Майор еще раз решил перечитать приказ, особое внимание уделялось важности сохранить артефакты, упомянутые в первых строках приказа. В случае опасности утраты этого груза и невозможности отправки железнодорожным путем, следовало отделить особо промаркированные ящики и в сопровождении охраны отправить их без промедления автотранспортом с конечной точкой маршрута в Казани.

Это условие показалось для Проскурина странным, автоколонна, и так под охраной выделенных солдат, последует после погрузки по наиболее безопасному маршруту до железнодорожного узла. Двое солдат топтались на месте в ожидании пока сотрудники архива не упакуют в оставшиеся три ящика невзрачные картонные коробки и нанесут маркировку.

Только в этот момент Константин Ефимович обратил внимание на небольшие квадраты из фанеры, на них один из сотрудников фонда каллиграфически вывел черной краской буквенно-числовую кодировку, а затем по диагонали провел красную черту, что стало основным, но не броским отличием от других ящиков. Солдаты погрузили эти три ящика в кузов, наименее загруженной машины и через несколько минут колонна покинула территорию архива. Проскурин занял место рядом с водителем первого в колонне грузовика, приказал старшине Пилипчуку распределить солдат по кузовам машин, а Лиеманису занять место в кабине машины, замыкающей колонну.

Водитель, управляющий головной машиной колонны, уверенно держался заданного Проскуриным маршрута.

– Товарищ майор, я эту местность хорошо знаю, так как сам прожил с десяток лет в Реутово, – среагировал водитель, заметив, как тщательно сверяется с картой сидящий рядом офицер.

– В Балашихе нам нужно держать направление на Железнодорожный, – заметил Проскурин.

– Это для вас этот поселок называется Железнодорожный, – разговорился осмелевший солдат, а местные его по-старинке Обираловкой кличут.

Водитель замолчал, так и не дождавшись ответа майора. Лиеманис, сидящий в кабине замыкающего колонну грузовика, по мнению водителя вел себя странно, он оглядывался назад, высунувшись с головой в окно, словно обеспокоенный чем-то, то замирал на какое-то время, то вытаскивал из планшетки карту, как майор, сверяясь с маршрутом.

Через расчетное время, достаточное на преодоление расстояния от здания архива до сортировочной станции добрались до конца маршрута. Колонна заехала на подъезде к территории станции и замерла в ожидании разгрузки. Проскурин покинул кабину и направился на поиски начальника железнодорожного узла, видно и сюда смогли прорваться фашистские бомбардировщики, сортировочная после бомбежки уничтожена.

Уже на подъезде к станции Григорий Ефимович вместо привычных железнодорожных путей с тревогой всматривался на последствия бомбардировки, рельсы в разных местах вздымались изогнутыми линиями. Майор выскочил из притормозившего грузовика, отдал приказ расположить колонну возле полуразрушенного барака и побрел мимо искореженными частями вагонов и целых подъездных составов, что загружались каким-то оборудованием и беженцами, железнодорожные рабочие из последних сил торопились убрать искореженные пути и восстановить движение.

– Что вы тут бродите, майор, – кто-то толкнул в плечо Проскурина, такое отношение к офицеру НКВД было не допустимо.

– У меня приказ, – четко выговорил офицер НКВД, разглядывавший железнодорожника, – немедленно отправить в тыл ответственный груз. Где мне найти начальника станции?

– Я – начальник станции, Сергей Фомич Викентьев! – Прокричал железнодорожник. – Вы не видите, что происходит? – Викентьев что-то спросил у рабочих, занятых на восстановлении участка пути, и вновь повернулся к Проскурину. – Два состава разбиты, более четырехсот метров пути уничтожено, а у меня беженцы и такие как вы с приказами эвакуации, – Сергей Фомич торцом ладони прикоснулся к горлу, и, как всегда, не хватает людей.

– Со мной на охрану колонны груза немногим более взвода солдат, – сообщил Константин Ефимович, – если это ускорит отправку моего груза, то могу на время передать вам часть бойцов.

Это предложение обрадовало Викентьева, вскоре часть солдат уже трудилась над восстановлением путей. Восстанавливая в памяти строчки секретного приказа, Проскурин наконец-то смог добраться до телефона в уцелевшем здании станции, он сообщил Паплевскому о возможности повторной бомбардировки станции.

Комиссар второго ранга госбезопасности распорядился не тратить времени в опасном ожидании восстановления путей, а последовать прозорливости командования направить часть наиболее ответственного груза автотранспортом по утвержденному в приказе маршруту. В оставшемся целым после авианалета здания станции, Проскурин смог дозвониться до начальника своего отдела и согласовать последующие действия.

Из-за плохой связи Проскурину приходилось надрывать голос, иначе комиссар не мог разобрать фраз из доклада подчиненного. Дежуривший в депо диспетчер, невысокий кряжистый мужчина недобро усмехнулся в своих усы, более похожие на щетку для сапог. Когда майор направился на выход из депо, диспетчер басом выкрикнул: "Уж точно не сегодня!".

– Что? – Вспыхнул Константин Ефимович, развернулся на месте, но заметив перевязанную руку железнодорожника, смягчил тон, – Повторите, что только-что сказали?

Мужчина поправил сползающий с правого плеча форменный френч, хромая неторопливо подошел к офицеру НКВД.

– Полагаю, товарищ майор, вам придется задержаться на станции до утра, – диспетчер шевельнул пальцами правой руки и поморщился, ранение, полученное от бомбардировки станции, напомнило о себе волной огня.

– Разорванные пути ставит в тупик исполнения приказа командования, – невнятно пробормотал Проскурин. – Начальник станции обещал за несколько часов восстановить пути.

– Викентьев большой оптимист, да рабочих рук у него не много, дай бог к утру справится, – среагировал на рассуждения офицера раненый железнодорожник, при каждой фразе его усы нелепо шевелились. – Я много лет работаю на железной дороге, многих знаю, если хотите у соседей спрошу? Может другие направления не пострадали от налетов?

– Если это возможно, – произнес Григорий Ефимович, – диспетчер не стал дожидаться его просьбы и заковылял к пульту.

Через несколько минут Проскурин получил исчерпывающие данные о не пострадавших от бомбардировок направлений. Он поблагодарил железнодорожника, пожелал удачи, а для себя решил, что ценный груз нужно срочно отправлять в Юго-Восточном направлении со станции Узловая, что недалеко от Воскресенска. Вернувшись к своим бойцам, большую часть ящиков с обычными архивными материалами из последнего грузовика он с солдатами перераспределил по другим машинам. Потребовал от Пилипчука отобрать двоих солдат посообразительнее, чтобы отправить с наиболее важным грузом.

– Товарищ майор, – навстречу Проскурину шагнул Лиеманис, – насколько я понимаю отправить груз за пару часов мы не сможем.

– Что конкретно вы хотите мне предложить, старший лейтенант? – Константин Ефимович развернулся к Лиеманису, сердито дернул подбородком. – Не нужно большого ума, понимая, что после авиаудара станция в полуразрушенном состоянии и кругом беженцы, так что придется ждать.

– Товарищ майор, решение принимаете вы, но наше командование, поручая транспортировку архива, получило распоряжение сверху уберечь не столько все ящики, а именно те, что погрузили в последнюю очередь?

– Сообразительности вам не занимать, – Проскурин цепко взглянул в холодные глаза подчиненного. – Говори, свое предложение.

– Товарищ майор, сжал в тонкую линию губы Лиеманис, – я готов вместе с парой солдат выполнить сопровождение груза до другой станции в южном либо юго-Восточном направлении, где из железнодорожных путей что-то еще уцелело и доставить до окончательной точки маршрута.

– Мне удалось переговорить с начальником желдорузла, а в депо и смог доложить комиссару, чтобы скоординировать последующие действия, – Проскурин внимательно всмотрелся в глаза старшего лейтенанта, но так и не смог понять, что же ему не нравится в этом молодом офицере.

Проскурин сделал несколько шагов вдоль сохранившейся стены полуразрушенного склада, Лиеманис проследовал за майором.

– Что приказало командование? – Нетерпеливо спросил Лиеманис.

– Немец рвется к столице, ближайшие транспортные узлы и станции люфтваффе и далее будут бомбить. В депо оценивают возможность восстановления путей за сутки. – Голос Григория Ефимовича был каким-то отстраненным, но полным ненависти к врагу. – Раз вы сами вызвались, старший лейтенант, приказываю вам вместе с двумя бойцами доставить ответственный груз до станции Узловая.

– Станция Узловая, – повторил Лиеманис, он развернул карту из планшетки, пытаясь определить направление.

– Эта станция располагается в двадцати километрах, не доезжая Воскресенска, – майор склонился над картой, развернутой старшим лейтенантом и пальцем, провел линию маршрута.

Из своей офицерской сумки Проскурин извлек предписание и передал подчиненному, затем повернулся в сторону замершей колонны грузовиков и громко выкрикнул: "Пилипчук, подавай машину!". Секунды спустя от колонны отделился грузовичок и медленно подъехал к стоящим офицерам. Не прощаясь, Лиеманис забрался в кабину и автомобиль, набирая скорость и объезжая развалины сооружений сортировочной, направился в нужном направлении. Григорий Ефимович долго стоял возле полуразрушенного барака, тихо произнес: Удачи тебе, Лиеманис!", развернулся и направился к небольшой группе своих бойцов что-то весело обсуждавших.

Водитель сосредоточил свое внимание на дороге, но периодически позволял себе взглянуть на сидящего рядом офицера. На протяжении получаса Лиеманис молчаливо довольно улыбался, словно получил внеочередное звание. Старший лейтенант решил разрушить молчание, взглянул на ефрейтора и приказал: "Держи направление на Воскресенск, я сверюсь с картой и уточню тебе дальнейший маршрут.

– Товарищ старший лейтенант, говорят фрицы уже Тулу захватили? – Ефрейтор посмотрел на офицера.

– Держись за руль, смотри вперед и молчи, – грубо потребовал Лиеманис, сосредоточившись на карте, что несколько минут назад извлек из планшетки.

Водитель любивший поговорить поначалу недовольно пыхтел, бросая хмурые взгляды на старшего лейтенанта, но вскоре успокоился и тихонько мурлыкая слова какой-то песенки уверенно управлял грузовиком. На встречу и по ходу движения попадались беженцы с ожесточенными или потерянными лицами, встречался разнообразный транспорт, но везде были заметны последствия первого полугодия войны.

Ожесточенность от увиденного передалось и ефрейтору, он неожиданно оборвал легкомысленный мотив, плотно сжал свои губы, через несколько минут он негромко запел "Вставай страна огромная, вставай на смертный бой…". Лиеманис прошептал какое-то ругательство, с перекошенным лицом повернулся к водителю и выкрикнул: "Заткнись!". Ефрейтор вздрогнул от крика офицера, но петь не перестал, только снизил громкость на полтора тона.

За полтора часа пути в заданном направлении старшему лейтенанту приходилось терпеть или одергивать распевшегося водителя. Офицер снова периодически сверялся с картой, приказывая держать курс южнее, ефрейтор беспрекословно сворачивал, уверенный в том, что сидящему рядом офицеру виднее и маршрут согласован с майором Проскуриным. Насыпная дорога закончилась и дальше вел обычный проселок, проходивший через небольшой лесной массив. Водитель притормозил перед въездом в лес, ощущая нарастающую тревогу, но Лиеманис негромко приказал: "Вперед!", ефрейтор только развел руками, вновь взялся за руль и грузовик медленно поехал через лес.

Старший лейтенант небрежно сложил карту в планшетку, приоткрыл дверь, встал на подножку и взглянул в кузов, где мирно спали двое красноармейцев. Левое колесо грузовика въехало в выбоину на дороге, Лиеманис словно по инерции влетел в кабину и навалился на водителя, нажавшего на тормоз. Ефрейтор хотел извиниться перед офицером за неаккуратное вождение, но почувствовал, как ствол пистолета уперся ему в грудь. Выстрел прозвучал негромко, Лиеманис распахнул водительскую дверь, вытолкнул труп из кабины и заглушил двигатель.

Грузовик замер в притихшем лесу, Лиеманис выпрыгнул, не захлопывая дверь кабины, с минуту он постоял на краю дороги, развернулся, внимательно сканируя взглядом заснеженный лес. Сквозь режущую глаза зимнюю белизну он смог разглядеть одну, затем другую и наконец еще одну призрачную тень. Лиеманис наконец-то позволил себе расслабиться и с самодовольной улыбкой прошептал: "Прибыли!".

Левой ногой Лиеманис наступил на заднее колесо и ловко забросил тело в кузов, тот слегка качнулся и этого оказалось достаточным, чтобы один из красноармейцев вновь вынырнул из дремы. Ранее оба бойца проснулись, когда автомобиль заехал в рытвину. Солдат постарше во время долгого пути вытянулся вдоль борта, положив винтовку рядом, молодой боец оперся ногами в ящик с ценным грузом, а спиной откинулся на борт грузовика, примыкавшего к кабине. Винтовку молодой солдат держал одной рукой, поставив приклад на дно кузова.

– Товарищ старший лейтенант, что растрясло в дороге, – хохотнул красноармеец, – или решили до ветра сходить?

Лиеманис молча пробрался вдоль дальнего борта, за спиной он держал пистолет. Когда он подошел к солдату, улыбнулся одними губами, обнажив оскал белоснежных зубов, четко обронил: "До ветра!" и, выбросив руку из-за спины, всадил пулю солдату в лоб. Звук выстрела в открытом пространстве прозвучал довольно громко, а лес отозвался звонким эхом. Старый красноармеец проснулся от пистолетного выстрела, он попытался сесть, но ящик с грузом прижал тело к борту, рукой солдат нащупал винтовку и попытался поднять ее, чтобы защититься.

С двух сторон в кузов заскочили две призрачные тени в зимних маскхалатах, один из непрошеных гостей прыгнул на барахтающегося на дне кузова красноармейца, двумя руками свернул жертве голову. Второй гость спокойно сел на борт, скинул с лица белую маску с отверстиями для глаз и капюшон с головы.

– Карл, тебя можно поздравить с завершением операции? – По-немецки произнес мужчина, пнув ногой ящик.

– Иоганн, ты не торопишься? – недовольно оскалился человек, прикрывающийся фамилией Лиеманис, – нам груз еще через линию фронта необходимо доставить.

– Не переживай, Карл, – собеседник что-то выкрикнул в лес, – уже все подготовлено для прохода через линию фронта, нам нужно только сигнал подать, когда мы доберемся до места.

Иоганн, распорядись, чтобы трое диверсантов переоделись в форму красноармейцев, – распорядился Карл, – тело водителя возле сосны валяется. Остальные пусть укроются парусиной в кузове, найдете под одним из ящиков.

Диверсанты принялись неспешно выполнять распоряжение старшего офицера зондеркоманды, им предстояло добраться до предместий Тулы и перейти линию фронта.

Фомич, сидя в санях, подгонял свою тощую лошаденку по проселочной дороге через зимний лес. Поначалу он распинал про себя Куприяновну, возложившей на себя обузу председателя колхоза за то, что отправила его забрать стожок сена, оставшийся с осени на поляне в лесу. Последние несколько месяцев Фомич был очень недоволен собой, ругая, что в свои семьдесят лет оказался непригоден для ополчения. В другое время он только бы обрадовался поручению, так как за свои годы с удовольствием исполнял простую крестьянскую работу, любил природу, но сейчас заснеженный лес не вызывал в его старом сердце никаких эмоций.

Заснеженная дорога брала все левее, Фомич знал, далее последует резкий правый поворот. Неожиданно лошадка взбрыкнула, заржала и остановилась, старик подергал поводья, но упрямое животное не отозвалось на его потуги.

– Ну что упрямишься, Звездочка? – Фомич выбрался из саней и подошел к лошади, – постой, постой немного и далее поедем.