Пастух

В пять лет я впервые стал пастухом. Это получилось совершенно случайно и неожиданно. Бабушки мои были типично городскими жительницами, домиков в деревне не имели, поэтому лето моё традиционно проходило на раскалённых асфальтовых площадках и пыльных стройках. В этом была своя особенная прелесть, и я до сих пор не могу спокойно пройти мимо строящегося здания. Хочется перелезть через забор, вдохнуть запах цемента, наковырять серой оконной замазки, получить по шее от сторожа.

С трудом себя останавливаю. Я уже взрослый дядька, мне несолидно получать от сторожа.

Но рассказ не про это. В связи с городскими бабушками деревенские пасторали в виде парного молока, русской печи и купания в озере были для меня далеки и непонятны. Тут маме дали отпуск, а в деревне, в полусотне километров от города нашлась троюродная бабушка, которую я видел крайне редко. Бабушка – это всегда бабушка, несмотря на отдалённость родства. Нас радушно позвали в гости, пожить пару месяцев на экологически чистых продуктах и свежем воздухе.

– Павлик, вон зелёный весь в вашем этом городе, – весомо сказала троюродная бабушка. – И худющ-щ-щий. Поест, загорит, накупается. Приезжайте.

И мы поехали.

Помню свой восторг от всего происходящего. В деревне был самый настоящий зоопарк. Свиньи, собаки, кошки, коровы. Они совершенно свободно разгуливали по улицам, купались в пыли и песке неасфальтированных дорог, с визгом разбегались из-под колёс редких тракторов. В городе, стоило мне наклониться, чтобы погладить бродячую кошку, мать бросалась ко мне:

– Не трогай! Она может быть заразная или блохастая!

В деревне я мог гладить любого кота сколько угодно. Некоторые меня даже царапали. С бабушкиным петухом у меня разгорелась настоящая война, куры, под ноги которым я сыпал зерно, напоминали послушную армию, а особо ушлый цыплёнок так обнаглел, что устроился подремать на моих коленях. Утки, гуси, воробьи. Стрекот журавлей и соловьиные трели. Хищный то ли коршун, то ли ястреб, который кружил над крышей в поисках зазевавшегося птенца. Разговоры о том, как в лесу обнаглели лисы, а возле соседней деревни видели волка. Природа.

В крошечном сарайчике обитало страшное чудовище. Огромная «ароматная» свинья. Мне строго-настрого запрещалось заходить в сарай без бабушки. Пугали тем, что свинья может меня сожрать. Однажды я вооружился толстой веткой, вопреки запрету пробрался в сарайчик, подставил чурбачок и осторожно заглянул через доски перегородки. Свинья хрюкнула и уставилась на меня в ожидании. Она была просто огромная, раза в два тяжелее меня, вся розовая, покрытая жесткой белой шерстью. А пятачок у неё был голый, мокрый. К нему прилипли желтоватые опилки и солома. Долгую минуту мы со свиньёй смотрели в глаза друг другу. Наконец ей надоело ждать, когда я принесу себя в жертву её неуёмному аппетиту, и она выжидательно хрюкнула.

Я чуть не свалился с чурбачка. Чудище настойчиво требовало жертвы. А в руках у меня ветка, уже казавшаяся смешной и тонкой.

Выбора не оставалось. Или бросаться в пасть чудовищу самому, или отдать своё единственное оружие. Я вздохнул и бросил ветку свинье. Чудище понюхало подношение, задумчиво приподняло его с пола и вдруг яростно захрустело. Ветка мгновенно исчезла в пасти, а я сумел сбежать. С тех пор не заходил в сарайчик без бабушки. Я поверил в то, что свинья может меня сожрать.

Каждое утро бабушка поднималась раньше всех, выгоняла в общее стадо корову, а потом ехала на велосипеде на работу на местный хлебозавод. Мы с мамой поднимались гораздо позже, завтракали и шли гулять, открывая для себя каждый раз что-то новое и интересное. Вечером коровы возвращались, подгоняемые пастухами. Сами находили калитки своих домов, заходили во дворы, мычали, вызывая хозяек. Меня всегда это удивляло. Как корова узнаёт, что это именно её дом? Я и то иногда путал бабушкин дом с соседским и стучался не в ту дверь. Неужели корова умнее меня?

Бабушка встречала корову, вела её в сарай, доила, тут же наливая мне огромную кружку молока. Молоко мне не особо нравилось. Я предпочитал городское, из бутылки, разбавленное и почти безвкусное. Но бабушка смотрела на меня с таким умилением, что я мужественно выпивал всю кружку. И улыбался, чтобы сделать ей приятное.

Однажды в своих путешествиях мы с мамой забрели за деревенскую околицу и оказались на поле, где паслось стадо. И вот тут я понял, кем хочу быть, когда вырасту. Работа пастуха казалась мне мечтой. Сиди целыми днями на тёплой травке, помахивай прутиком и посматривай на небо. А коровы сами себе пасутся. Не жизнь – сказка. Можно книжки читать, можно просто лежать, думать о чём-нибудь своём. И тебе за это ещё настоящие деньги платят.

Я подсел на невысокий холмик к пастуху, серьёзному взрослому дядьке пятнадцати лет и проболтал с ним часа два. Это мне тоже очень понравилось. Пастух пообещал покатать меня на велосипеде, свозить на речку, а если я достану сигарет, то научить курить. Я признался ему в вечной дружбе и хотел уже навеки покинуть родительский дом и перебраться жить к новому приятелю, но тут за мной пришла мама и утащила обедать.

Наутро, чуть свет, я подскочил и бросился к стаду, чтоб увидеть своего друга. К моему разочарованию, на вчерашнем холмике сидела абсолютно незнакомая чужая тётка, смотревшая на меня с подозрением.

– А где пастух? – робко спросил я.

– А тебе кого надо? – нахмурилась тётка. – Сегодня я за пастуха.

Я раскрыл было рот, чтоб рассказать о своём друге, но вдруг с ужасом понял, что даже не знаю, как его зовут. Он, наверное, вчера представлялся, но я то ли пропустил мимо ушей, то ли забыл.

– Так чего ты хочешь, хлопчик? – добила меня вопросом тётка.

Я струсил и сбежал.

Пару дней я ходил и мучился. Желание снова оказаться среди стада боролось во мне со страхом перед чужой тёткой. Наконец я решился. После битвы с кровожадным чудищем-свиньёй мне было ничего не страшно. Привычно вооружился толстой веткой и отправился в дальний поход к полю.

Вместо хмурой тётки сидел какой-то незнакомый мужчина. Я быстро втёрся к нему в доверие и начал расспрашивать про своего потерянного друга.

– Пару дней назад? – переспросил пастух. – А-а, это, наверное, Витька Шиткин дежурил. Их очередь была.

– Что значит очередь? – осторожно уточнил я.

И тут мне поведали простую и эффективную схему. Оказывается, стадо было не колхозное, охраняемое профессиональными пастухами, а деревенское. Поэтому пасли его по очереди. Каждый дом – один день. Домов в деревне с полсотни, значит, мой новый приятель Витька вернётся на поле не раньше следующего месяца.

– А то и вовсе мамка за него выйдет, – расстроил меня пастух.

Я замолк, задумавшись о коварной судьбе и коровьей очереди, разлучившей меня с другом. Потеря казалась серьёзной.

Но в те годы долго задумываться над проблемами я не умел. И уже через полчаса оживлённо болтал с пастухом. Ему, видимо, было скучно, и он охотно отвечал.

На следующий день я познакомился с парочкой нетрезвых братьев, которые к обеду допили то, что принесли с собой, и заснули. Послушные коровы наелись и в назначенное время, как по будильнику, потянулись по домам. Пастухи проснулись ближе к ночи.

Потом была невнятная старушка в платочке. С ней было скучно, она напевала себе под нос какие-то заунывные песни и не хотела разговаривать. Потом опять весёлый мужичок с перегаром. Смешливая девчонка с велосипедом. Кучка пацанов чуть старше меня, дерущих нос перед «городским».

Мои походы за стадом становились всё продолжительнее, приключения всё смелее. Однажды кто-то поджёг сухую траву на краю поля. Я заметил огонь и дым, бросился тушить пожар. Было очень трудно, потому что по деревенской традиции я был босой и не мог затаптывать коварные огоньки ногами. Воспользовался испытанным оружием. Подобрал толстую ветку и принялся бить ей огонь. Пожар шипел на меня, пожирая травинку за травинкой, но сдаваться не собирался. В тот вечер я вернулся домой насквозь прокопчённый, чумазый и с волдырями от ожогов на руках. Бабушка, услышав мой сбивчивый рассказ о битве с огнём, набрала из колодца ведро воды и одним махом решила все проблемы.

Огонь зашипел обиженно и умер. Эта притча, кстати, об эффективности распределения ресурсов в решении конкретной проблемы.

За то лето я, наверное, перезнакомился со всей деревней. Рассказывал им свои немудрёные детские секреты, а они в ответ говорили о чём-то своём. Жаловались на внуков, которые не приезжают, сетовали на начальство, переживали за урожай.

Не знаю, откуда появилась эта мысль. Наверное, кто-то из собеседников пожаловался на одиночество, и я вдруг задумался. Мама-то у меня тоже одна. Это если не считать меня, но я ведь ещё маленький. Отец где-то был, но виделись мы всё реже. Я уже и забывать его стал.

Родители тогда уже развелись, поэтому я всерьёз озадачился маминой судьбой и решил выдать её замуж.

Решил – надо делать. И я начал присматриваться к кандидатам в отцы и мужья. Выбирать надо осторожно. Кого? Ну конечно же пастуха, это же работа мечты, вы помните?

В первый же день мне повезло. Стадо на поле выгнали целых два перспективных кандидата.

Первый из пастухов мне при ближайшем изучении не понравился. Был он какой-то помятый, небритый. И, что самое главное, злой. Не захотел со мной разговаривать, а сразу же накрылся своей телогрейкой и захрапел на всю округу.

Второй в этом плане выглядел гораздо интереснее. Старый, конечно, лет тридцать, не меньше. Но весёлый.

– Гриша, – с ходу он пожал протянутую руку и пустился в рассказ о каких-то пойманных щуках и утреннем клёве.

Я сидел рядом, смотрел на него и представлял, что этот человек будет жить в нашей квартире, чинить выключатель, который вечно не хочет включаться, выносить мусор, менять лампочки. А по утрам обязательно пасти стадо. Где в городе предполагаемый кандидат должен был найти стадо, меня не волновало.

Примерно к полудню я перебил оратора неожиданным детским вопросом:

– Гриша, у тебя жена есть?

Пастух поперхнулся и посмотрел на меня с удивлением.

– Нет, а что?

– Да мне нужно мать пристроить, – солидно сказал я. – Сидит одна.

– А сколько лет матери? – осторожно спросил Гриша.

– Немолода уже, скоро двадцать пять стукнет. Но симпатичная. И ещё у нас квартира в городе есть, – зашёл с козырей я.

– Квартира? – почему-то этот вопрос заинтересовал Гришу больше всего. – А сколько комнат?

– Две. Было раньше три, но когда отец ушёл, он одну комнату забрал.

Гриша не стал вдаваться в подробности раздела имущества при разводе моих родителей.

– Красивая, говоришь? А кем работает?

– Учителем музыки. Детей учит на пианино играть.

– Вы тут у кого живёте?

– У бабушки Дины. Вон её дом. Крыша зелёная, – я махнул в сторону деревни.

И принялся расписывать прелести нашей совместной жизни, строить далеко идущие планы.

Не помню уже, чем я его уломал. То ли красотой своей матери, то ли привилегированным положением городского пастуха. Короче, когда солнце покатилось к закату, Гриша растолкал своего хмурого напарника:

– Василич, гони стадо без меня.

– А что так? – сразу разозлился второй пастух.

– Дело у меня есть. Надо пацана домой отвести, – не моргнув глазом соврал Гриша.

Я хотел было встрять с замечанием, что меня не нужно никуда отводить, сам дорогу отлично знаю. Но благоразумно промолчал.

– Ну иди, – недовольно сказал Василич.

И мы двинулись к дому под зелёной крышей.

– Постойте здесь, – я оставил будущего отца в сенях, справедливо решив, что нужно подготовить мать к надвигающемуся счастью.

В доме Гриша как-то потерял всю свою храбрость. Мялся у порога, тискал в руках кепку, с опаской поглядывал по сторонам.

– Можно посидеть на табуретке, – вежливо предложил я.

– Ничего, я постою, – хрипло сказал пастух.

Я бросился в дом, плутая в поисках матери между кухней и печкой. Она обнаружилась в дальней комнате за какими-то хозяйственными делами.

– Мать, – сказал я серьёзным тоном. – Пойдём в сени. Дело есть.

– Какое дело? – удивилась мама.

– Я себе нового отца нашёл.

Мать чуть утюг не уронила.

– Где нашёл?

– На поле. Стадо вместе пасли, – я с нарочитой небрежностью пожал плечами. Людям, которые занимаются таким важным делом, как охрана стада коров, не к лицу отчитываться перед женщинами.

– И как его зовут?

– Гриша, – уже нетерпеливо ответил я.

– Меня почему не спросил? – с улыбкой поинтересовалась мама.

В лучших традициях Фрунзика Мкртчяна из «Кавказской пленницы» я сказал:

– Мать моя. Жених – согласен. Я – согласен. Дело за малым. Готова ли ты стать счастливой?

Мама выдернула из розетки утюг.

– Ну пойдём.

Я торжественно взял её за руку и повёл навстречу судьбе. Наши сердца взволнованно колотились.

Но, к моему удивлению и разочарованию, в сенях было пусто. Стояла сдвинутая в сторону табуретка. На пороге подсыхал след от грязного сапога сорок пятого размера. Поскрипывала оставленная открытой дверь.

Гриша сбежал. Из нашего дома и от своего будущего.

Не судьба.

Моё лето пяти лет закончилось и унеслось в прошлое. Остался в памяти дом под зелёной крышей, пыльная, раскалённая от солнца дорога. Пастухи. Разговоры, новые лица, необычные приключения.

Это было моё деревенское лето. Мои два месяца свободы.

Прошла целая эпоха. Исчезла страна, в которой я жил. Мама моя разочаровалась в городской музыкальной школе и уехала в деревню, поднимать местную культуру. У меня появился тот самый домик в деревне. И поэтому теперь моя дочь может ездить к бабушке на каникулы.

Но в то лето я ещё не думал о дочери, о семье. Мне было примерно двенадцать лет. Я приехал на летние каникулы к маме в деревню. Впереди – три месяца свободы, лета, тепла, солнца. А денег не было. Денег, к слову, не было ни у кого, начинались лихие девяностые.

– Можно заработать, – однажды утром сказала мне мама. – На ферме не хватает пастухов, я договорюсь, тебя возьмут. Пойдёшь?

К началу учебного года мне были нужны новые кеды и, желательно, джинсы. Поэтому я сразу же согласился. Кроме того, где-то в подсознании сидели воспоминания о моём солнечном лете в деревне у бабушки. Мечта о работе пастухом сбывалась.

На следующий день я пришёл в колхозное правление, подписал какие-то бумаги, поставил свою фамилию в длинном табеле.

Посреди ночи зазвенел будильник. Я с удивлением посмотрел на него. Чего он звенит? Каникулы же. Ночь на дворе!

Фосфоресцирующие стрелки показывали почти четыре часа утра. Почему он звенит? Я растерянно посмотрел на стрелки. И тут вспомнил. Мне же на работу. Надо вставать из тёплой постели, идти в темноту. Знакомиться с чужими людьми. А мне уже не пять лет. И знакомиться гораздо тяжелее.

Мать с вечера приготовила мне завтрак. Я затолкал в себя бутерброды, запил холодным чаем и пошёл на ферму. Доярки заканчивали утреннюю дойку. На меня наорали за то, что опоздал, сунули в руки толстую ветку и для ускорения толкнули в плечо.

Мечта детства сбылась.

Через пару дней я понял все скрытые от меня ранее «прелести» этой работы. Мне приходилось каждый день без выходных вставать в полчетвёртого утра, тянуться через всю деревню на ферму, выгонять инертное ревущее стадо. Вдобавок в середине июля зарядили противные затяжные дожди, я мёрз под открытым небом, бесконечно шморгая насквозь простуженным носом. Под дождём я не мог читать, тут же промокали страницы. Я изнывал от скуки. Мой напарник – вечно пьяный деревенский неудачник – периодически выпадал из жизни, а когда приходил на работу, то донимал бесконечными разговорами, которые сводились к тому, сколько он выпил, и кого из деревенских женщин… ну, вы понимаете.

Я отмучился лето, а в следующем году категорически отказался повторять этот опыт. Устроился разнорабочим на зерносушилку. Там были свои «прелести», зато не приходилось вставать в четыре утра.

Иногда мечты должны оставаться мечтами.