Черный хлеб и викинги

У меня нет никакого умысла врать туристам. Но я просто вижу, как они читают таблички на старых зданиях, а то, что на этих табличках написано, не очень интересно. Вот я и соображаю, что бы такого рассказать, чтобы добавить неповторимого флера их отпуску.

Американские туристы в Глендалохе^[16]пришли в восторг, когда я рассказал им, как викинги пытались выкрасть у монахов рецепт черного хлеба. Мы стояли рядом и глядели на круглую башню, и я поведал им о святом Кевине, о его послушниках и о том, как они целыми днями пекли хлеб и славили Господа.

«Сидели викинги на своих баркасах близ Айрлендз-Ай^[17], разгадывали кроссворды и зубрили ирландские фразы, и тут до них донесло ветром аппетитный дух свежеиспеченного черного хлеба».

Одна американка пожелала узнать, пекли ли они и содовый хлеб^[18], и я рассказал ей, что рецепт этого хлеба принадлежал монахам с Аранских островов: «Если ветер дул как надо, тот дух викинги тоже унюхивали и слали лодку в Голуэй, а остальные же тем временем отправлялись в Глендалох».

Совершенно поразительно, до чего такая вот байка способна набирать обороты, и вот уж все монахи карабкаются с рецептом черного хлеба по лестнице на круглую башню, рецепт написан в точности так же, как «Келлская книга»^[19], на древнем пергаменте. Тем временем викинги у подножия башни пытаются измыслить способ, как бы сманить монахов вниз.

Один американец по имени Хенри предположил, что монахов взяли измором, но жена глянула на него презрительно. «У тех ребят битком черного хлеба в башне было, Хенри, – полные комнаты небось». «И домашнего масла», – предположила женщина по имени Марта. «И медовухи, – добавила ее сестра, – про медовуху не забудьте».

Стояли мы вместе, глядели на башню, битком набитую монахами и черным хлебом, и ломали голову, как бы их выманить. «Наверное, – сказала Марта, – можно ж было сказать погромче: “Ладно, ребята… поехали-ка мы все на Аранские острова за пресным хлебцем!” Потом притвориться, будто уходят, а на самом-то деле спрятаться в кустах».

Хенри больше по вкусу пришлась психологическая атака. «А что если выстроить другую круглую башню, рядом в этой, всем викингам забраться на нее, втянуть лестницу и засесть там? Вот что сбило бы монахов с толку».

Подумываю переписать еще кое-какие исторические таблички. Большая польза туризму.

Ну и как же зелена долина их?^[20]

Сперва я решил, что происходит ссора. Поднимаясь по ступенькам в автобус, я услышал, как люди орут. Рад, что не ринулся к водителю со словами: «Тапок в пол и не останавливайся, пока мы не доберемся до участка Гарды на Стор-стрит^[21]. Я высуну голову в окно и буду изображать сирену “скорой” голосом, чтоб ты гнал на все красные». Две американские туристки беседовали друг с дружкой воплями. Эдак во всю глотку, я серьезно. Так разговариваешь, когда смерч разносит твой дом в щепки. Интересно, зачем они это. Внезапно ситуация резко ухудшилось. Одна завопила на старика, сидевшего напротив. «Вы ирландец?» – взревела она. Старик оказался очень глухим. «Что, простите?» – сказал он. О боже, только не это, подумал я. Сейчас нам всем достанется. Она поддала в голос еще децибелов сто и повторила попытку. «ВЫ ИРЛАНДЕЦ?!!!» «Я – ДА!!!» – ответил он тем громким голосом, каким говоришь, когда слушаешь плеер. Я сам так же разговариваю, когда у меня слуховой аппарат временно не действует. Исхожу из предпосылки, что всему окружающему миру так же трудно, как и мне. «МНЕ ПРОСТО НРАВИТСЯ ВАША СТРАНА, – огласила туристка. – ЗДЕСЬ ТАК Э-Э… Э-Э…» «МИЛО!!!» – проревела вторая. Старик на мгновение задумался. «БЫЛО Б МИРОВЕЦКИ, ЕСЛИ Б НЕ ПОГОДА!!!»

Было б еще более мировецки, подумал я, если б вы сюда не лезли и не орали бы со всей мочи. Что да, то да: нашей экономике нужны ваши доллары. Но орать-то зачем? Незачем разговаривать так, будто вы стоите на противоположных краях Курры^[22]. «НЕТ! НЕТ! – возразила одна из тех американок. – С ПОГОДОЙ У ВАС ОКЕЙ. ОКЕЙ, ПОТОМУ ЧТО ВСЕ ТАКОЕ ЗЕЛЕНОЕ!» Никак не возьму в толк вот это «все такое зеленое». Каждый год одно и то же.

Люди в клетчатых рубашках и изумрудных картузах млеют, будто гости с другой планеты, в глаза не видавшие травы, деревьев и изгородей. Мне показывали Америку в кино. Господь всемогущий не обделил их. У них тонны прекрасной зелени. Мел Торме^[23]бредил этим делом. Послушал я американских туристов в Англии и Шотландии. Там чертовы поля и изгороди на каждом шагу. Но на местных по этому поводу никто не орет. Чего они к нам-то прицепились? По-моему, надо перекрасить эту страну целиком – в синий или в пурпурный.

Отпуск моей мечты

Я совершенно точно знаю, какой хочу себе отпуск. Но на него понадобятся миллиарды фунтов, иначе мне не по карману. Хочу провести месяц в морском круизе на «К. Е.-2»^[24]. Но первым делом желаю посмотреть справку, где отчетливо сказано, что весь корабль вычищен от перьев и пылевых клещей. Сколько бы времени это ни заняло – я все равно сто лет буду копить деньжищи. Далее хочу, чтобы «К. Е.-2» поместили в сухой док и там переоборудовали для полного удобства котов. Желаю взять с собой Вербу, Чернушку и Кыша. У меня отпуска не было девять лет. А у них – вообще никогда, если не считать неделю на передержке у ветеринаров, пока я прошлым июлем лежал в больнице.

Пусть снесут все переборки по всему судну. Сколько-то пилерсов можно оставить, если надо, потому что иначе судно, вероятно, схлопнется.

Следом пусть за дело возьмется бригада ландшафтных садовников и воспроизведет окрестности моего дома. Можно свериться с землемерными картами всех садиков у меня по соседству и превратить «К. Е.-2» по всей длине в безупречную копию. Чернушка, Верба и Кыш привыкли бродить по садовым стенам и просачиваться сквозь живые изгороди, и без всего этого круиз по Средиземному морю им будет не в радость. Верба и Кыш – убежденные волокиты. Очень важная часть их верований – оставлять творческие манифесты на деревьях и кустах, поэтому нам бы миллионы единиц этого добра вдоль всей главной палубы.

Не возражаю против других пассажиров на судне, но хочу, чтобы персонал «К. Е.-2» тщательно и заранее всех проверил. В идеале пусть бы платили за свой билет «Вискасом с тунцом». Если они хоть самую малость против блох или аромата Кыша, тогда желательно, чтоб отправились они автопаромом на денек на Холихед^[25]или куда-нибудь еще в этом роде.

Не составит почти никакого труда разобрать у меня в доме гладильный чулан и пересобрать его на борту. Когда мои коты отчего-нибудь перепуганы, они прячутся там. Однажды я провел два очень изматывающих дня, преодолевая Бискайский залив, и подобной травмы от шторма не пожелаю никому. А потому хотел бы иметь возможность открыть дверь в гладильный чулан и сказать: «Ну что, котики, в ближайшие два дня будет лихо, давайте-ка прячьтесь». А может, и сам к ним примкну.

Собираюсь зайти в какое-нибудь дублинское турагентство и узнать предварительные расценки. Думаю, подамся к Рею Триси^[26]. Хоть отвлечется от всей этой суматохи с американской визой.

Не очень-то живенькие видеозаписи отпусков в наши дни

В своих видеозаписях, сделанных в отпуске, людям хочется действия и движения. Вот почему один отпускник держит видеокамеру, а спутник отпускника ходит туда-сюда мимо всякого разного. Если это знаменитый исторический памятник, спутнику полагается остановиться, вскинуть голову и показать вверх. «Так, Марта… Давай ты пройдешь мимо Эйфелевой башни… не торопясь только… примерно с той же скоростью, с какой мимо Букингемского дворца». Марта знает толк в неторопливости. Не начинает идти, пока Вернон не крикнет: «Пошла, Марта, пошла!» Тем временем он ловит в видоискатель верхушку башни. Вернон понимает, что съемкам Марты, идущей мимо знаменитых исторических памятников, не хватает драматизма. Вот зачем сперва ведет камеру с самого верха до низа. Он знает: это создает неимоверное напряжение. Семья будет сиживать зимой дома, увлеченно трепеща. «Божечки, интересно, кого же там папа обнаружит у подножья Пизанской башни?»

Марта уже успела прогуляться мимо всех мало-мальски знаменитых исторических памятников от Бостона до Бомбея. По команде: «Так, замерла, посмотрела вверх, показала!» – она выполняет все три действия в правильном порядке. А еще она постояла рядом с ошеломительной всякой всячиной в Лондоне, а также с полицейским, с папскими гвардейцами и с французской жандармерией. Разыскивают они и лошадей в старом городе. «Так, Марта, я уже отснял ее от хвоста до морды. Пошла! Ага… отлично. Теперь стой, показывай, гладь по голове». А вот в Риме Марта уперлась. «Хоспидя, Вернон, надоело мне ходить мимо того-сего и показывать куда-то. Может, для разнообразия что-нибудь другое придумаем?» Это знаменует точку в их отпускных видеосъемках, когда Марта начинает выходить из разных мест. «Так, Марта, давай ты выйдешь из Ватикана. Просто выходи из вестибюля… ага. Отсчитай обратно от двадцати до одного – я за это время проведу камерой сверху до низу. А затем иди». Во всякую минуту за лето бесчисленные Марты замирают в знаменитых вестибюлях и отсчитывают обратно. Тем временем их мужья наставляют видеокамеру на кровлю. Марта идет к туристическим автобусам, останавливается, заносит ногу на нижнюю ступеньку, поворачивается и машет. Приближается к уличным музыкантам, делает вид, что бросает монетку в гитарный кофр, встает рядом, слушает. Марте не терпится вернуться домой. Целый славный год не придется ей ходить мимо чего бы то ни было знаменитого или показывать на его вершину.

Триллион-то ладно, но что такое мульярд?

Тут один сказал, что понятия не имеет. «Триллион? У меня не спрашивай, Пат. Что такое миллиард, я тебе скажу, будь спокоен… Но триллион… это не ко мне». И для меня это что-то новенькое. Я только-только сжился с миллиардом. Прорва народу сказала мне то же самое. Они и сами только-только начали осваиваться. «Ой, да конечно это будет стоить, может, пару миллиардов или около того… пустяки».

Ведущий теленовостей наскочил на меня с этим на прошлой неделе. Сказал, что Россия хочет взять в долг что-то вроде семи триллионов. У меня даже умозрительной картинки не складывается. Сколько же это чемоданов, набитых деньгами? Или речь о целых комнатах? Сколько это комнат, заполненных до потолка? Миллион больше не канает. Его в Лото можно выиграть хоть завтра, а Тони Каскарино^[27]вам все равно не по карману. Нет уж, спасибо, миллион не стоит и бумаги-то, на которой напечатан. Уж точно столько и нужно, чтобы соорудить Театру Аббатства^[28]новый фасад.

Читал я про одну птицу высокого полета в Америке – он обнищал до последних трех миллионов, и мне, по чести сказать, жалко этого парня. Ловлю себя на мысли: «Боже храни его. Перебивается, как и все мы тут, с хлеба на воду». Читал, что ему пришлось продать свой личный самолет и два-три особняка, и поймал себя за руку, чтоб не послать человеку фунт-другой – дать перекантоваться, пока все опять не наладится.

Знаю, что будет дальше. Начнут потихоньку внедрять триллион. Годика два-три – вы и глазом не моргнете. «Слыхал, тут одна штука в Саудовской Аравии стоит пару триллиончиков или вроде того… плюс-минус миллион. Ну, сам понимаешь… э… еще две пинты и одну маленькую сюда, Джерри».

Буду скучать по миллиону. Я вроде как привык к тому, что компании теряют по семь-восемь их ежегодно. «Желаем сообщить о торговых потерях в восемь миллионов фунтов по нашим зарубежным операциям за прошлый год. Однако наши потери за год до этого составили десять миллионов, и таким образом наш текущий убыток на самом деле представляет чистую прибыль в два миллиона». Если б вы так упражняли арифметику в школе, оказывались бы на принимающем конце учительского ремня.

Моя первая работа в страховании сводилась к тому, чтобы следить за мелкой наличностью. Пять фунтов в зеленой жестяной коробке. Меня чуть не уволили, когда сумма в кассе не сошлась на четыре пенса в минус. Не понимаю, чего я беспокоился. Нынче можно в перерыве на обед потерять пару миллионов. Помяните мое слово: дальше – мульярд.

Разговоры с ридикюлем

Похоже, нынче едва отложишь на секундочку свой ридикюль, как его ищи свищи. Многие женщины рассказывают мне о воровстве в пабах и ресторанах. И я им отвечаю, что пришло самое время для нового революционного орущего ридикюля.

Идея – проще некуда. Ваш ридикюль электронно запрограммирован откликаться и распознавать ваши прикосновения. Даже если вы к нему кончиком пальца притронулись, он прошепчет успокаивающе: «Ни о чем не волнуйся. Я знаю, это ты». Если же кто угодно другой наложит лапу на вашу сумочку, она вжарит первые аккорды из увертюры «1812 год», а затем завопит на полной громкости: «ЧУ! ЭГЕГЕЙ! ПРОЧЬ РУКИ ВОРОВСКИЕ ОТ МЕНЯ, О ГНУСНЫЙ ЛИХОДЕЙ!» Явно сработает. Никто в своем уме не станет удирать с ридикюлем, орущим: «О БОГИ! МЕНЯ ОГРАБИЛИ! ЗОВИТЕ ЖЕ ИЩЕЕК С БОУ-СТРИТ!»^[29]