Цитаты из книги «Объясняя религию»

Страдающие более редким расстройством, известным как синдром Капгра, узнают лица (и идентифицируют человека), и их система досье извлекает относящуюся к делу информацию, но временами дает сбои. У обладателя этого синдрома возникает сильное интуитивное ощущение, что человек, с которым он взаимодействует, не настоящий. Ощущение может быть настолько сильным, что больные начинают подозревать, будто «настоящего» похитили инопланетяне, в него вселился дух, его клонировали или заменили на близнеца и т.п. Все индикаторы — такие, как лицо (и другие соответствующие сигналы: например, голос), — свидетельствуют о том, что этого человека нужно распознавать как XYZ, но система досье не дает четкого ответа, кто он. Причина сбоя, возможно, кроется в том, что в этой системе активируются две подсистемы: одна просто хранит факты о человеке, с которым мы имеем дело, другая связывает с определенными досье эмоциональный отклик. Патология может возникать из-за того, что при отсутствии эмоцио­нального отклика система досье не принимает идентификацию, предоставленную системой распознавания лиц. (Кстати, синдром Капгра может проявляться и по отношению к домашним животным, демонстрируя тем самым, что система досье и ее связи с эмоциональным откликом настроены не столько на людей, сколько на живые существа, которые сознание воспринимает как индивидуальности.) При крайних проявлениях этого расстройства больным кажется ненастоящим все их окружение, в результате чего они начинают подозревать, будто уже умерли18.

Производя умозаключения на основе разных сигналов и выдавая предположения относительно разных свойств человека или животного, специализированные системы обмениваются данными между собой. Этот взаимообмен требует, чтобы информация была связной и последовательной. В частности, если система распознавания лиц сообщает, что человек нам знаком, система досье пытается отыскать у себя соответствующие данные. Если система распознавания живых существ утверждает, что человек движется целенаправленно, система интуитивной психологии должна сделать выводы о его целях на основе доступных нам сведений. То есть информация от одной системы помогает скорректировать или настроить другие. Если система досье говорит, что такой-то любит поесть, его попытка с порога прорваться на кухню сразу же интерпретируется с точки зрения цели (добраться до холодильника) и его когнитивных представлений (надежда, что в холодильнике найдется что-нибудь вкусное).

Другой признак распределения обязанностей между системами логического вывода — чувство вины, которым так часто сопровождаются похороны. Почему оно одолевает нас, когда мы хороним родных? Сразу и не скажешь. Может быть, стоит взглянуть на него с точки зрения расхождения между когнитивными системами. Избавление от трупа диктуется системами сознания, для которых это логично, поскольку мертвое тело воспринимается как неодушевленный объект (система распознавания живых существ) и источник опасности (система защиты от заражения, система избегания хищников). В то же время избавление от трупа предполагает взаимодействие с человеком, который, согласно данным системы досье, еще с нами и никуда не делся.

Первая система логического вывода, формирующая наши интуитивные представления о человеке, — система интуитивной психологии. При взаимодействии с людьми мы опираемся на данные об их восприятии, сообщенные нам этой системой. То есть она автоматически создает описание того, как воспринимается происходящее другими участниками взаимодействия. Кроме того, она рассчитывает, какие выводы они, скорее всего, сделают из происходящего, из сказанного нами и т.д.

что я отдельная личность, и это отличает меня от остальных людей, и что у меня есть тело, которое тоже отличается от других. А значит, человек складывается из разных составляющих — жизнь, сознание, личные параметры. Потеря жизни превратит меня в труп, потеря сознания — в зомби, потеря тела — в призрак.

И действительно, Барретт обнаружил, что интуитивные представления детей о сюжетах, связанных с хищниками, выявляют более углубленное понимание смерти, чем приписывалось им прежде. Даже четырехлетние дети понимали, что в результате успешной охоты хищника 1) жертва больше не может двигаться; 2) больше не будет расти; 3) больше не обладает сознанием; 4) это необратимо. Иными словами, в этом ограниченном контексте у детей активируются именно те ожидания, которые у взрослых составляют понимание смерти15.

Если дети уже в возрасте трех-четырех лет обладают подобными интуитивными представлениями, почему же они приходят в такое замешательство, когда их спрашивают о смерти людей? В частности, их родственников? И почему даже взрослых теоретические вопросы о смерти ставят в тупик? Исследования Барретта подтверждают, что представления о смерти обрабатываются разными когнитивными системами, поэтому четко выявить их у детей можно, лишь заставив сосредоточиться на каком-то одном конкретном аспекте. То же самое относится и к взрослым. Чтобы разобраться в этом получше, нам придется затронуть еще одну важную грань понятия об умирании — связь с нашим подспудным представлением о том, что такое человек.

Связь между представлениями о смерти и о сверхъестественном часто воспринимается как вопрос метафизический, касающийся того, как человек рассматривает свое существование в целом. Однако понятия о смерти основаны в том числе и на представлениях о биологических процессах. Хороший способ оценить наше интуитивное понимание таких процессов — посмотреть, как они формируются у детей.

Поэтому было бы ошибочно усматривать излишний символизм или магическое мышление в этой почти универсальной тенденции к избеганию трупов. Система сознания, отвечающая за защиту от заражения, активируется не метафизической заразой, исходящей от мертвого тела, а самой непосредственной — источником опасных патогенов. Символическую и мистическую окраску избеганию придают озвучиваемые, эксплицитные объяснения («дурной дух», «нечистота»), которыми люди обосновывают отправные интуитивные умозаключения. Объяснения выглядят невнятными, что неудивительно, поскольку эксплицитная база, которую мы подводим под четкие интуитивные умозаключения, выданные «кухней» сознания, очень часто оказывается зыбкой. В силу особенностей эволюционного развития человек может прекрасно распознавать бесспорные источники заражения, но смутно представлять себе, почему он их избегает.

Заразой, исходящей от мертвецов, объясняется также, почему во многих регионах мира рытье могил и манипуляции с мертвым телом поручены особой, ритуально избегаемой и обычно презираемой касте. Такая картина характерна, например, для Западной Африки, где занимающиеся подобным делом считаются нечистыми, могут вступать в брак только внутри своей касты и должны избегать контакта с остальными. Эти же люди куют металл и лепят горшки (оба занятия тоже считаются недостойными), однако нечистыми и опасными их делает именно контакт с трупами. В Центральной Африке, где кузнецы похоронами не занимались, кузнечное ремесло считалось почетным.