Глава 2

Стыд и замешательство всколыхнулись и пропали, на смену им пришла безрассудная злость. Аж перекрутило всего, до того захотелось по наглой морде вахтёра кулаком приложиться.

– Да ты издеваешься?! – вырвалось у меня.

Я шагнул вперёд, и тогда откуда-то сбоку вынырнул рыжеволосый напарник Сержа.

– Правила – есть правила, – примирительно развёл он руками. – Не мы их устанавливаем.

Злость отступила в момент, будто дурной припадок отпустил. В сложившихся обстоятельствах затевать драку было не лучшей идеей, вот и заставил себя разжать кулаки, спросил:

– А кто? Кто устанавливает правила?

– Председатель клуба.

Я нахмурился, но сразу припомнил имя спортивного старшекурсника с кафедры пиковых нагрузок.

– Яков, да? Он сейчас здесь? Позовите его!

– Всенепременно, – с какой-то очень уж зловещей многозначительностью проронил Серж, распахнул внутреннюю дверь и скрылся в зале.

Я не стал торчать столбом посреди вестибюля, отошёл к гардеробу, опёрся поясницей о его стойку. Не столько желал придать себе невозмутимый вид, сколько в попытке замаскировать дрожь в коленках.

– Что за дела, а? – обратился я к рыжему вахтёру. – Что за нововведения?

Тот ничего не сказал, лишь головой покачал.

Я отвернулся, заглянул в дверь. Насколько удалось разглядеть, столы уже были накрыты, но пока ещё преимущественно пустовали, а немногочисленные посетители толпились у бара.

– Поприветствуем же нашего почётного йога, владыку гроссбухов, повелителя счетов и непревзойдённого жонглёра цифрами, благодаря милости которого нам начисляется стипендия! – донеслось оттуда. – Михаил Прокопьевич сегодня выступит с рассказом о своём путешествии в горный Джунго и поисках истинного источника!

Раздались аплодисменты, и стройный мужчина лет сорока пяти с собранными в косицу волосами, длинными и чёрными, всплеснул руками.

– Ну что вы в самом деле! Ну какой истинный источник, право слово? – рассмеялся он. – Истинный источник находится внутри каждого из нас, нужно лишь достичь состояния просветления. И для вхождения в сатори вовсе не обязательно годами медитировать в горных храмах. Любой может прийти к этому, главное – найти свой путь. Так сказал гуру Махат Атман, а он – великий мудрец. Известно ли вам, что он последовательно проходит реинициации в источниках сверхсилы от самого слабого километрового пятна в Пахарте и стал первым иностранцем, коему оккупационная нихонская администрация дозволила настроиться на захваченную ими аномалию? За его восхождением следит весь мир, и я счастлив сообщить, что и айлийские бюрократы пошли навстречу нашему коллективному прошению!

В этот момент вахтёр привлёк внимание председателя студенческого клуба, и они оба двинулись к выходу из зала.

– Яков, тут какое-то недоразумение… – начал было я, но по выражению лица старшекурсника вмиг понял: никаким недоразумением тут и не пахнет.

– О чём ты? – свысока глянул на меня председатель клуба.

– Меня не пускают.

– У нас студенческий клуб. Он для студентов! – заявил Яков, скрестил на груди руки и поставил вопрос ребром: – Ты – студент?

– Но я же…

– Ты – студент?

Челюсти словно свело, едва сумел выдавить из себя:

– Нет.

– Ну так и чего ты хочешь? Нам тут шпики не нужны!

Меня будто на тридцатиградусном морозе ледяной водой окатили.

– Ты о чём?

Яков презрительно скривился.

– Думал, не узнаем, что ты из комендатуры? Проваливай! А не уйдёшь сам, выставят за дверь силой! У нас частное заведение!

На виске часто-часто забилась жилка, в глазах потемнело, захотелось заорать в голос и со всего маху приложиться кулаком по наглой холёной роже. Но – сдержался. Взял паузу, мысленно досчитал до пяти, потом сказал:

– Передай Нине, жду её на улице.

– Передать?

В голосе председателя клуба сквозила откровенная издёвка, и вновь накатил приступ бешенства, и вновь удержался, не сорвался на крик.

– Передай, и у меня не будет повода возвращаться.

Яков задумался, потом кивнул.

– Хорошо! А теперь убирайся!

Серж наметил движение вперёд, и я не сдвинулся с места, мрачно уставился на него. Не дождался от вахтёра решительных действий и вышел на улицу, мягко притворив за собой дверь. На деле хотелось долбануть ею со всей дури, но решил не терять лица.

А в голове в такт лихорадочному сердцебиению стучало: «шпик! шпик! шпик!»

Я – шпик! И все об этом знают!

Но – откуда? Я ведь с августа в комендатуре не числюсь! Что за ерунда?!

Далеко я уходить не стал, плюхнулся на ближайшую скамейку, пристально уставился на вход в клуб. Изо рта облачками пара вырывалось дыхание, но холодно мне не было. В воздухе невесомые снежинки кружатся, а мне – жарко. И душно. Дышу и никак надышаться не могу.

Нина! Нина тоже знает!

От этой мысли во рту стало кисло, аж зубами скрипнул.

Дерьмо! Вот же дерьмо! Она выйдет вообще?

Усомнился в этом, но – вышла. Нина порывисто сбежала с крыльца, и я вскочил с лавочки, поспешил её навстречу, но только протянул руку, и студентка резко отпрянула.

– Не трогай меня!

Я замер на месте, пересилил себя и спросил:

– Нина, да что такое?

– Сам будто не знаешь! – чуть ли не выкрикнула девчонка, тушь которой потекла и размазалась от слёз. – Ты меня обманул! Выставил полной дурой!

– Ты о чём вообще?

– Ты из комендатуры!

– Я – не из комендатуры, – ответил я полуправдой и поспешно добавил: – Нет, постой! Да не из комендатуры я, честно! И тебе я не врал! Я действительно учусь в энергетическом училище. Но ещё – мотоциклист.

– В корпусе! – обвиняюще произнесла Нина.

Тут уж отпираться было бессмысленно, пришлось признать:

– Ну да.

– И ничего мне не сказал!

– Да просто речи не заходило. Слушай, я ведь ничего не скрывал – даже на мотоцикле приезжал. Помнишь?

– Но ты и не рассказал правды! – отрезала студентка. – Теперь все считают, что я обо всём знала и покрывала тебя!

Я ощутил иррациональное раздражение и едва не наговорил в ответ грубостей, каким-то чудом сдержался и со вздохом спросил:

– В чём покрывала? Служба в корпусе – это преступление? Ну извини – не знал!

– Служить – не преступление. А вот скрывать это – подло! Теперь все считают тебя шпиком, а меня – пособницей!

– Глупости какие! Тебе не плевать, кто что думает?

– Нет, не плевать! Видеть тебя больше не желаю!

Нина развернулась и убежала в клуб, а я немного ещё постоял перед крыльцом, затем вернулся к скамейке, уселся на неё и откинулся на спинку. Расстроился ужасно. Такие планы на этот вечер были – и всё псу под хвост отправилось. Нинку ещё расстроил, испортил ей праздник.

Я сунул руку во внутренний карман, смял цветастую упаковочную бумагу и отправил её в урну, следом выкинул и картонную коробочку. В руке остался зажат стеклянный шарик величиной со сливу, за толстыми стенками которого подрагивала капля чувствительной к сверхэнергии грязи. Зажав безделушку в кулаке, я начал набирать потенциал и сразу ощутил, как шар едва заметно дрогнул и принялся выворачиваться из пальцев. Тогда усилил хватку и начал бездумно крутить кистью. Стекло нагрелось, от него начало распространяться приятное тепло – для медитации лучше и не придумаешь.

Такие вот сувениры из отработанной субстанции изготавливала в госпитале троица аспирантов, мне по знакомству они уступили пару шариков за полцены. Хотел подарить один Нинке, и вот оно как получилось.

И всё же – какая тварь сдала? Как же так вышло, а?

Не знаю, сколько времени провёл, погрузившись в лёгкий транс, очнуться заставил хлопок по плечу.

– Пьер, дружище! А ты чего внутрь не заходишь?

– О, Карл! Привет! – Я поднялся на ноги, ответил на рукопожатие и указал на клуб. – Иди, там расскажут.

– С Нинет, что ли, поссорились?

– И это тоже, – подтвердил я и уселся обратно на скамейку.

– Ты сегодня такой загадочный! – хохотнул Карл и попросил: – Не уходи никуда только, я сейчас Мэри заберу и выйду.

Мне было всё равно, но всё же уточнил:

– И куда собрались?

– У нас на военной кафедре своё сборище, – поведал мне Карл и двинулся в сторону клуба.

Я откинулся на спинку скамейки и сунул руки в карманы пиджака. Сам не знаю, почему восвояси не убрался. Некуда идти, наверное, просто было. Некуда и незачем. Такая тоска навалилась – хоть волком вой. Да и взвыл бы, просто не решился напоказ чувства выставлять.

Плохо. Всё было очень и очень плохо.

И ведь даже не в поручении Георгия Ивановича и Альберта Павловича дело, тому поручению сто лет в обед, актуальность давно на нуле. Просто с Ниной нехорошо получилось. Я ведь…

А, к чёрту! Что – я? Люблю её? Ну, наверное. Очень уж тошно на душе. Небезразлична она мне была совершенно точно. Хотя, положа руку на сердце, больше об упущенных возможностях жалею. Ждал ведь этих праздников. Так ждал! И Нину расстроил. Одно к одному подобралось, того и гляди, слёзы на глаза навернутся.

Но – нет, не навернулись. Для этого я был слишком зол. И на себя, и на ту сволочь, что заложила меня студентам. Узнаю – кто, удавлю! Собственными руками придушу гада!

Пальцы сжались в кулаки, но я тут же обуздал эмоции и заставил себя расслабиться.

Ну, придушу и толку? Это уже ничего не исправит и не изменит.

Зараза!

В этот момент из клуба вышел Карл, уселся рядом, глянул с интересом.

– Пьер, ты и вправду в комендатуре служишь?

Врать и недоговаривать я не стал, молча достал из внутреннего кармана служебное удостоверение с вытисненным изображением схемы атома и аббревиатурой «ОНКОР», раскрыл его и протянул студенту. Здоровяк озадаченно хмыкнул.

– Автобронетанковый дивизион? Пьер, ты танкист?

Я фыркнул и забрал удостоверение.

– Мотоциклист. Я же говорил…

– Не-а, не говорил, – передёрнул мощными плечами Карл. – Чего молчал-то?

– Да повода не было.

Карл вздохнул.

– Это ты дал маху. Нинет в истерике бьётся, все вокруг неё хлопочут, Мэри тоже утешать осталась. И на меня ещё наорала. Отстань, говорит. Не могу, говорит, подругу в таком состоянии бросить.

– Ну, извини.

Здоровяк хлопнул меня по плечу мясистой ладонью.

– Ладно, хватит киснуть! Идём!

Я недоумённо вскинул голову.

– Куда?

– Говорю же: у актива военной кафедры своё собрание. Я хотел Мэри с собой взять, она не пойдёт, место освободилось.

– Ты серьёзно?

– Нет, ёлки, шучу! – разозлился Карл ухватил меня за плечо и легко вздёрнул с лавочки, после перчатками сбил нападавшие на плечи снежинки. – Пьер, на военной кафедре ни снобов, ни пацифистов не держат. Какие могут быть предрассудки, если почти все на службу в корпус после выпуска поступят? Вот с Нинет у тебя промашка вышла. Она к общественному мнению прислушивается. Ей надо было сразу обо всё рассказать, а так разобидится надолго.

Студент натянул перчатки и потянул меня от клуба.

– Идём, сегодня тут точно ловить нечего. Завтра с ней поговоришь.

И я сдался, пошёл с Карлом неведомо куда, а на ходу подумал, что совсем упустил из виду перчатки. Надо было купить.

Стемнело, но темноту на бульваре разгонял свет уличных фонарей. У распахнутых дверей питейных заведений курили и смеялись весёлые компании, прогуливались парочки, кто-то спешил по делам, кто-то пританцовывал на морозце в ожидании своей второй половины. С лёгким цокотом подков по брусчатке нас обогнали два конных полицейских, навстречу прокатил вездеход ОНКОР.

Наверное, именно вид коллег и заставил вспомнить о благоразумии и пройти мимо клуба «Держава и скипетр», а не вывернуть из мостовой булыжник и не засадить им в окно этого прибежища реваншистов. Будто нарочно именно в этот момент у крыльца остановился сверкавший в свете электрических ламп затейливой решёткой радиатора и свежей полировкой автомобиль с плавными изгибами крыльев. Вахтёр в ливрее с золотым позументом вмиг оказался рядом и распахнул заднюю дверцу, позволяя выбраться наружу расфуфыренным барышням в меховых накидках и манто.

Так и захотелось подкараулить здешних монархистов и от души им навалять!

Но дурь, конечно. Пусть у самого на душе кошки скребут, последнее дело – другим праздник портить, отчасти даже подло как-то. Да и проблем потом не оберёшься. А у меня собственных вагон и маленькая тележка. Мне ещё с Федей бодаться…

Я тяжело вздохнул, и Карл указал на узкий проход между выстроенными чуть ли не впритык друг к другу каменными особняками. Мы прошли в тёмный двор-колодец, и студент первым начал подниматься по боковой лестнице. Я поспешил следом, а на площадке второго этажа поёжился и заметил:

– Не слишком похоже на клуб. Больше на притон.

Карл басовито рассмеялся.

– Не в бровь, а в глаз! Тут одно время опиумная курильня была, а когда её накрыли, помещение конфисковали и передали институту.

Он как-то затейливо постучал, и с минуту ничего не происходило, даже пришлось повторить условный сигнал. Тогда сначала сдвинулась в сторону железная пластина, закрывавшая до того смотровую щель, а следом лязгнул засов. Карл распахнул дверь и хлопком по спине направил меня внутрь.

– Проходи, Пьер. Будь как дома!

Я переступил через порог, кивнул то ли вахтёру, то ли выполнявшему роль привратника буфетчику и узким коридором прошёл в просторную комнату с полудюжиной столов и баром с батареей бутылок. Разделённое на квадраты деревянными рейками окно выходило во двор, и через него света внутрь много не проникало даже днём, сейчас же были включены все бра до одного.

В дальнем углу стояла украшенная гирляндами ёлка, там же за столом разместилась компания студентов, и Карл помахал им рукой.

– Привет-привет! – Но подходить не стал и потянул меня к буфету. – Коньяк. Два по пятьдесят! – объявил он вернувшемуся от входной двери мужчине лет сорока на вид в рабочих ботинках, штанах с накладными карманами и свитере грубой вязки.

К слову, мой спутник и сам обошёлся в этот раз без сорочки, предпочтя ей чёрную водолазку с высоким воротником под горло.

«Ещё одна вещь, приобретением которой стоит озаботиться в самое ближайшее время. Так и так по кафе теперь водить некого, смысла нет накопительством заниматься, – решил я и сразу подумал: – Хотя, быть может, ещё обойдётся? Помиримся?»

Буфетчик поглядел на меня, затем на студента, после указал на батарею бутылок.

– Выбирайте!