О полезности огурцов с грядки

Давно я обещал эту историю в комментариях к какому-то рассказу. Завозился, забыл, другие проекты отвлекли. Но обещания надо выполнять.

Солдат – явление стихийное. Особенно когда он не один. И чем больше этих самых солдат, тем стихия разрушительнее. К примеру, трое бойцов, это так, дождичек, а вот два десятка – это уже тайфун и землетрясение в одном флаконе. Особенно для того, кто за них отвечает. И военным докторам тоже достаётся. Отправили солдат разгружать какие-нибудь ящики со снарядами – точно кто-нибудь себе на ногу ящик уронит. Послали их в лес, на стрельбище, так они найдут в лесу какую-нибудь несъедобную гадость и обязательно съедят. И ведь не от того, что у них паёк маленький, а так, со скуки. Стоишь ты на посту, ёлку охраняешь. Скучно же. А рядом кустик, и на кустике ягоды симпатичные, чёрные, значит спелые. Ну как тут удержаться городскому парню и не отправить пригоршню этих ягод в рот. А где пригоршня, там и две.

А потом начальник медпункта, промывая желудок очередному горожанину, на полном серьёзе предлагает замполиту провести в части курс ботаники. Чтоб всякие волчьи ягоды от черники отличали.

Но сейчас не про ягоды. В начале осени началась в части привычная забава. Со всех концов страны приехали на наш полигон сотни молодых бойцов и устроили на этом полигоне игрища. На танках катились, в цели стреляли, друг другу морды били. Веселье.

Три дня перед учениями я не спал вообще. Прежде чем допустить всю эту толпу на полигон, мне нужно было проверить все источники водоснабжения, осмотреть территорию на предмет внезапно павших диких животных, ну и кучу других мелочей учесть, о которых даже рассказывать скучно. Хожу я по полигону (сорок квадратных километров, между прочим), проклинаю тот день, когда решил стать военным эпидемиологом. А в лесу – благодать, птички поют, сосны шумят, прапорщики с сержантами матерятся. Солдаты из моей части толпами носятся, кто место под лагерь готовит, кто от командования прячется. Работа кипит.

Отгуляли мы праздник, отстрелялись. Вроде никого на этот раз танком не задавило, ни один грибник не пострадал (разве только морально). Я похудел килограммов на пять, берцы к ногам приросли, жена забыла, как я выгляжу, но это так, мелочи военной жизни. Прошло довольно много времени. Уже и листья все с деревьев облетели, клины отучившихся в учебке бойцов потянулись в свои части.

Прихожу утром в лабораторию – любимая картина. Перед дверями на ступеньках сидит боец, держится за живот и активно стонет.

– Диза? – спрашиваю.

– Ди-и-иза, доктор! – радостно соглашается солдат.

– Опять, небось, пирожков в чипке натрескался? Говорил я вам – не ходите туда, хозяйка просрочку с вокзала забирает и вам скармливает.

– Ы-ы-ы, – закатывает глаза солдат.

– Заходи, Смоктуновский, – я открываю дверь. – Посиди, вон на кушетке, сейчас лаборантка придёт, будем с тебя анализы брать.

В лабораторию прибывает личный состав в лице лаборантки – санитарки Людмилы Сергеевны, с ходу ставит солдата в неудобное положение и берёт анализы с разных интересных мест. Принимаем из трясущихся рук пациента баночку с образцами кала. После чего отправляем больного страдать в медроту, а сами погружаемся в исследовательский процесс. Точнее Людмила Сергеевна погружается, а я отчёт пишу. Отчёт, в нашем деле – самое главное.

– Павел Владимирович, – негромко говорит лаборантка. – А посмотрите-ка что это тут такое?

Отрываюсь от отчёта, подхожу к микроскопу. Смотрю – и вправду чудо чудное. Что-то овальное, вытянутое. И очень знакомое. Где-то я этого товарища много раз видел. Видел, да подзабыл. Явно не бактерия, для бактерии великоват. Полез в учебники и справочники – так и есть. Аскарида, родная, человеческая. Точнее её яйцо.

Звоню в медроту, терапевту.

– Так, мол, и так, обнаружены гельминты.

Терапевт очень обрадовался. Потому что солдат один не болеет. Из-за того, что живут они по сорок человек в одной казарме, кушают рядом и в туалет вместе ходят, различные интересные болезни у них бывают в массовом порядке. Уже вместе с терапевтом позвонили в часть, откуда солдат к нам явился, и через час перед моей лабораторией выстроилась шумная толпа бойцов.

Выхожу ругаться.

– Вы чего, говорю, народ сюда привели?

– Так на анализ, – пожимает плечами сержант. – Говорят, у Иванова глисты, надо всем провериться.

Никакой врачебной этики и сохранения тайны пациента.

– Неразумные, – говорю. – Вы мне тут зачем? Мне от вас и надо, что какашек по пятьдесят грамм с души.

– А-а! – соображает сержант.

Разворачивает всю толпу на сто восемьдесят градусов и гонит в казарму анализы добывать. Не знаю, какими методами он действовал, но к обеду принесли. В чём принесли – отдельный разговор. Такого набора посуды не видела даже районная КДЛ. Людмила Сергеевна посмотрела на меня с благодарностью, высказалась, что она вообще-то лаборант-микробиолог и за паразитологию не подписывалась, и мол вы, Павел Владимирович, свои чемоданы говна сами разгружайте.

– Людмила Сергеевна, – с пафосом Брюса Уиллиса говорю я. – Кто, если не мы?

И ухожу отчёт делать. Потому что отчёт – это главное.

Через час лаборантка выявила ещё двоих. Вызываем, начинаем расспрашивать. Да, иногда живот побаливает, но не обращали внимания, думали это от пирожков в чипке. А других проявлений не было. Собрал всю троицу в одной палате медроты, позвал терапевта и замполита для солидности.

– Колитесь, – говорю. – Что и где ели примерно в начале осени?

Лица солдат вытянулись. Вы помните, что ели несколько недель назад? Вот и они не помнят. Я и вопрос, так для протокола задал.

И тут один из бойцов смотрит на товарищей, светлеет и говорит мне.

– Товарищ страшный лейтенант, а нам за это ничего не будет?

– Не будет, – обещаю я. – Только колитесь, потому что мне надо эпидемию предотвратить.

– На полигоне мы ели.

– Все на полигоне ели. Конкретнее.

– Да там неподалёку хуторок был, – вздыхает солдат. – Мы идём, через забор смотрим – а там огурцы! И нет никого. Мы оградку-то перелезли, по огурцу всего взяли.

– Хоть один бабке оставили?

– Товарищ старший лейтенант… Больше половины оставили.

– Короче, обожрали бабке все огурцы, так и запишем. А мыть не пробовали?

– Так они с грядки же, экологически чистые.

– Это в сторону города, хуторок? – интересуется Людмила Сергеевна. – Там ещё дом такой, с синей крышей?

– Он самый – кивают солдаты.

– Понятно. Там Петровна живёт. У неё уже года два как туалет рухнул от ветхости, так она всё на огород ходит. А Петровна свинья такая, что у неё не только аскариды, у неё что угодно завестись может.

Солдаты слегка позеленели. Было видно, как представления об экологически чистых продуктах рушатся у них на глазах.

Солдат-то мы вылечили. И, чудо, они не успели никого заразить, хотя аскаридоз в закрытых коллективах, это истинное проклятие. Информацию о хуторянке передали гражданским коллегам. Что уж они там с ней делали, это не моя компетенция.

Целую неделю после выявления инвазированных, Людмила Сергеевна не отходила от микроскопа и проклинала свою судьбу. А я что, я отчёты писал. Ведь отчёты в нашем деле – самое главное.

Особенность армейской стерильности

Как вы помните, десять лет назад я решил, что в моей жизни мало приключений и подался в армейскую медицину. Через некоторое время возглавил микробиологическую лабораторию в медроте в одной из крупнейших частей нашей страны. Ну как возглавил. В этой самой лаборатории кроме меня самого трудилась только Людмила Сергеевна. Лаборантка, она же санитарка, она же «серый кардинал», потому что муж у неё был военный пенсионер, а бывших полковников, как известно, не бывает.

Утро начиналось с того, что мы с Людмилой Сергеевной принимали длинный поток пациентов с жалобами на боли в животе и горле, собирали с них посевы. Отсеявшись, проводили аналитику вчерашней работы, заполняли кучу журналов. После этого Людмила Сергеевна гнала меня тряпкой на какую-нибудь проверку, а сама принималась мыть посуду и драить лабораторию. К моему приезду с проверки кафель пятидесятых годов блестел, глаза щипало от хлорки, синие бактерицидные лампы уничтожали всё живое. Стерильность – наше всё!

И вот однажды этот железобетонный вековой порядок дал трещину. Людмила Сергеевна заболела. Причём заболела серьёзно. С вечера начала кашлять, этот кашель по вентиляции услышал наш терапевт со второго этажа медроты, спустился, диагностировал бронхит, а после снимков сменил диагноз на пневмонию.

– Как же вы там без меня? – переживала Людмила Сергеевна по телефону.

– Справлюсь! – браво отрапортовал я. – Где наша не пропадала!

Ох, как же я ошибался.

Дня три мне не удавалось даже голову поднять. Пациенты, как назло, пошли косяками. На полигон приехали очередные «гости», и пришлось экстренно «сеять» десяток поваров. В подконтрольной части началась вспышка какой-то кишечной гадости, и пришлось два дня отсидеть там. Автоклавная стала напоминать кухню нерадивой хозяйки. Повсюду валялась грязная лабораторная посуда, на которой пышными цветами распускались ростки микробных цивилизаций. Некогда блестящий кафельный пол затоптали сапогами. Короче лаборатория превратилась в проходной двор.

В пятницу я расписался в очередном журнале, затолкал штатив с пробирками в термостат и вытер пот со лба. Кажется, отстрелялся. И тут мой взгляд упал на грязный пол, пирамиду из чашек Петри в автоклавной, россыпь пробирок. Ну бли-и-ин!

И тут, как назло, в лабораторию наведался начмед майор.

– Ну и сирюльник у тебя, лейтенант, – вздохнул он, оглядевшись. – А где Сергеевна?

– Заболела.

– Оно и видно. Подошвы к плитке прилипают. Я понимаю, что в грязи микробы не растут, но странные у тебя какие-то методы дезинфекции.

– Сейчас всё помою, – покраснел я.

– Ты что, идиот? Дедовщину в армии ещё никто не отменял! Возьми солдата из выздоравливающих, – хмыкнул майор.

– Да неудобно как-то.

– Неудобно спать на потолке – одеяло падает, – рыкнул майор. – Всему вас, пиджаков учить надо. Звони своему корешу, капитану Кротову. Пусть парочку бойцов из терапии пришлёт.

Позвонил. Через пять минут у дверей лаборатории топтался солдат в больничном халате и тапочках на босу ногу.

– Слушай задачу, – говорю. – Я пока автоклавную загружу, а ты полы помой. Вот тебе тряпка, вот ведро. Воду вон там наберёшь.

Смотрю – мнется что-то, руки за спину прячет.

– Чего ты?

– Да у вас же тут лаборатория, микробы всякие. Боюсь я.

– Что, настолько боишься?

– Да я неделю животом маялся, не хочется опять.

И глаза у него несчастные-несчастные.

Отправил бойца обратно в медроту, прислали другого. Тот бодро взялся за дело, пока я гремел пробирками в моечной – вылил на пол лаборатории полведра воды и разнёс всю грязь по углам.

– Стой! – увидев это непотребство, заорал я. – Ты что, полы мыть не умеешь?

– Никак нет! – вытянулся солдат. – Ни разу не приходилось.

– А сколько лет тебе, детинушка?

– Девятнадцать, товарищ лейтенант! – бодро отрапортовал солдат.

– Ну, иди себе, – вздохнул я.

Через минуту звонит мне начмедпункта терапевт Кротов.

– Паша, ты как первая девка на деревне, всё выбираешь! Чем тебе этот боец не понравился?

– Да не умеет он ни хрена. Только грязь развёл.

– Пиджак ты, Паша! Пиджачилла! Не можешь солдата заставить нормально пол помыть! Ничему тебя армия не учит.

– Поговори у меня, – огрызнулся я. – В следующем месяце проверка твоего медпункта.

– А это называется шантаж и злоупотребление служебным положением! – фыркнул капитан. – Ладно, пришлю тебе ещё одного.