Павел Матвеевич прошел из угла в угол и рухнул в кресло. Соня должна была уже не только прилететь в Москву, но даже встретиться с Алеком Кантаровичем! А она все не звонила и не звонила. Павел Матвеевич прикрыл глаза и невольно погрузился в прошлое. Он помнил каждый миг и каждое ее слово.
– Папа! Ты не можешь мне запретить ехать на Родину! Это нарушение моих прав!
Павел Матвеевич слабо улыбнулся. Сонечка обвинила его именно в этом.
– Боже мой! Сонечка! Девочка моя, ты не понимаешь, о чем меня просишь, – пытался объяснить он. – Я бросил все, чтобы ты выросла в другой стране!
– Я и выросла…
В этом Соня была права. С тех пор, как ее сразу после третьего класса вывезли в Штаты, прошло пятнадцать лет. И даже сам Павел Матвеевич, профессор математики в Miami State University, не мог не признать, что Сонечка – человек состоявшийся. У нее уже были позади университет и множество самых различных курсов, а в настоящем – здоровый образ жизни и твердое понимание своих жизненных целей. Отчасти поэтому у нее и не было постоянного бой-френда – большинство из молодых людей просто не успевали за ее темпераментом и безнадежно отставали в интеллектуальном, духовном и физическом развитии. Одна беда: Соня твердо решила, что ей необходима Россия.
Павел Матвеевич сопротивлялся этому ее решению долго, но, в конце концов, уступил и первым делом набрал номер телефона старого друга. В начале XXI века контакт с иностранцем наконец-то перестал быть опасным для россиянина. И первое, что он узнал, дозвонившись до квартиры Кантаровичей, – его друга Савелия Алексеевича уже нет в живых.
Впрочем, это было хотя и горестное, но вполне ожидаемое известие, – сверстники Павла Матвеевича уходили один за другим, такой уж возраст. Но сын Кантаровича – Алек, вежливый, умненький мальчик, коего Павел Матвеевич запомнил по регулярным партиям в шахматы, оказался на месте и готов был помочь.
– Ох, Алек… – вздохнул Павел Матвеевич.
С его точки зрения Алек был еще слишком молод, чтобы доверить ему свою дочь. Хотя… за прошедшие годы при его талантах Алек мог вырасти до руководителя лаборатории или даже заведовать кафедрой. В новой России как раз такие мальчишки и руководили правительством и даже приватизировали страну. Олигархи – и те, как правило, были рождены спустя двадцать лет после войны. А главное, – Павел Матвеевич это прекрасно помнил, – Алек был очень умный мальчик. Одну из трех партий в шахматы он обязательно выигрывал, невзирая на кандидатский разряд Павла Матвеевича.
– Дорогой Алек, поймите меня правильно, – сразу перешел к главному Павел Матвеевич, – у меня единственная дочь, которая вбила себе в голову, что именно в ней нуждается сегодня Россия. Прошу вас, как родного, поговорите с ней. Сориентируйте мою дочь в российской действительности. Подскажите, что и как…
– А что ваша дочь умеет? – заинтересовался молодой Кантарович.
– Она? Она окончила университет в Майами. Математический факультет. Но вместе с этим она больше не по этой части…
– В каком смысле не «по этой части»? – перебил его Алек. – С ней что-то не в порядке?
– Нет-нет! Что вы, Алек! Она в полном порядке. Но она больше увлекается общественной работой, чем профессией. Она член всех возможных общественных организаций и фондов. Спасение каких-то там лесов и снегов. В защиту болот и пустынь и чего-то там еще. Я уж не говорю про детские фонды. Они просто живут у нас в доме. Вот поэтому я и не знаю точно, что ей делать в России. У вас ведь, наверное, даже «Красного Креста» теперь нет?
Ковалевский умолк, но и Алек долго молчал – видно обдумывал услышанное.
– Ну, «Красный Крест» у нас имеется. А вот что у нее с визами? С билетами? С жильем? Разрешение на работу надо делать?
Ковалевский растерялся. Нет, он обрадовался, что Алек так быстро перешел к делу, но ни на один вопрос ответить не мог.
– Я и не знаю. Надо ее спросить.
– Давайте так сделаем. У нас время уже под утро клонится. Я вам сейчас дам е-мейл свой. Пусть ваша Соня мне все напишет, а я ей тут же отвечу. Записывайте.
– Секунду, – он подхватил ручку и клочок бумаги. – Да, я готов.
– Прямо так и пишите. АЛЕК, три семерки, КАНТ. Собака. Мейл. Точка. Ру.
Павел Матвеевич записал малопонятный адрес этого малопонятного Интернета, и его как-то сразу посетили нехорошие предчувствия. Теперь эти предчувствия сбывались, – время шло, а Соня так и не звонила.
«Пора Алеку звонить, – понял Павел Матвеевич, – с его стороны так долго молчать – это уже свинство…»
После восьми вечера Соломину стали поступать доклады.
– Старый в номере… Старый собирается… Старого везут в аэропорт…
И это означало, что главная цель сегодняшнего вечера – профессор Дэвид Кудрофф быстро приближается к своей новой судьбе. А потом поступил сигнал от прослушки.
– Юрьич, – звонил старший смены, – у нас реальный контакт.
– Кто?! С кем?! – судорожно прижал наушники руками Соломин.
– На Кантаровича Штаты вышли…
Соломин присвистнул. Частный предприниматель Алек Кантарович, если верить Черкасову, исполнял функцию важного связующего звена между учеными института и Западом. Однако главные детали этой его функции пока оставались тайной.
– А с кем он говорит, установили? – спросил Соломин.
– Конечно, – отозвался старший смены, – записывайте номер…
Соломин быстро записал длинный ряд цифр, и на его лбу выступил холодный пот. Столь нелюбимый Черкасовым «примазавшийся» к институту предприниматель разговаривал, судя по телефонному номеру, с до сих пор числящимся во всех особых списках невозвращенцем Ковалевским.
– Твою мать… – выдохнул Юрий Юрьевич. Невозвращенец был из этого же института, то есть знал, чем именно здесь занимаются, досконально. – Можешь меня подключить к разговору?
– Нет проблем, – отозвался старший смены, и в наушниках прозвенел голос Кантаровича. Алек обсуждал с «невозвращенцем» приезд в Москву какого-то третьего лица.
– О ком они говорят? – выдохнул Соломин. – Когда прибывает?
– Некая Соня, – отозвался в наушниках старший смены. – Прибыла сегодня, точнее, около получаса назад.
Соломин устало матюгнулся. Ни идентифицировать эту «некую Соню», ни, тем более, прицепить к ней наружку он уже не успевал. В отсутствие «железного занавеса» число приезжающих в Россию стало слишком велико, чтобы контролировать всех. А ему еще предстояло обрабатывать в аэропорту профессора Кудрофф.
– Все пишете? – спросил он.
– Естественно, – с чувством собственного достоинства отозвался старший.
На аэровокзале шумел путешествующий люд. Задерживался самолет из Мадрида, снова отменили из-за вечных забастовок работников «Бритиша» рейс на Лондон, выгружался самолет из Стамбула. Посреди гомонящей многоликой толпы стояла аккуратная рыжая девушка. В меру миниатюрная, в меру рыжая. Симпатичная и растерянная. Смешные меховые сапожки, словно две болонки, обвернулись вокруг ее стройных ножек, короткая курточка-пилот, варежки, пришитые к шарфику, повисли на шее. Этот наряд дополняла лохматая шапка-ушанка и розовая сумка с ноутбуком через плечо. Рядом стоял такой же розовый чемодан. Девушка растерянно оглядывалась по сторонам. Видимо, ее никто не встретил. И только местных «бомбил» она остро интересовала.
– Такси, недорого…
Она отрицательно мотала головой в знак отказа, но они все равно подходили и подходили, и даже на свежем воздухе, когда она решила выйти на улицу, легче не стало. На город спускались сумерки, мороз уже пробирался под короткую курточку и сапожки-собачки, и, возможно, не встреченная никем рыженькая пассажирка так и замерзла бы насмерть в московском аэропорту, если бы не случай. В тот самый момент, когда она уже решила расплакаться от накатившего на нее отчаянья, стремительный молодой человек с портпледом через плечо и портфелем в руках чуть не снес ее вместе с чемоданом.
Он выбежал из здания порта, размахивая портфелем и возбужденно обсуждая что-то по телефону. Засмотревшись в сторону, запнулся о розовый багаж девушки, зацепился портфелем за ремень ее ноутбука и описал ногами нечто вроде основного элемента танца «Ча-ча-ча».
– Приношу свои извинения, если вас потревожил! – подхватив практически сбитую с ног девушку, озорно посмотрел на нее мужчина, и, прежде чем она шевельнула замерзшими губками, добавил:
– Я не заметил вашего розового друга на колесиках.
Девушка открыла рот, а он, не дав ей ответить, подхватил ее чемодан.
– Едем? Простите, не привык бросать симпатичных девушек на произвол судьбы в аэропортах.
Девушка смотрела на него вопросительно и пытливо. Он явно был ей симпатичен, хотя вежливые и воспитанные девушки, выросшие на Западе, всегда добродушно улыбаются всем собеседникам.
– А вы кто? – задала она наивный и глупый вопрос.
Молодой человек улыбнулся.
– Я? Пассажир рейса Париж – Москва. Возвращаюсь из командировки. Спешу домой. А еще хочу спасти вас от мороза и приставучих таксистов. Ах да! Меня зовут Артем. Артем Павлов.
Он коротко поклонился.
– Но позвольте и мне узнать, кого я только что чуть не задавил из-за своей неуклюжести. За что еще раз извините!
– А я пассажирка рейса Майами – Цюрих – Москва, – она печально вздохнула. – Меня никто не встретил, хотя вроде бы ждали. Наверное, я что-то неправильно сообщила. – Девушка пожала плечами: – Со мной всегда так происходит.
Мужчина рассмеялся:
– Значит, вы особенная! Счастливая! А теперь я угадаю, как вас зовут. Хорошо?
– А вы можете? – девушка широко раскрыла глаза и откинула назад лохматую шапку.
Мужчина сосредоточенно кивнул:
– Это сложно, но я могу. Но только после этого вы мне позволите проводить вас до города и убедиться, что вы не остались ночевать на улице. Договорились?
– Хорошо. Договорились, только вы придумали слишком сложное задание. Мне жаль с вами расставаться так быстро. Вы – забавный.
– Мы не ищем легких путей, – Артем улыбнулся, сдвинул брови и смешно стал вращать глазами в разные стороны. Он умел делать этот трюк с детства и часто пугал дворовых мальчишек. Но еще больше пугалась бабушка, искренне верившая, что мальчик может остаться таким навсегда.
Девушка прыснула от смеха и прикрыла варежкой ротик.
– Ближе мысли! Ближе мысли! Ага! Вижу. Читаю по буквам. – Павлов ухватил девушку за руку и закрыл глаза. – Мою новую знакомую огненноволосую, розово-чемоданную, кудряво-сапожковую, лохмато-ушанковую пассажирку зовут… эС, О, эФ, И, Я. Так?
Павлов открыл глаза и в упор посмотрел на Соню. Та была потрясена.
– Вау! Как это вы сделали?
– Секрет! Ну, что? Правильно?
Девушка так же потрясенно кивнула, и Артем, подхватив чемодан, мягко потянул ее в сторону стоянки. Там скучал оставленный на три дня назад «Ягуар».
– Я, кажется, догадываюсь, как вы это сделали… – остановилась Соня и протянула ему варежку, на которой заботливой бабушкиной рукой было вышито ее имя «София».
Павлов рассмеялся:
– А вы сообразительная! Ну, вот мы и пришли. Котенок тут совсем замерз. Давайте погреем. – Он достал ключ и открыл дверцу автомобиля:
– Сонечка, я вам предлагаю пять минут постоять со мной снаружи и поболтать. Если хотите, можем покидаться снежками, правда, здесь в аэропорту каждый снежок – это скорее коктейль Молотова, бомба, керосиновая шашка. Котенок согреется и пустит нас внутрь. Договорились?
Он помахал ключами. Соня кивнула. Ей вообще не хотелось уезжать куда-то. Приятно было поболтать с этим парнем ни о чем. С ним вообще было как-то легко. Артем присел на водительское кресло, быстро завел машину, поставил обдув печки на значок «HI» и тут же вылез.
– Расскажете мне, зачем вы решили замерзнуть в Москве, вместо того чтобы лежать на пляже Сауф Бич или Фишер Айленда?
– Конечно, расскажу. Я вам теперь обязана!
– Вот и славно! А куда же мы едем?
О проекте
О подписке