Невесомое чувство, от которого в животе у меня становится легко-легко…
– Я вручаю тебе дар, Тодд, – его голос плывет сквозь мой разум, словно облако, полное огня. – Тот же дар, что я дал моим капитанам. Воспользуйся им. Воспользуйся им, чтобы победить меня. Я вызываю тебя. Попробуй!
Я смотрю в его глаза, в их тьму, черноту, которая проглатывает меня целиком…
Я ЕСМЬ КРУГ И КРУГ ЕСТЬ Я.
И больше я в целом свете не слышу ничего.
Ничего.
В городе царил зловещий покой. Мы с Желудем шагом продвигались вперед. Даже не только покой – тишина. Жители Нового Прентисстауна бежали куда-то в холодную ночь. Невозможно себе представить, в каком страхе они это сделали… не знать, что происходит, что тебя ждет.
Выехав на пустую площадь перед развалинами собора, я оглянулась. В вышине, над еще стоящей колокольней висел еще один зонд. Держался подальше от огненных спачьих стрел и следил за мной.
И это еще не все.
Мы переехали площадь и двинулись по дороге, которая вела на недавнее поле боя – все ближе и ближе к армии. И вот уже достаточно близко, чтобы их стало видно. Они ждали. Смотрели, как я еду к ним. Солдаты сгрудились у костров, сидя на вещевых мешках. Лица усталые, почти на всех печать потрясения; уставились на меня так, словно к ним из тьмы выехал призрак.
– Желудь, – шепнула я ему. – На всякий случай: плана у нас вообще-то нет.
Один из солдат встал при нашем приближении и наставил ружье.
– Стой где стоишь, – скомандовал он.
Совсем молоденький, волосы грязные, на лице – свежая рана, скверно зашитая при свете костра.
– Я желаю видеть мэра, – сказала я, стараясь держать голос ровно.
– Кого?
– Это кто такая? – спросил другой солдатик, тоже вставая – еще один мальчишка… возраста Тодда, возможно.
– Одна из ентих, террористов, – объяснил ему первый. – Приперлась бомбу ставить.
– Я не террорист, – твердо ответила я, глядя поверх голов, пытаясь высмотреть Тодда, расслышать его Шум через весь этот РЕВ…
– Слазь с коня, – приказал первый. – Живо.
– Моя имя Виола Ид, – сказала я (Желудь переступил с ноги на ногу). – Мэр… ваш президент меня знает.
– А мне плевать, как там тебя зовут, – сообщил первый. – Слазь, быстро!
Девочка-жеребенок, предупредил Желудь…
– Я сказал, слазь с коня!
Щелкнул затвор. И тогда я завопила:
– Тодд!
– Больше предупреждать не буду, – сказал солдат.
Кругом уже вставали остальные…
– ТОДД! – снова закричала я.
Второй солдат схватил мои поводья, другие наступали со всех сторон…
ПОДЧИНИСЬ! – прорычал Желудь, оскалившись, но солдат просто хватил его по голове прикладом.
– ТОДД!
Руки уже хватали меня, Желудь визжал ПОДЧИНИСЬ! ПОДЧИНИСЬ! но солдаты тащили меня вон с седла, а я держалась, держалась за него из последних сил…
– Отпустить, – велел голос, разом прорезав крики, хотя его даже никто не повышал.
Меня мгновенно выпустили, и я постаралась выровняться на седле.
– Добро пожаловать, Виола, – сказал мэр, когда толпа схлынула и между нами открылось пустое пространство.
– Где Тодд? – резко спросила я. – Что ты с ним сделал?
И услышала другой голос…
– Виола?
…на шаг позади… проталкиваясь мимо него, прямо-таки отпихнув с дороги тычком в плечо, ко мне пробирался… глаза огромные, оглушенные… но вот он, идет…
– Виола.
…протягивает ко мне руки и улыбается, и я тянусь тоже…
На секунду, на одну только быструю секунду, что-то странное у него в Шуме… легкое, мимолетное… проскочило и исчезло…
На один только миг, я едва услышала…
А потом всё смыли его чувства, и это снова был Тодд. Он сгреб меня в охапку и сказал:
– Виола.
– А тут Симона и говорит: у меня, дескать, есть идея получше.
Виола полезла в новую сумку, с которой приехала, и вытащила какие-то две плоские металлические штуковины. Маленькие такие, как камешки, которыми пекут блинчики на воде, округлые, сверкающие – и ложатся в ладонь, как будто для нее и сделаны.
– Коммы. Ну, коммуникаторы. Мы с тобой сможем говорить друг с другом, где бы мы ни были.
Один она протянула мне.
…Я на мгновение почувствовал ее пальцы, и меня всего опять захлестнуло облегчением. Облегчением от того, што я ее вижу, што она здесь, вот прямо тут, передо мной, и ее тишина все так же тянет меня за сердце; што она до сих пор как-то так… слегка смешно на меня смотрит.
На Шум мой на самом деле смотрит, куда же еще.
Я есмь круг и круг есть я. Он положил это мне в голову, такое легкое, исчезающее. Сказал: это такая «текника», и я ее могу сам тренировать, штобы быть таким же тихим, как он и его капитаны.
И на какую-то минуту, на какую-то минуту я думал, что я…
– Комм один, – сказала она в свой комм, и металлическая поверхность моего вдруг превратилась в экран с ладошку размером, а на нем – улыбающаяся Виолина физиономия.
Как будто я держал в руке ее саму.
Она усмехнулась и показала мне свой комм: там была уже моя физиономия, вся такая озадаченная.
– Сигнал идет через зонд, – она показала назад, в сторону города, где вдалеке над дорогой парила точка света. – Симона держит его подальше отсюда, чтобы никто не сбил.
– Умный ход, – заметил мэр, стоявший поодаль. – Можно мне посмотреть?
– Нет, – отрезала Виола, даже не глядя на него. – А если ты сделаешь вот так… – она нажала на угол устройства, – сможешь поговорить и с кораблем. Симона?
– Я тут, – сказала женщина, возникая на экране у меня в руке, прямо рядом с Виолой. – Вы там все в порядке? Мне тут на минуту…
– Со мной все хорошо, – перебила Виола. – Я с Тоддом. Это, кстати, он.
– О, Тодд. Рада познакомиться, – сказала женщина.
– Гм, – сказал я. – Привет?
– Я вернусь, как только смогу, – заверила ее Виола.
– Я буду присматривать за тобой. Тодд?
– А? – я так до сих пор и таращился на ее маленькое личико на экране.
– Позаботься там о Виоле, слышишь?
– Не извольте волноваться, – ответил я.
Виола снова что-то нажала на своем комме, и все лица исчезли. Она испустила долгий вздох и устало мне улыбнулась.
– Вот стоило тебя на пять минут оставить, и ты уже ускакал на войну?
Она это типа как в шутку сказала, но вот што интересно…
Интересно, уж не оттого ли, што я видел все эти смерти, Виола теперь выглядит как-то по-другому? Как бы более настоящая, более здесь… словно это самая потрясающая, невозможная вещь на свете, што мы с ней все еще живы, и в груди у меня так смешно и тесно, и я думаю Вот и она, здесь, со мной, моя Виола, приехала за мной, она здесь…
И я думаю, как же мне хочется взять ее за руку и никогда больше не отпускать, и чувствовать ее тепло, гладкость кожи, сжимать ее крепко-крепко и…
– У тебя такой забавный Шум, – она снова странно на меня посмотрела. – Весь размытый какой-то. Я чувствую, что там есть чувства… – она отвела взгляд, а мне почему-то краска в лицо бросилась ни с того ни с сего, – но ничего толком не прочесть.
Я уже собирался сказать ей про мэра, как я вроде бы на минутку отключился, а когда открыл глаза, мой Шум уже был светлее, тише…
Уже прямо рот открыл сказать…
– Это как с твоей лошадью, да? – она наклонилась поближе и понизила голос (видела, што Ангаррад стоит вся тихая – Желудь из нее даже обычного лошадиного «здрасьте» не вытянул, как в табуне положено). – Это из-за того, что ты видел?
И этого хватило штобы вся битва сразу вывалилась обратно в авангард моих мыслей ринулась как потоп со всем своим ужасом и какой бы там затуманенный ни был мой Шум она наверняка все поняла потому что схватила меня за руку и это была сама забота сама тишина и покой и мне вдруг захотелось свернуться там у нее в ладони навсегда и лежать до конца моих дней и плакать плакать плакать и глаза у меня сделались мокрые а она только выдохнула Тодд и вся доброта на свете была там так што мне даже глаза пришлось отвести и как-то так вышло што мы оба уже стояли и смотрели на мэра по ту сторону костра который внимательно за нами оттуда наблюдал…
Она вздохнула.
– Зачем же ты отпустил его, Тодд? – прошептала она.
– Выбора не было, – так же шепотом ответил я. – Спаклы наступали, а армия пошла бы в бой только с ним.
– Но спаклам-то нужен в первую очередь он, разве нет? Они же напали только из-за геноцида?
– В этом-то я как раз и не уверен, – пробормотал я и только сейчас по-настоящему впустил в свои мысли 1017, которого упорно оттудова гнал… и то, как сломал ему руку от ярости… и как вытащил его из кучи мертвых тел… и што бы я на самом деле ни сделал, хоть хорошее, хоть дурное, он теперь все равно хотел, штобы я умер…
Я посмотрел на нее.
– Што же нам теперь делать, Виола?
– Останавливать войну, вот что. Мистрис Койл говорила, у них уже было перемирие – надо попытаться заключить новое. Может быть, Брэдли и Симона смогут поговорить со спаклами. Объяснить им, что мы не все такие…
– Но што, если они снова нападут еще до этого? – мы снова посмотрели на мэра, который нам приветливо кивнул. – Он понадобится нам, штобы не дать спаклам нас всех поубивать тем временем.
– И он снова выйдет сухим из воды со всеми своими преступлениями, – Виола нахмурилась. – Потому что он нам нужен.
– У него армия, – напомнил я. – Они слушаются его. Не меня.
– А он слушается тебя?
Я вздохнул.
– Таков был план. Пока што он держит слово.
– Пока что, – тихо повторила она, потом вдруг зевнула и потерла глаза. – Я вообще не помню, когда в последний раз спала.
Я опустил глаза на свою руку – которая больше не держала её – и вспомнил, што она сказала Симоне.
– Так ты возвращаешься к ним?
– Придется, – кивнула она. – Надо найти мистрис Койл, пока она еще каких-нибудь пакостей не натворила.
Я снова вздохнул.
– Ладно. Но помни, что я сказал: я тебя не покину. Никогда. Даже у себя в голове.
И тогда она опять взяла меня за руку и ничего не сказала но ей и не надо, потомуш я знал… да, я знал ее а она меня и мы еще немного посидели вместе но куда деваться ей все же пора было уходить…
Виола неуклюже поднялась на ноги. Желудь еще разок боднул Ангаррад головой и подошел подхватить Виолу.
– Я буду тебе рассказывать, как у меня дела, – она помахала коммом. – И где я – тоже. Я вернусь, как только смогу.
– Виола? – подал голос мэр, подходя к нам от костра (она как раз уже успела вскарабкаться в седло).
– Что? – она закатила глаза.
– Я подумал, – сказал он непринужденно, будто заскочил одолжить яйцо-другое, – не будешь ли ты так любезна передать людям с твоего корабля, что я готов встретиться с ними в любой момент, когда им будет удобно.
– Да, это я им точно передам, – огрызнулась она. – А в ответ скажу вот что, – и ткнула пальцем в зонд, висящий вдалеке, в ночном небе. – Мы за тобой наблюдаем. Только тронь Тодда пальцем и будь уверен: орудия с корабля разнесут тебя на миллионы кусочков – просто потому, что я попросила. Ясно?
Клянусь, улыбка мэра сделалась только шире.
Виола подарила мне последний долгий взгляд и ускакала. Назад, через город – искать, где скрывалась сейчас мистрис Койл.
– Что за девушка, – рядом со мной возник мэр.
– Даже не смей говорить о ней, – отрезал я. – Никогда.
Это он пропустил мимо ушей.
– Уже почти светает. Отдохни хоть немного. Это был большой день.
– И я не хочу, чтобы он повторился.
– Боюсь, с этим мы сделать ничего не можем.
– Еще как можем, – теперь, когда Виола сказала, что из всего этого может найтись выход, мне стало гораздо лучше. – Мы снова заключим мир со спаклами. Тебе нужно просто сдерживать их, пока это не произойдет.
– Что, правда? – ему эта мысль, кажется, понравилась.
– Да, – уже жестче ответил я.
– Увы, это так не работает, Тодд. Они совершенно не заинтересованы в переговорах, пока думают, что находятся в позиции силы. С какой стати им заключать мир, если они уверены, что могут в любой момент нас уничтожить?
– Но…
– Не волнуйся, Тодд. Я знаю эту войну. Я знаю, как выиграть эту войну. Сначала ты показываешь врагу, что можешь его победить, а потом заключаешь любой мир, какой только пожелаешь.
Я даже начал ему што-то в ответ говорить, но на самом деле был слишком усталый, штобы спорить. Я вообще-то тоже не помнил, когда спал последний раз.
– А знаешь что, Тодд? – сказал мэр. – Держу пари, твой Шум уже стал немного тише.
и…
Я ЕСМЬ КРУГ И КРУГ ЕСТЬ Я.
Он снова послал мне это прямо в голову, и та же легкость, то же плывущее ощущение…
Ощущение, от которого Шум стихает…
О котором я не сказал Виоле ни слова…
(потомуш от него вопли войны стихают тоже, и я больше не вижу, как умирают люди, и…)
(и там ведь есть что-то еще, да?)
(тихое такое жужжание позади всего этого света)
– Не лезь ко мне в голову, – сказал я. – Я тебе говорил, если попытаешься снова меня контролировать…
– Я вовсе не у тебя в голове, Тодд, – возразил он. – В том-то и красота. Это все ты. Тренируйся, Тодд. Это дар.
– Не нужны мне от тебя никакие дары.
– Уверен, в том-то и дело, – все еще улыбаясь, заявил он.
– Мистер президент! – встрял, внезапно появляясь, мистер Тейт.
– Ах да. Капитан, – отозвался мэр. – Прибыли первые доклады шпионов?
– Пока нет, сэр. Ожидаем сразу после рассвета.
– И они сообщат нам, что наблюдают ограниченные передвижения к северу, над рекой, которая слишком широка, чтобы спаклы могли переправиться, и к югу, вдоль гряды холмов, которые слишком далеко, чтобы их можно было эффективно использовать, – мэр поднял глаза на холм. – А значит, нападать они будут вон оттуда, в этом нет сомнений.
– Но я к вам не за этим, сэр, – мистер Тейт протянул ему какую-то кипу сложенной ткани. – Оказалось непросто найти ее в развалинах собора. Но она оказалась совершенно нетронутой.
– Превосходно, капитан, – мэр принял ношу; в голосе его звучало неподдельное удовольствие. – Просто превосходно.
– Что это такое? – полюбопытствовал я.
Мэр развернул ткань и поднял повыше: это оказался нарядный с виду мундир и брюки к нему.
– Моя генеральская форма.
И на глазах у мистера Тейта, у меня и у всех солдат с ближайших бивуаков он стащил свой обычный мундир, заляпанный кровью и пылью, и натянул этот, идеально подогнанный, темно-синий, с золотой полосой вдоль каждого рукава. Разгладил его ладонями по всей длине и глянул на меня все с той же прыгающей в глазах довольной искоркой.
– Ну что ж, да начнется битва за мир.
Мы с Желудем возвращались по дороге… в город… через площадь… Небо на востоке тихо розовело под натиском надвигающейся зари.
Пока могла, я оглядывалась на Тодда… Но вскоре он пропал из виду. Я ужасно за него беспокоилась, за его Шум… Даже когда я отъезжала, в нем все еще была эта странная размытость, эта муть: деталей не разглядишь, но чувства все равно бушуют…
(даже те… ну, те самые, которые было видно всего-то с минуту, пока он не растерялся, не смутился – физические чувства, без слов, сосредоточенные на ощущении моей кожи, на том, как ему хотелось не прерывать контакт, от которых мне самой захотелось…)
…и я снова задумалась, не тот ли это самый шок, что и у Ангаррад? Увиденное в битве оказалось настолько плохим, что он захотел перестать его видеть, совсем, даже у себя в Шуме… – от одной этой мысли у меня просто сердце разрывалось.
Еще одна причина немедленно прекратить войну.
Я поплотнее запахнула бушлат, который мне выдала Симона. Стоял жуткий холод, я вся дрожала, но вместе с тем почему-то истекала потом – из краткого курса целительницы явствовало, что у меня поднимается температура. Подтянула рукав, заглянула под повязку: кожа вокруг браслета была воспаленная и красная.
А теперь от него к запястью еще и тянулись красные протуберанцы.
Которые означали инфекцию. Очень скверную инфекцию.
Которую даже пластырь победить не смог.
Я опустила рукав и попыталась не думать о том, что увидела. И о том, что не сказала Тодду, как ужасно это было, – тоже. Не думать.
Потому что мне все равно надо найти мистрис Койл.
– Так, – сказала я Желудю. – Она все время толковала про океан. Интересно, он правда так далеко, как она…
Я подскочила: это у меня в кармане пискнул и заворочался комм.
– Тодд? – я мгновенно выхватила аппарат из кармана, но это оказалась Симона.
– Возвращайся сюда немедленно, – сказала она.
– Почему? – встревожилась я. – Что случилось?
– Я нашла твой Ответ.
О проекте
О подписке