5

С бумагами в итоге пришлось провозиться до самого вечера – в тесной полутемной комнатушке, за низенькой конторкой, балансируя на шатком стуле. В итоге под конец дня глаза слезились, спину невыносимо ломило, а желание дать в морду Ульричу стало самой настоящей навязчивой идеей. Договорился насчет кабинета, гад…

Но иначе – никак. Пришлось просмотреть восемь папок, и если по первым убийствам записи ограничивались одним-двумя рапортами с места преступления, то со временем дела пухли и едва умещались в стопках в пару пальцев толщиной.

Вот только увеличение объема на пользу содержательности не пошло. Монастырские чинуши в ожидании неминуемых проверок просто-напросто пытались прикрыть свою задницу и лили воду, довольно неуклюже имитируя тщательное расследование.

И теперь я с головой увяз во всей этой писанине, с трудом вычленяя укладывающиеся в общую схему факты и отделяя от них домыслы, не имеющие никакого отношения к случившемуся.

Восемь случаев, семнадцать убитых. Жертвы большей частью люди зажиточные, но были среди них и скорняк, и плотник. Обычно совершалось два преступления кряду с разницей всего в несколько дней, а затем следовал перерыв в пару декад.

Способ убийства во всех случаях одинаков – женщин душили, мужчин закалывали, а жертвам ритуала пробивали висок узким трехгранным клинком.

Нанесенные на пол и потолок святые письмена оказались молитвой «О противлении скверне». Вот только круг подозреваемых это не сузило, поскольку составил ее один из духовных последователей особо почитаемого в местных краях Иоанна Грамотея.

И да – гвозди со столь приметными шляпками в Рживи не продавались. Стоит учесть на будущее, а то как бы чего не вышло.

Отложив в сторону последнюю папку, я потянулся, хрустнул позвонками и выбрался из-за конторки. Разрешил караулившему у дверей служке вернуть бумаги в монастырский архив и зашагал на выход. Поигрывая тростью, вышел на крыльцо ратуши и с наслаждением вдохнул свежего воздуха. После дня, проведенного в затхлом и пыльном помещении, – словно бальзам на душу.

– Что-то вы припозднились, господин Март, – немедленно оказался рядом Валентин Дрозд. – Все извелись уже…

– Список молитвы у тебя?

– Да.

– Не потеряй.

– Понадобится еще, что ли?

– Непременно.

Заранее открывать все карты не хотелось, к тому же из подъехавшей к ратуше кареты уже выбирался господин Ульрич. И не один, а в сопровождении того самого странного парнишки с разгромленного постоялого двора. Я немедленно повернулся к ним спиной, нахлобучил на голову шляпу и тихонько спросил Валентина:

– Видишь того хмыря? Если пойдет сюда – предупреди.

– Как скажешь. – Дрозд оглянулся и, не скрывая удивления, поинтересовался: – А что?

– Ты, главное, предупреди. – Мне оставалось лишь уповать на сгустившиеся сумерки да невнимательность парня после явно не самой лучшей ночи в его жизни. – Знаешь, кто такой?

– Племянник Ульрича. Чем по жизни занимается, не интересовался. Все, парень уходит, служивый к нам идет. А вон и преподобный ковыляет.

Я с облегчением перевел дух и уже совершенно спокойно обернулся к взбегавшему по ступеням главе стражи. Следом, тяжело отдуваясь, поднимался настоятель монастыря.

– Ну и каков будет вердикт? – Выражение породистого лица Ульрича не оставляло никаких сомнений в том, что ответ ему заранее неприятен.

– Вы были совершенно правы, – развел я руками, – это дело никоим образом не относится к юрисдикции ордена.

– Что? – подобно выброшенной на берег рыбине разинул рот Ян Горач. – Как же так? А ритуал изгнания?

– Не было никакого ритуала изгнания. Убийцы просто нарисовали пентакль вокруг тела убитого да использовали для отвода глаз текст молитвы. Любой экзорцист даст заключение, что перед смертью покойный не был очищен.

– И у вас есть такое заключение?

– Будет к утру, – уверенно заявил я и улыбнулся стражнику: – Так что вам, как говорится, и карты в руки.

– Что-то можете посоветовать? – поджал Ульрич губы.

– Пляшите от текста молитвы. Вряд ли простой человек помнит его наизусть и тем более способен написать, не допустив ни единой ошибки. Скорее всего, это кто-то с соответствующим образованием.

– Да всех уже по пять раз перепроверили! И ведь был на примете один семинарист недоучившийся, так этому прощелыге свезло к детям маркиза Левича репетитором устроиться! Не было его в городе, специально проверяли…

– Ищите дальше, – пожал я плечами и повернулся к обильно потевшему Яну Горачу: – А вы, преподобный, будьте любезны, предоставьте к завтрашнему утру ваши соображения о причинах столь частых случаев бесноватости. Боюсь, мне на какое-то время все же придется в городе задержаться.

– Разумеется, – пролепетал настоятель.

Я ободряюще похлопал его по плечу и окликнул заскучавшего Валентина:

– Господин Дрозд, а где поблизости можно перекусить? У меня, понимаете ли, за день маковой росинки во рту не было.

– Я вас провожу, – предложил усач, а, когда мы вышли за ограду ратуши, настороженно оглянулся и прошипел: – Вы что такое, командир, творите?

– А что?

– Вы не собираетесь расследовать убийства?!

– Нет. С какой стати?

– Но ведь…

– Официально расследовать убийства и отыскать убийц – это несколько разные вещи, – пояснил я свою позицию. – Тем более что поводов для расспросов у меня и без того хватает.

– А как же помощь местных властей?

– От такой помощи один вред. И довольно об этом. Я голоден как волк.

Валентин только горестно вздохнул и указал на здание с другой стороны улицы, на веранде которого помаргивали оранжевыми огонечками многочисленные фонари:

– Сядем на улице или пойдем внутрь?

Я поежился из-за вечерней прохладцы, потом припомнил тесную затхлую комнатушку и решил:

– На улице.

Нам удалось без труда отыскать свободный столик, благо почтенная публика предпочитала ужинать в обеденной зале, и Валентин отправился делать заказ. Я какое-то время прислушивался к доносившемуся из распахнутого окна стуку столовых приборов, гулу голосов и треньканью развлекавшего посетителей музыканта, потом глянул на вернувшегося Дрозда и поморщился. Усевшийся напротив усач скорчил столь недовольную гримасу, что немедленно захотелось со всего размаху засветить ему в лоб чем-нибудь тяжелым.

– Тебе и в самом деле все разжевывать надо? – обреченно вздохнул я.

– Было бы неплохо, – подтвердил Валентин.

– Вино заказал?

– Заказал.

– Хоть какая-то польза от тебя, – не сдержался я, потом махнул рукой и склонился над столом: – Ладно, слушай. Стражу посвящать в расследование нельзя?

– Нельзя, – кивнул усач.

– А не будем сотрудничать, они заподозрят неладное. Меньше всего, знаешь ли, мне хочется, чтобы в затылок дышал десяток топтунов.

– Но расследование…

– Ты же понимаешь, что расследование в любом случае не должно завершиться успехом? В этом весь смысл, разве нет? Так к чему ввязываться в изначально обреченное на неудачу дело? Нет, мы будем держаться от него в стороне, а потом найдем козла отпущения и смешаем его с грязью.

– Имеете в виду Ульрича?

Я жестом велел Валентину замолчать и радушно улыбнулся девушке в пышном цветастом платье, тащившей к нашему столу огромный поднос. Выставив два здоровенных блюда с тушеной капустой и жареными сосисками, тарелку с хлебом, пару пустых кружек и кувшин вина, разносчица удалилась, и тогда Дрозд повторил свой вопрос:

– Хотите утопить Ульрича?

– Его племянник водит знакомство с дурной компанией. Думаю, и дядя замаран в чем-нибудь нехорошем по самые уши. Стоит лишь копнуть…

Я откусил оказавшуюся невероятно острой сосиску, поспешно заел тушеной капустой и хлебнул водянистого вина. С голодухи сойдет, но завтра придется какое-нибудь более приличное заведение отыскать. Если тут столоваться, изжогу точно заработаю.

– Как у вас все просто получается, – попивая вино, глянул на меня поверх кружки Валентин. – А как на убийц тогда выйдем? У нас четыре дня осталось…

– Убийцами займутся Гуго и Берта. А ты слушай и запоминай, передашь им все слово в слово.

– Весь внимание, – съязвил усач.

– Ну-ну. – Я оглядел темную улицу и спешащих по делам горожан, изредка нырявших в гостеприимно распахнутые двери увеселительных заведений, вздохнул и начал инструктаж: – Убийц трое, двое приезжих, один местный. Жертв подбирает именно он.

– Подождите, подождите! – опешил сразу ухвативший мою мысль Дрозд. – Так вы действительно полагаете, что это простые ограбления? Бред! Убийц весь город ищет!

– И еще долго искать будет, потому как ищут их совсем не там.

– Но идти на такой риск…

– Они обчистили семь или восемь домов, а у стражи нет ни одной зацепки. А что до жертв… ну так люди убивают и за меньшее.

– Не знаю, не знаю, – засомневался Валентин. – Немногие пойдут на такие злодейства лишь ради золота. Это же на всю голову больным надо быть!

– Банда душевнобольных? – ухмыльнулся я. – Нет, это простудой все вместе болеют, а с ума поодиночке сходят.

– Ладно, оставим это пока. – Дрозд стряхнул налипшую на ус капусту и подался вперед. – Но ведь тогда получается, что сейчас убийц может в городе и не быть! И что будем делать?

– Они здесь. Два нападения следуют одно за другим, далее идет перерыв в пару декад.

– Тогда у нас нет даже четырех дней…

– Ты будешь меня слушать, нет? – Я начал понемногу терять терпение. – Или до ночи тут сидеть собираешься?

– Слушаю, слушаю…

– Насчет наводчика ничего не скажу, а вот приезжие – люди заметные. Один длинный – выше меня на голову, если не более; второй прихрамывает на правую ногу и любит душить женщин.

– Пытает так?

– Скорее с головой проблемы. Скажи Берте, пусть местных гулящих девок расспросит; о таких случаях в их среде слухи влет расходятся. И не обязательно сразу душителями интересоваться, просто людьми жестокими и склонными к насилию.

– По наводчику ничего?

Я припомнил распотрошенный сундук с одеждой и задумался.

– Он либо мот, либо жмот. Или сорит деньгами, или за грош удавится. Приезжие, те, скорее всего, покутить любят. Вина выпить да с девками покувыркаться, чтобы нервишки в порядок привести. Как-никак под петлей ходят.

– А мы чем займемся?

– А мы будем действовать всем на нервы. Заодно попробуем понять, почему в городе столько бесноватых.

– Понятно, – кивнул Валентин. – Насчет этого вам с экзорцистом переговорить надо.

– Как он, кстати?

– Мальчишка, – презрительно махнул рукой Дрозд. – Первое назначение. Зелен настолько, что, будь яблоком, и кусочка бы не откусили.

– И где это юное дарование сейчас?

– В имение маркиза Левича с утра умотал. У того со старшей дочерью несчастье приключилось.

– Одержима?

– Ну да. Вот наш юный экзорцист и решил этим случаем самолично заняться.

– Молодец.

– Молодец-то он молодец, – дернул себя за ус Валентин. – Но понять не могу, с какой стати к нам этого юнца приставили! Теперь возиться с ним…

Я только покачал головой и ничего на завуалированный вопрос отвечать не стал. Во-первых, сам терялся в догадках, а во-вторых, иной раз языком не трепать лучше. Всякий должен знать лишь то, что ему для работы знать нужно, и не более.

– Так я пойду? – приподнялся со стула Валентин.

– Расплатись и иди, – разрешил я.

– Хм… – поморщился усач, но за кошелем все же полез.

– Не обеднеешь, – усмехнулся я, и тут на веранду заскочил какой-то растрепанный парнишка.

– Господин Дрозд! – с ходу заголосил он. – Господин Дрозд!

Валентин от неожиданности едва не рассыпал монеты и зло шикнул на посыльного:

– Ну-ка, цыц! Что визжишь?

– Его сиятельство за вами послал. Велел срочно быть. Без промедлений.

Усач беззвучно выругался, на миг закрыл глаза и очень спокойно и даже ласково спросил:

– Случилось что?

– Ничего не знаю, ваша милость, – замотал головой щербатый мальчонка.

– Да брось, – добродушно улыбнулся Дрозд. – Ты и не знаешь? Да вовек не поверю!

– Всеми Святыми клянусь, просто за вами ехать велели.

– А ну отвечай! – Валентин ловко ухватил посыльного за ухо и, выкручивая, зашипел: – Ну-ка выкладывай все, быстро!

– Не надо! – взвизгнул приподнявшийся на цыпочки парнишка. – Это из-за Вероники!

– Старшей дочери? – сообразил я.

– Да! – шмыгнул носом пацан. – Экзорцист как утром с ней заперся, так и не выходит. И беспокоить запретил. А духовник тревогу поднял, мол, давно все закончиться должно было!

Дрозд вопросительно глянул на меня; я утвердительно кивнул. Целый день одной бесноватой заниматься? Ерунда какая-то. Не иначе что-то нехорошее приключилось. Ох, навязали юнца на мою голову!

– Возвращайся и передай – сейчас буду. И официала Изгоняющих с собой привезу. Так, ваша милость?

– В комнату пусть не суются только! – предупредил я, а когда парнишка убежал, в сердцах выругался: – Бесов праздник!

– И не говорите! – Валентин выложил несколько медяков и поднялся из-за стола. – Маркиз в дочурке души не чает, если с ней что-то случится, он с нами и разговаривать больше не станет.

– Погоди! – Я ухватил подручного за рукав и дернул обратно. – Ты куда?

– Велю карету заложить.

– Еще разыщи Берту, пусть монашкой оденется. – Ситуация представлялась безрадостной, и госпожа в рукаве точно не помешает. – И карету сам поведешь. Ясно?

– Как скажете.

Дрозд убежал; я допил вино и вышел на улицу. Ну почему никогда ничего не может пройти, как задумывалось, – без сучка, без задоринки? Почему вечно такая вот ерунда получается? То понос, то золотуха.

Матерно поминая втравившего нас в нехорошую историю экзорциста и попутно взывая к Святым, чтобы все обошлось, я дождался подогнавшего к харчевне карету Валентина, забрался внутрь и с ходу одернул вознамерившуюся пересесть ко мне Берту:

– Не надо!

– У нас разве не свидание? – изогнула бровь циркачка, остававшаяся привлекательной даже в строгом монашеском одеянии. – Ну признайся, что это твоя тайная фантазия…

С трудом сдержавшись, я досчитал до десяти и только после этого произнес:

– Мы едем работать, поэтому будь добра – веди себя прилично.

– И скучать всю дорогу?

– Мне надо подготовиться. Будешь отвлекать, высажу и отправлю в город пешком.

– А если в дороге на меня кто-нибудь нападет? Тебя это не беспокоит?

– С чего бы мне беспокоиться за какого-то совершенно незнакомого бедолагу? – Я отложил трость на сиденье, несколько раз дыхнул на перстень и потер его о рукав.

– Хам! – поджала губы девушка.

– Последнее предупреждение.

– Ничего не хочешь мне рассказать?

– У кого одежку стащила? – вздохнул я. – В смысле, кто небесный покровитель ордена?

– Юлина Затворница.

– Ну, может, хоть это на тебя повлияет.

– Ты считаешь меня распутной?

– Опять начинаешь?

– Я всего лишь хотела узнать, что придется делать!

– Ничего особенного. – Я выглянул в оконце, но на улице уже сгустилась темнота. По крыше зашуршал мелкий весенний дождик, а карета запрыгала на дорожных колдобинах. – Старшая дочь маркиза одержима, а с нашим экзорцистом приключилась какая-то беда. Пока буду приводить его в чувство, присмотришь за девицей. Просто не пускай к ней никого, и все.

– Никого?

– Никого. Ни родителей, ни духовника. Даже экзорциста, пока не разрешу.

В это время тряска пошла на убыль, и впереди на фоне ночного неба замаячил силуэт сторожки. Валентин придержал лошадей, перекинулся парой слов с охранником, и тот без промедления принялся отворять ворота.

На всякий случай я погрозил Берте пальцем, а стоило карете остановиться у терявшегося в темноте здания усадьбы, сразу выбрался на улицу. Подал руку девушке, дождался Дрозда и зашагал вслед за ним к дому.

Хозяева встретили нас в гостиной. Маркиз оказался дородным здоровяком с заметно поредевшей шевелюрой и веселым лицом записного балагура, выпивохи и бабника. На его фоне супруга – миниатюрная шатенка, чью идеальную фигуру не могло испортить даже строгое, с высоким, под горло, воротником платье, – смотрелась хрупкой девицей.

– Ну наконец-то! – воскликнул невысокий молодой человек с изъеденным мелкими оспинками лицом, которого мы поначалу просто не заметили. Судя по темному одеянию, четкам и отсутствию фамильного сходства, нервы не выдержали у духовника.

Валентин раздраженно глянул на него и поспешил взять ситуацию под контроль.

– Ваше сиятельство! – Он выступил вперед и указал на меня: – Позвольте представить Себастьяна Марта, официала ордена Изгоняющих. Он разберется в случившемся.

– Спасите мою девочку, – попросила маркиза и промокнула кружевным платочком выступившие на глазах слезинки.

– Успокойся, Изабелла! Все будет хорошо! – пробасил Левич и, скрестив руки на туго обтянутой камзолом груди, уставился на меня: – Ведь так?

– Без всякого сомнения, – подтвердил я.

– Вот видишь, дорогая? – повернулся маркиз к супруге. – Не переживай ты так, право слово…

– Тебе хорошо говорить! – всплеснула руками Изабелла и, шурша длинным платьем, выбежала из комнаты.

– Женщины! – только и вздохнул Левич.

– Не стоит терять время, – заторопился я.

– Ференц, проводи, – распорядился маркиз, но духовник и не подумал сдвинуться с места.

– Могу я увидеть ваши бумаги? – вместо этого спросил он.

– Нет. – Я поднес к лицу священника руку с серебряным перстнем. – Разве этого вам недостаточно?

Ференц сделал над собой усилие и, не став нарываться на скандал, указал на арку:

– Сюда.

Коридор привел нас в украшенный гобеленами холл. На висевшей под потолком люстре горело несколько свечей. На стенах в золоченых рамах темнели картины, за портьерами дожидались своего часа тени.

– Они там, – остановился духовник у одной из дверей. – Уже с утра.

– Разберемся.

Я начал расстегивать пуговицы камзола и присмотрелся к Ференцу, которого так и колотила нервная дрожь.

Беспокоится за подопечную или за свою карьеру? Как ни крути, скверну в девушке он проглядел. А для молодого честолюбивого священника оправиться после такого потрясения будет совсем непросто. Ему б расположение маркиза теперь сохранить…

– Себастьян, вам что-нибудь понадобится? – Вслед за нами в холл прошел маркиз, баюкавший в огромной лапище хрустальный бокал. – Может, глоток бренди?

– Не стоит.

– Не одобряете?