Те, кто знаком с историей Церкви и ее жизнью не из досужих статей и телепередач, прекрасно знают, что Церковь никогда не занималась лакировкой действительности, не прятала голову в песок. Наоборот, открыто и прямо рассказывала людям правду жизни. Те, кто пытается россказнями о недостойных священниках очернить Церковь, и те, кто эти пасквили слушает и внимает им, видимо, никогда не читали не только популярной церковной литературы, но даже Евангелия. С духовенством и жизнью Церкви они также не знакомы.
В духовной литературе есть такой жанр – патерики. Это краткие непридуманные рассказы из жизни подвижников, священников и монахов. Некоторые из них относятся к самым древним, первым векам христианства. Эти книги всегда были любимым назидательным чтением у православных людей наравне с житиями святых и творениями святых отцов. Так вот, в патериках жизнь монастырей, монахов изложена как она есть, без прикрас. В патериках можно найти всё: и вершины духа, и описания глубин падения некоторых подвижников. Эти тексты говорят о немощи человека, о грехах сребролюбия, пьянства, гордости, жестокости и блуда. Но описываются и восстание, покаяние и перерождение души этих грешников. Кстати, там не всегда описаны случаи покаяния и исправления. Иногда грехопадения героев патериков – просто эпизод, который дается в назидание.
Жития святых также очень правдивая книга – это не благочестивый лубок, а истинные биографии живых людей. Приведу только один пример (а таких примеров немало).
В XIX веке в Нижегородской губернии, в селе Бортсурманы, служил батюшка, отец Алексий. Особым благочестием он не отличался, даже наоборот, был подвержен пьянству. Как-то ночью его позвали напутствовать умирающего в соседнюю деревню. Священник рассердился, что его потревожили, и сказал: дескать, ничего страшного, доживет больной и до утра. Снова заснуть он не смог и через какое-то время решил всё-таки навестить умирающего, но застал крестьянина уже умершим. Покойник лежал под образами, а рядом стоял Ангел и держал в руках Святую Чашу для причащения. Вообще-то подобное каноническое преступление – отказ от напутствия умирающего – обычно карается запретом в священнослужении. Отца Алексия не отправили под запрет. Но всю свою последующую жизнь он обратил в покаяние. Он стал ежедневно совершать литургию, наложил на себя огромное молитвенное правило, стал помогать нуждающимся и обездоленным. Господь дал ему дар исцеления и прозорливости. Сам преподобный Серафим Саровский почитал его как великого подвижника и говорил, что он подобен свече, возжженной перед Престолом Божиим. Ныне Церковь почитает этого священника как святого праведного Алексия Бортсурманского.
Для чего Церковь оставила в своих книгах эти случаи? Уж конечно, не для того, чтобы мы занимались осуждением людей, описанных в патериках и житиях. Эти рассказы нужны нам по двум причинам. Первая: показать примеры покаяния и исправления жизни. Вторая: дать урок трезвения. Если даже монахи и священники – служители Божии – искушаются диаволом и совершают падение, как же внимательно нужно вести себя мирянам! Блюдите убо, како опасно ходите (Еф. 5,15).
А соблазнов, искушений у священников может быть больше, чем у людей мирских.
Да, мы не отрицаем, что наши священники совершают грехи и правонарушения. Да, мы честно признаём: есть у нас священнослужители, которые позорят Церковь. Отдельные такие случаи имеют место. Никакой – даже самый высокий – сан не страховка от падений и ошибок. Я уже упоминал Евангелие. Один из двенадцати апостолов, ближайших и любимейших учеников Христа, Его предал, другой отрекся от Него, как только Спасителя взяли под стражу. Люди не Ангелы, у всех в той или иной степени есть грехи – и у мирян, и у священников. При этом я нисколько не оправдываю преступления и невольные убийства людей. Это преступная халатность, и она должна быть наказана. Но недостойные пастыри были во все времена. IV век – золотой век святости (в семье святителя Василия Великого, например, почти все – святые). Святой Иоанн Златоуст в IV веке пишет о безнравственности и сребролюбии некоторых пастырей. Но нельзя по этим священникам судить обо всей Церкви – это абсурд. К тому же мы видим, как грешит пастырь, монах, но не видим, как он кается. Может быть, падение, которое произошло с ним, перевернет всю его жизнь, и он до конца дней своих будет плакать о своем грехе и искупать его добрыми делами. Таких случаев предостаточно.
Я уже говорил, что порой происходит самое страшное: из-за неосторожности священнослужителя погибают люди. Таких случаев, слава Богу, очень немного, но они есть. Страшно стать убийцей, даже невольным, для священника это страшно вдвойне. Тот, кто призван спасать людей, по неосторожности отнял у человека жизнь. Жить с этим тяжко.
Кроме того, священник несет не только уголовное наказание; его, как совершившего убийство, лишают сана. Человек, который стоял перед Престолом Божиим и служил литургию, знает, какое это великое счастье и как страшно этого лишиться.
Судить преступившего закон священника может только Бог, суд светский и наш, церковный суд, а уж никак не какие-то «акулы пера». Какое им вообще дело до внутренней жизни Церкви и морального облика ее служителей? Они себя к Церкви не причисляют, над ней глумятся, а значит, внутренняя жизнь Церкви не должна их волновать. Лучше всего об этом сказал Глеб Егорович Жеглов в известном фильме, когда шла речь о недостойном поступке одного священника: «Пусть ихний Синод с их моральным обликом и разбирается. У нас задача другая, Шарапов».
Чтобы не соблазняться очередными сводками новостей, где фигурируют «попы на мерседесах», нужно быть знакомым с реальной жизнью Церкви и жизнью священства.
Духовенство у нас имеет весьма разные доходы. В глубинке, где зимой в храм ходит по воскресеньям четыре человека, а летом – чуть больше, священники вообще бедствуют. Спасает только личное приусадебное хозяйство. Так эти батюшки еще умудряются и разрушенные большевиками храмы восстанавливать! Да им и их женам просто памятники надо при жизни ставить! В Москве, конечно, другая ситуация. Но и здесь о каких-то больших доходах говорить не приходится. В спальных районах доходы батюшек, конечно, побольше, чем в центре, где мало людей и много храмов, но ведь в густонаселенном районе и побегать нужно. Очень много треб на дому, да и служб в таких храмах гораздо больше, нагрузка выше.
Откуда берутся дорогие машины? Как правило, их дарят. Многие люди побогаче, меняя машину, не продают ее, а просто отдают священнику.
Священник по долгу службы обязан общаться с человеком любого социального статуса и материального положения – от нищего до главы нефтяного концерна.
Кстати, поверьте мне, что общение с некоторыми богатыми людьми и медийными персонами иногда не вызывает никакого восторга, а порой и вообще неприятно. Некоторым батюшкам вообще всё равно, кто перед ними стоит: звезда телеэкрана, олигарх или дворник. Они ко всем относятся одинаково приветливо. Вспоминается один старый протоиерей, очень простой, добрый батюшка. Я служил с ним в храме Святителя Николая на Рогожском кладбище. Он крестил известного продюсера Иосифа Пригожина. Так вот, когда священник вышел из крестильни, его обступили наши женщины и стали наперебой говорить ему: «Вы знаете, кто это был? Ведь это муж самой певицы Валерии!» На что батюшка с недоумением ответил: «Валерия? А кто это?»
Да, в храм ходят не только пенсионеры, но и очень богатые люди, например из Списка Форбс. И они также нуждаются в исповеди и духовном окормлении. И если такой богатый человек избрал некоего батюшку своим духовником, конечно, это скажется на материальном положении священника. Вот откуда берутся дорогие машины.
Но подавляющее большинство представителей русского духовенства – люди среднего или весьма скромного достатка. Машины священники в основном покупают сами. Копят, потом берут какой-нибудь секонд-хенд.
Сейчас неплохо работает система автокредита. Если у священника стабильный доход, он может взять подержанную или новую машину и несколько лет за нее расплачиваться. Меня лично дорогие машины собратьев ничуть не соблазняют, но у кого-то они могут вызвать зависть и ропот.
Мое мнение: священник должен держаться срединного пути. Недорогая, бюджетная иномарка сейчас ничуть не хуже дорогой. Но также я считаю, что батюшка не должен ездить на какой-то развалюхе. Ведь на нем лежит большая ответственность. Представьте себе: едет священник причащать умирающего на старых «Жигулях». «Жигули» глохнут. Человек умирает, батя, засучив рукава, начинает копаться в моторе, а на груди у него Святые Дары. Из-за плохой машины можно на службу опоздать (например, зимой мотор не заведется). И кто вместо тебя служить будет?..
У нас в Церкви несколько десятков тысяч священнослужителей, и нельзя судить о них по нескольким примерам недостойного поведения пастырей. Если некоторые офицеры, прапорщики продают бандитам оружие или разглашают военную тайну, можно ли по ним судить обо всей армии? Нет. Я сейчас много общаюсь с военными и точно знаю: у нас боеспособная, героическая армия. И так в любой области. Если хирург спьяну зарезал во время операции больного, что, значит, все врачи плохие и ходить к ним нельзя? Если какой-то мулла перешел на сторону ваххабитов и благословляет теракты, что, значит, все мусульманские священнослужители – пособники террористов?..
То же справедливо и в отношении священников. Хотя, конечно, от батюшек требуются особая чистота и нравственность. Но если взять любое сословие, любую социальную группу, мы увидим, что преступлений, тяжких грехов среди духовенства совершается в тысячи раз меньше, чем в любой другой среде.
Духовенство – это живые люди. Как шутит один мой знакомый протодиакон: «Батюшки бывают разные, в том числе и всякие».
Произнесу своего рода апологию священства. Священнослужители – народ скромный, о своей жизни и добрых делах рассказывать не любят. Думаю, имею некоторое право судить о духовенстве, так как сам являюсь священником и происхожу из священнической семьи. За годы, проведенные в Церкви, за время обучения в семинарии и академии, почти за двадцать лет собственного священства я познакомился с великим множеством священнослужителей. Встречал огромное количество епископов, священников, диаконов. Большинство из них – прекрасные люди. Говорю это искренне, а не потому, что следую корпоративной этике. Были среди знакомых мне священников люди далеко не идеальные, со своими проблемами и слабостями, но вот неверующих не встречал никогда. Священник имеет дело с человеческими судьбами и потому постоянно чувствует присутствие Божие в своей жизни и в жизни других людей. Он сталкивается с таким количеством сверхъестественного в нашей жизни, что просто не может оставаться неверующим. Так что все обвинения духовенства в неверии – полная чушь. Личные грехи – показатель слабости души, а не неверия. Беда, что большая часть народа почти ничего не знает о жизни своих пастырей и сведения о них черпает не из личного общения, а из всяких мутных источников. А ведь наши батюшки – народ замечательный, можно сказать – соль земли.
У нас все очень много говорят о демографическом кризисе, о вымирании русского народа, но очень мало чего делается, чтобы хоть как-то улучшить эту самую демографическую ситуацию. А священники не говорят много (хотя говорят тоже), они просто рожают и воспитывают по пять, девять, двенадцать детей. Большая часть русского духовенства – это многодетные отцы. Четыре ребенка – норма. И не только рожают своих, но и берут чужих, из детских домов. И не только здоровых, но и больных, порой безнадежных инвалидов.
Один священнослужитель Русской Православной Церкви, живущий на Западной Украине, отец Михаил Жар, усыновил невероятное количество детей. У него уже было трое своих родных детей, когда они с супругой усыновили еще двоих. Потом еще двадцать семь. А затем в его паспорте просто закончились страницы. Следующих двести двадцать четыре он взял уже под опеку. Однажды он отпевал молодую женщину. Когда все разошлись, он увидел, что у могилы остались четверо мальчишек. Стоят, замерзшие, в резиновых сапожках на босу ногу, и никуда не идут. Мороз двадцать градусов. «Почему домой не идете?» – спросил батюшка. «Некуда нам идти: мама умерла». Конечно, взял их к себе. Потом усыновил безрукого мальчика, затем уже совсем безнадежно больных детишек. Его огромная семья постепенно переросла в семейный детский приют при монастыре. В декабре 2008 года отец Михаил Жар был удостоен звания Героя Украины за усыновление более чем четырехсот сирот с изъянами развития. Впоследствии отец Михаил принял монашество с именем Лонгин, в 2012 году стал епископом, а в 2020-м митрополитом Банченским, викарием Черновицкой епархии.
Я привел только один пример, но случаев, когда священники создавали огромные семьи, воспитывая родных и приемных детей, множество.
Скажите, пожалуйста, много вы знаете журналистов, охотнее всех других ругающих священство, которые усыновили хотя бы двух детей? Вопрос, как говорится, риторический.
Почему священство на такое способно? Потому что священник не живет для себя, он служит Богу и людям, живет для других, он вообще не принадлежит себе. Священство – это не работа, это образ жизни, пожизненное служение. Многодетный родитель не может жить для себя, а священник тем более. Для батюшки норма – быть настоятелем в нескольких храмах, параллельно восстанавливая их, служить почти без выходных и отпусков, приходить домой часов в одиннадцать вечера и тянуть еще несколько церковных послушаний. Один мой знакомый настоятель заложил собственную квартиру, чтобы начать восстанавливать храм.
Священник – это солдат, офицер Христовой армии. Для него, как для солдата, нормально встать в полпятого утра и поехать перед ранней службой причастить умирающего, а находясь в отпуске, услышать звонок от благочинного, что завтра нужно ехать на архиерейскую службу или на какое-нибудь церковное мероприятие и вернуться.
Расскажу одну историю про священника – доблестного ратника, священника-героя, в одиночку вступившего в бой не только с врагом рода человеческого, но и с вполне материальными врагами и убийцами. Это протоиерей Андрей Лазарев из города Кимры. Этот небольшой городок Тверской области в конце девяностых называли малой столицей российского наркобизнеса. Героин и другие тяжелые наркотики там стоили так дешево, что за ними приезжали даже из Москвы. Московская электричка носила местное название «Игла». Доза героина стоила, как два билета на дискотеку. Кимры стали городом живых мертвецов, количество наркоманов достигло невероятных размеров. Тысячи несчастных уже переселились на кладбище. Наркотой торговали цыгане и местный криминальный элемент при полном попустительстве кимрских властей. В 2004 году в городе на каждого одиннадцатиклассника приходился один наркокурьер.
Отец Андрей, у которого подрастали дети, не стал стоять в стороне. Он вступил в неравный бой с наркомафией и выиграл его. Этапы и перипетии этой многолетней войны следовало бы, наверное, увековечить в повести или романе, но я скажу совсем кратко. Батюшка начал с борьбы против наркоточек у своего дома и добился у властей их закрытия. Он ходил по всем инстанциям, стучался во все кабинеты и, не находя поддержки, отправился в Москву, где ему удалось выступить по одному из центральных каналов телевидения и привлечь внимание Генерального прокурора Устинова. Потом были другие выступления, крестные ходы и пикеты, лекции в школах и суды с местной властью. Священнику угрожали, с ним неоднократно судились, но он выстоял и победил. За десять лет ему удалось очистить город от наркомафии и наркотиков. При храме Вознесения Господня отец Андрей открыл Центр помощи наркозависимым «Радуга». А чтобы отвлечь молодежь от смертельно опасного увлечения, организовал школу армейского рукопашного боя. Да, иногда и один в поле воин, если он воин Христов!
Мы начали наш разговор с обсуждения сводок дорожных происшествий. Иногда в эти сводки попадают не только семейные священнослужители, но и монахи. А мне вспоминается монах (мы учились с ним в семинарии, но на разных курсах), совершивший поистине евангельский поступок. Он собирал деньги на операцию одному товарищу, но денег не хватало. Тогда он продал всё свое имущество: книги, вещи – буквально всё. В келье было пусто, даже спал он, кажется, на полу…
Несколько лет назад на Московском епархиальном собрании нам раздавали довольно толстые оранжевые справочники по социальной работе епархии. Так вот, там были собраны все сведения о социальном служении в Москве. Нет почти ни одного социального учреждения, где бы не трудились представители Церкви. Почти все московские больницы, богадельни, социальные центры, тюрьмы, детские дома, большинство воинских частей были охвачены. Там рассказывалось о ночлежных домах, об автобусах, которые ездят ночью по улицам и спасают бездомных, о кормлении нищих на вокзалах… Всё перечислить невозможно. Кто этим занимается, кто это организовал? Священство с помощью народа Божия – мирян. Скажите, какая негосударственная организация еще занимается таким широким служением? А ведь почти каждый из священнослужителей еще и лично помогает своим нуждающимся прихожанам и просто знакомым. Недавно один епископ (кстати, его в свое время тоже активно поливали грязью в печати) признался мне в приватной беседе, что каждый месяц помогает из своих личных средств многодетной семье священника, который сейчас попал под запрет и не может служить, – этот батюшка когда-то начинал служить в его епархии.
О проекте
О подписке