Филипп?

– Не по твою душу, расслабься! – успокоил его канцлер и с плохо скрываемым раздражением проскрипел: – Сеньоры, ваше общество мне до чрезвычайности приятно, но избавьте от этих расшаркиваний и переходите к делу!

Декан кинул вопросительный взгляд, и я передал ему исписанный убористым почерком лист.

– Нужно подтвердить, что здесь представлена формула вызова хтонических созданий, обыкновенно именуемых эфирными червями.

Клос Келер замер с протянутой рукой и даже слегка попятился, а после требовательно взглянул на канцлера, будто желал убедиться, что старик услышал и осознал смысл произнесенной мною фразы. Хозяин кабинета в ответ на безмолвный вопрос ворчливо проскрипел:

– Это дела университета и магистра вон Черена. Просто подтверди, что это реальная формула. Ты ведь способен на это, Клос?

Декан факультета тайных искусств даже слегка порозовел от возмущения. Резким движением он забрал лист бумаги, испросил разрешения и занял стол канцлера. Пока мэтр Келер разбирался с формулой, подошел синдик. Канцлер велел ему достать из верхнего ящика секретера договор, заключенный между университетом и братством святого Луки, и подготовить предусмотренную тем расписку.

Синдик нахмурился. Нет, он был осведомлен об условиях соглашения, смутила его некоторая расплывчатость формулировок.

– Мэтр Келер подтвердит, что магистр вон Черен предоставил некую формулу, – высказал он свои сомнения, – но откуда нам знать, что в соглашении прописана именно эта формула?

Я лишь руками развел, а канцлер вяло отмахнулся.

– Брось! Мы следуем букве договора. Никаких дополнительных проверок там не оговорено.

– Букве – да, но не духу. К тому же акт должен быть вручен представителю братства, а вовсе не магистру вон Черену… – продолжил упорствовать синдик.

– Ты предлагаешь, – буквально прошипел в ответ канцлер, – вызвать наших юристов и потратить… невесть сколько времени на никому не нужные тяжбы?!

Слова «мои последние дни» произнесены не были, но всех проняло и без этого, больше заминок не возникло. Декан факультета тайных искусств подтвердил действенность формулы, синдик подготовил расписку, а явившийся на вызов магистр Риперторп выступил независимым свидетелем.