Храм Серебряной Луны

Маленький костерок горел в круге, сложенном из крупных речных голышей. Языки огня лениво пожирали хворост и лишь иногда, когда попадалась особенно смолистая ветка, вверх взвивались длинные лепестки зеленоватого или ярко-желтого пламени. Да еще изредка раздавался глухой щелчок, и пылающий уголек исчезал в ночном полумраке.

Костер не давал много света и почти не грел, но этого и не требовалось: ночь была теплой, а полная луна в безоблачном небе заливала лесную опушку ярким серебристым сиянием. Служил он совсем для другого: игра огня помогала не задремать. И хоть особой необходимости в ночном дежурстве не было – охранное заклинание охватывало всю поляну, – но немного осторожности никогда не помешает.

Нет, жизнь все-таки странная штука. Еще ведь вчера утром твердо уверен был: этот вечер встречу в Геладжио. Но кто мог предположить, что к обеду я получу удар ножом и вдобавок лишусь лошади? А теперь вместо поиска направляющихся в порт попутчиков, в компании профессиональных бродяг и любителей легкой наживы тащусь то ли к руинам оставшегося от эльфов или еще каких нелюдей храма, то ли к заброшенному убежищу еретиков – здесь, на границе Приозерья и Западного побережья в восстание Серебряных плащей^[7] кто только схроны не устраивал.

И чем дальше, тем больше это путешествие казалось мне откровенной авантюрой.

Непонятно, о чем вообще я думал, когда принимал предложение Анджея Дубравы – предводителя этой ватаги. Да нет, конечно, понятно, о чем. Чего там особо думать-то? От постоялого двора «Хромой кузнец» до Геладжио два дня пути пешим ходом, а денег осталось – кот наплакал. Да и подходящих попутчиков найти, чует мое сердце, не получилось бы. К тому же все чаще начинала закрадываться пугающая мысль, что на поиски нужного человека в городе понадобится не один день. И – что самое важное – не одна серебряная корона.

Поэтому вчера утром я не особо и колебался, принимая приглашение присоединиться к дружине^[8] и пошурудить в весьма перспективных, с точки зрения быстрого обогащения, развалинах. Тогда Анджей Дубрава произвел на меня самое благоприятное впечатление. Это теперь я немного к нему присмотрелся и понял, что широкоплечий, всегда подтянутый и обаятельный эсквайр может при необходимости запудрить мозги кому угодно. Вот только большинством дел в дружине заправлял его помощник – пожилой здоровяк Марк Брага. А из этого битого волка выжать пару лишних монет будет ох как непросто.

Один их темных силуэтов зашевелился и из кучи тряпья вылез Янек Змейка – долговязый паренек лет восемнадцати. Нетвердой походкой он направился ко мне и плюхнулся на землю около костра. Я подкинул в огонь еще несколько хворостин. Удачно он проснулся: как раз его очередь дежурить подошла.

– Полнолуние, – ежась, пробормотал Змейка. – Как бы на оборотней не нарваться.

– Не поминай лихо. – Я едва удержался, чтобы не сплюнуть при упоминании этих тварей.

– Да ладно, Кейн. Тебе-то что? Ты ж их голыми руками на куски рвешь. – Янек зевнул, вытер хлюпающий нос рукавом рубахи и продолжил: – Тебя Дубрава поэтому и взял.

Ага, голыми руками, как же. К сожалению, не все такие наивные: когда утром я уже собрался достать серебряную монету из глазницы оборотня, оказалось, что меня кто-то опередил.

– Слушай, тепло ж, чего костер зря палишь? – Длинный заозерец растянулся во весь свой немаленький рост на траве рядом с огнем.

– А чем еще заняться? Так хоть не усну. – Я подбросил в костер еще хвороста. – Не слышал разве, что человек может бесконечно смотреть на две вещи – горящий огонь и бегущую воду?

– Да ну, ерунда. Я только на пену в пивной кружке бесконечно смотреть могу, – хохотнул парнишка.

– Это точно.

Ян снова сел, достал какую-то темную деревяшку и начал аккуратно обстругивать ее ножом на широкий кленовый лист. Мне почудился тяжелый приторный запах чертова корня, рот моментально наполнился слюной и невольно я сплюнул себе под ноги.

Заметив мою реакцию, Змейка протянул деревяшку:

– Будешь?

– Не… – отрицательно мотнул я головой.

– А чего так? У нас его даже солдатам выдают. – Он спрятал корень и начал накаливать над костром широкое лезвие ножа. – А вообще, дело твое, мне больше останется.

– Смотри, не переборщи, – хмыкнул я. Солдатам его дают… Солдатам чего только ни дают. Если все употреблять, никакого здоровья не хватит. Да и нельзя мне… – Огребешь от Браги.

– Не, я норму знаю, – заверил меня парень.

Знает он. Будто кто-то не знает. Нешто я чертов корень первый раз вижу? Пусть в первую очередь он действует на реакцию и болевой порог человека, но и голову дурманит будь здоров.

А в одурманенном состоянии переборщить с этой отравой ничего не стоит. До сих пор ведь ходят байки про роту Красных Енотов, командир которой не ограничивался чертовым корнем и дурман-травой, а вместе со своими солдатами перепробовал почти все, начиная мухоморами и заканчивая ведьминой паутиной. И однажды, окруженный орками, он сварил такую адскую смесь, что его рота почти без потерь прорвала окружение и ушла в степь. Вот только никто их больше после этого не видел.

Тем временем лезвие накалилось докрасна, и Янек Змейка начал, потихоньку посыпая стружку на лезвие, вдыхать ароматный дым. Через пару минут корень закончился, и заозерец воткнул нож в землю:

– Ништяк! Ух, сразу голову прочистило. – Он потянулся, хрустнул суставами, посмотрел на меня и замер. – А чего это у тебя зрачки вертикальные?

– А ночью так удобней, видно лучше, – пожал я плечами.

– Удобней?! Ну, Кейн, ты даешь! – Янек повалился на землю и зашелся в беззвучном приступе хохота.

– Знаешь, а у тебя еще и с клыками что-то не то, – сообщил он, немного отдышавшись. – Ты ж вампир! Да нет, похлебку чесночную вместе со всеми хлебал, сам видел. И тень у тебя есть. Даже две. И у меня две… И луны две… А костер один. Да, давно меня так не цепляло!

– Слушай, Янек. Я тут вот чего подумал: дружинники в Заозерье обычно конные, а вы чего?

– Да, была одна история… – смутился парень. – Мы сюда и подались… Ладно, забудь, ни к чему тебе оно…

– Как знаешь… Ну, ты карауль, а мне спать давно пора. – Я бросил в огонь остававшийся хворост, подхватил плащ и пошел искать место для ночевки. Судя по количеству употребленного зелья, бодрить Янека перестанет только к рассвету и значит можно не опасаться, что он уснет на посту. Только бы больше не дымил.

Вместе с рассветом пришел и туман. Густая пелена медленно поднялась от реки и постепенно добралась до лесной опушки. Сразу похолодало, и дружина начала собираться в дорогу. Завтракать пришлось на ходу, но никто по этому поводу не ворчал: до заветных развалин оставалось полдня пути и предвкушение скорой добычи гнало вперед лучше всяких понуканий. К тому же, все прекрасно понимали, что лучше пройти сколько получится поутру, чем заживо запекаться в полуденную жару – яркая синева утреннего неба ясно показывала, что день будет знойным.

Первое время мы шли по широкой лесной тропе, которая петляла меж толстых стволов высоченных сосен. Протоптали ее то ли ходившие на водопой животные, то ли местные промысловики: места здесь глухие, самое раздолье для браконьеров. Как бы то ни было, высовывающиеся из ковра утоптанной хвои толстенные корни лезли под ноги, а сухие ветви так и пытались обломанными концами пропороть лицо.

Отряд растянулся, и невольно я оказался в самом хвосте колонны. Рядом шумно сопел толстоватый коротышка, светло-русые волосы которого свалялись в грязно-серые лохмы. Представился он Габриелем, но иначе как Шутником в дружине его никто не называл. Росту в нем было четыре локтя с хвостиком, а из-под бригандины – короткой кожаной куртки, усеянной заклепками, которые удерживали проложенные изнутри стальные пластины, выпирал немаленький пивной животик. Навскидку я дал бы ему лет сорок, но, несмотря на кажущуюся неуклюжесть, с кистенем он обращался весьма уверенно. Да и само оружие – шипованный шар в полтора кулака на длинной тонкой цепи – выглядело весьма устрашающе.

Слева плелся Язва. И, учитывая его испещренное оспинами лицо, было совершенно непонятно, прозвище это или родовое имя. Только вот, думаю, называли его так больше из-за склочного характера, а не из-за внешности или столь говорящей фамилии. Одет заозерец был в застиранные шаровары, просторную рубаху и короткую жилетку, из-под которой выглядывали звенья легкой кольчужной безрукавки. На ногах красовались новенькие сапоги, пошитые из великолепно обработанной кожи. Вооружился Язва коротким копьем с широким листовидным лезвием и парой изогнутых кинжалов. Да еще на кожаных ремнях, пересекавших крест накрест грудь, болтались метательные ножи.

Замыкал колонну Арчи – темноволосый, коротко стриженый здоровяк почти в пять локтей ростом с честным и открытым лицом. Свисавший за его спиной двуручный меч едва ли не с Шутника длиной на каждом шаге слегка полязгивал о доходившую парню до середины бедра пластинчатую кольчугу. По всему клинку меча вился сложный посеребрённый узор, сверкавший в лучах утреннего солнца даже ярче начищенной стали. Очень предусмотрительно – оборотни вовсе не будут рады, получив удар таким клинком. Да и на большую часть нечисти серебро действует вполне себе убийственно.

Помимо меча, вооружение Арчи составлял насаженный на короткое дубовое топорище молот, который тот постоянно перебрасывал из руки в руку. Перекидывал его он очень даже легко, хотя по моим прикидкам, весил молот никак не меньше половины пуда.

В отличие от Шутника, Арчи больше помалкивал и, глядя на безмятежное выражение его лица, было совершенно непонятно, то ли он в самом деле немного туповатый, то ли просто умело прикидывается.

Я хотел, пока есть время, выспросить, как они оказались в дружине – мои спутники на уроженцев Заозерья ничуть не походили, – но, подумав, решил не лезть не в свое дело. Захотят – сами расскажут. Не захотят – мне, в принципе, не очень-то и интересно.

Еще с нами шел тайнознатец^[9] – худой отшельник в длинном сером плаще с накинутым на голову капюшоном, который, как и я, присоединился к отряду только вчера утром в трактире «Хромой кузнец».

Как мне удалось выяснить, разговорив Шутника, у дружины уже был колдун – высушенный годами и жарким солнцем Заозерья старикан Захар Осока, а этого взяли только из-за Браги, который прямо заявил, что в таком деле два тайнознатца лучше, чем один. Анджей долго мялся, на несколько раз проверил выданный инквизицией жетон, но, в конце концов, все же согласился принять отшельника в отряд. Согласился, как считал Шутник, только потому, что обитал тайнознатец неподалеку от северной оконечности болот и в случае необходимости мог послужить проводником.

Как ни старался я, разглядеть скрытое тенью капюшона лицо так и не смог. Единственное, что получилось заметить – затейливую татуировку, украшавшую левую щеку тайнознатца. И татуировка эта меня насторожила – как бы наколотый в несколько цветов дракон какое клеймо не скрывал. А что? Запросто. С тайнознатцами ухо надо держать востро.

И все же, думаю, этот тип местный – ни дьяк, ни десятник церковных стражников даже и не подумали проверить бумаги у столь подозрительной личности. Да тень с ним, с тайнознатцем. Главное, что в отряде к произошедшему пополнению отнеслись без особого восторга: прибавление претендентов на долю в добыче никого особенно не радовало. Меня-то хоть в деле видели, а этот тип, как бельмо на глазу.

А тут еще Язва…

– Поналетели, понимаешь, как мухи на коровью лепешку. На все готовенькое… – Давненько уже бурчавший что-то себе под нос Язва последнюю фразу произнес достаточно громко и при этом скосился в мою сторону.

Конечно, можно было промолчать, но вот только при разделе добычи это мне наверняка аукнется. И полученная доля едва ли окупит изношенные за время пути сапоги.

– Как я понимаю, это плевок на мою тень? – повернулся я к Язве, левой рукой почесывая спину. По странному стечению обстоятельств теперь моя ладонь почти касалась рукояти заткнутого сзади за пояс кинжала.

Тот гнусно скривился, но ничего ответить не успел – незаметно для нас рядом оказался чем-то весьма недовольный Марк Брага.

– А ну пошевеливайтесь! – рявкнул он и поправил сбившийся ремень кирасы. – А то ползете как ишаки беременные!

Мы замолчали и начали нагонять остальной отряд. Пререкаться с Марком желающих не нашлось. Да и не думаю, что кто-нибудь в дружине решится на это без очень и очень весомых причин. Посмотрев на утреннюю разминку Браги с тяжеленным бастардом, который в его руках порхал как бабочка, я тоже этого делать не собирался. По крайней мере, из-за таких пустяков.

Давно уже разменявший пятый десяток лет, помощник Анджея производил впечатление древнего дуба. Пересекавшие его лицо и шею морщины и шрамы только усиливали это впечатление. Темно-рыжие волосы и короткая бородка были обильно украшены сединой, которая придавала им оттенок смешанного с солью молотого перца. Чуть пониже меня ростом, он был такой же широкоплечий, как и Арчи.

Язва и колдун поспешили вперед, теперь мы шли втроем.

– Не нравится мне этот лес, – неожиданно ни с того ни с сего произнес Арчи.

– Понятно дело, кабаки тебе нравятся больше, – тут же подколол его Габриель.

– Не в этом дело, Шутник, не в этом. Эх, Кира жалко, он бы меня понял, – не обратил на подначку внимания здоровяк и, достав из дорожного мешка легкий шлем, начал расправлять стеганый подшлемник. – Пойдемте быстрей. Надо остальных догнать.

Я тоже почувствовал какое-то смутное беспокойство, но, в чем дело, понять так и не смог. Может, горец и разобрался бы в происходящем. Вот только вчера он не удержался и все же ввязался в драку с одним из гномов. Карлик отделался отрубленными пальцами левой руки, а Киру не повезло гораздо больше: тяжелый молот проломил ему череп.

Мы начали огибать заросший деревьями крутой холм, когда Арчи резко остановился, а из кустарника на тропинку высыпали вооруженные люди. Раздался звон оружия и крики раненых. С холма полетели стрелы, и я с ходу нырнул с тропы в кусты: лучников не должно быть много, иначе не было никакого смысла в лоб атаковать хорошо вооруженный отряд.

Продравшись сквозь ветви кустов, я оказался в тени деревьев и сразу же припал к земле. Лучи солнца почти не проникали сквозь густые кроны, и здесь царил полумрак. Впрочем, это даже к лучшему: с тенями и темнотой отношения у меня неплохие.

Вытащив кинжал и по возможности стараясь не шуметь, я направился туда, где, по моим прикидкам, должны были располагаться стрелки. И действительно, почти сразу же в темно-зеленой стене орешника мелькнуло светлое пятно – похоже, именно там кто-то заранее обломал ветки, расчистив бойницу для лука.

Увлеченный стрельбой лучник не расслышал моих шагов, и узкое лезвие кинжала, пропоров кожаную безрукавку, легко вошло ему под левую лопатку. Сведенное предсмертной судорогой тело выгнулось дугой, но почти сразу же обмякло. Я медленно опустил его на землю, тихо выдохнул сквозь сжатые зубы воздух и потянул на себя рукоять. Клинок выскочил неожиданно легко, и мне невольно пришлось отступить на шаг назад.

Под ногой хрустнула одна из воткнутых лучником в землю стрел, и я замер на месте, озираясь по сторонам. Легкий шорох над головой предупредил об опасности и заставил отпрыгнуть в сторону за мгновенье до того, как в прелую листву рядом с покойником воткнулась выпущенная с соседнего дерева стрела.

Промахнувшийся стрелок отбросил лук и, на лету замахнувшись короткой саблей, спрыгнул с насеста – острие клинка, едва не разрубив мне скулу, мелькнуло прямо перед лицом. Зло выругавшийся бандит с трудом устоял после приземления на ногах, но тут же, не оставив мне времени выхватить мечи, снова атаковал. Увернувшись от просвистевшей по широкой дуге сабли, я ткнул кинжалом в лохматую голову, но, не завершая удара, резко повел лезвие вниз. Хорошо заточенное острие полоснуло по незащищенному кожаной рубахой предплечью и, зашипев от боли, разбойник перекинул саблю в левую руку. Левой рукой он владел ничуть не хуже, и мне снова пришлось отпрыгнуть, уклоняясь от нового замаха. Сабля впустую рассекла воздух и на землю полетели срубленные листья.

Рисковать жизнью и состязаться с ним в фехтовании теперь было просто-напросто глупо. Сам кровью истечет. Ну что, поиграем в догонялки? Поняв, что я просто выжидаю, пока он обессилеет, разбойник заорал и, подняв саблю над головой, рванул ко мне.

Прыжок в сторону, укол кинжалом.

Лезвие сабли засело в толстой ветви, кинжал вошел лучнику меж ребер. Не удержавшийся на подкосившихся ногах разбойник растянулся на земле, и от сильного рывка рукоять кинжала выскользнула из моей вспотевшей ладони. Скорее всего, лучник был уже мертв, но я не стал искушать судьбу: сначала, оттянув голову за длинные засаленные волосы, перерезал ему засапожным ножом горло, и только потом перевернул на спину и вытащил засевший в боку клинок.

Когда я, продравшись сквозь кусты, вернулся на тропу, схватка уже закончилась и тела нападавших стащили на небольшую полянку. Мертвецов было десятка полтора. Одеты в какое-то рванье, нормальных доспехов нет ни у кого, разве что на одном бородаче прорубленная в нескольких местах ржавая кольчуга, да у парня с рассеченной головой добротная стеганая куртка. Оружие тоже не ахти: на тропе остались валяться в основном зазубренные топоры и окованные железом дубины.

Мы потеряли троих, еще несколько человек отделались ушибами и порезами. Из убитых я знал только отрядного тайнознатца Захара Осоку.