Назвав его по имени, я сказала, чтобы он вошел в меня, чтобы делал все, что хочет. И он с необузданной дикарской яростью ухватил меня за плечи, потом вскинул к ним мои ноги, чтобы проникнуть как можно глубже. Движения его становились все стремительней, но я шепнула, что еще рано. Мне нужно было, чтобы это продолжалось еще, и еще, и еще.
Он сбросил меня на пол, поставил на четвереньки как собаку, ударил и снова проник. По сдавленным стонам я поняла, что он уже не владеет собой и вот-вот кончит. Я заставила его выйти, перевернулась, вновь впустила его в себя, требуя, чтобы он смотрел мне в глаза и шептал непристойности, которые всегда были у нас в ходу и доставляли нам такое удовольствие всякий раз, как мы занимались любовью. Я произносила самые грязные, самые скверные слова, какие только может женщина сказать мужчине. Он еле слышно повторял мое имя, требуя признаний в любви. Но я лишь изрыгала брань и в ответ заставляла его обращаться со мной как со шлюхой, как с рабыней, как с той, кто не заслуживает уважения.
Все тело у меня было в мурашках. Наслаждение накатывало волна за волной. Я кончила еще раз, а потом еще, меж тем как Якоб, сдерживаясь из последних сил, все длил и длил обладание. Наши тела бились друг о друга с силой, с глухим звуком, но Якоба уже не беспокоило, что его могут услышать за дверью.
Не сводя с него глаз, слыша, как он при каждом толчке повторяет мое имя, я поняла, что Якоб вот-вот перейдет грань, и вспомнила, что он без презерватива. И, снова высвободившись, попросила его кончить мне на лицо, в рот, и сказать, что любит меня.
Он в точности исполнил мою просьбу, а я, мастурбируя, достигла оргазма одновременно с ним. Потом он обнял меня, склонил голову мне на плечо, вытер уголки моих губ и много-много раз повторил, что любит меня и что ужасно тосковал по мне в разлуке.